Чернее черного

НАЙО МАРШ

ЧЕРНЕЕ ЧЕРНОГО

1

МИСТЕР УИПЛСТОУН

I

Пришло лето, настало утро, и благодать Господня лилась с небес, и в человецех благоволение, но мистера Самуэля Уиплстоуна это, похоже, не слишком устраивало. Он был как-то странно, по-глупому несчастен, став владельцем двух массивных серебряных блюд в стиле короля Георга и вместе с ними ещё множества других бесполезных прощальных подарков. Уход из Министерства иностранных дел Ее величества он воспринял на тот же манер, к которому успели привыкнуть его коллеги. В душе он давно уже смирился с тем, что не придется больше вставать в половине восьмого, мыться, бриться, и ровно в восемь завтракать, - не стоит впрочем перечислять все пункты его неизбежного повседневного ритуала. Он рад был выходу на пенсию, но сейчас ощущал настоящее отчаяние. Ему ничего не хотелось. Перед ним не было никакой цели. Жизнь кончилась.

К десяти часам надоевшая обыденность обжитой квартиры начинала действовать ему на нервы. Кроме того, своим присутствием он мешал уборщице, ежедневно приходившей в это время.

Он вдруг ошеломленно уяснил, что двадцать лет прожил в унылом, тесном, некрасивом и темном доме. До глубины души потрясенный этим неожиданным открытием, мистер Уиплстоун вышел в лондонскую жару. Десятиминутная прогулка в парке тоже настроения не поправила. Увернувшись от струй воды, бивших из фонтана с водопадом, он отметил несколько изысканно одетых всадников, обошел куртины розовых и желтых тюльпанов, под раздутыми ноздрями вздыбленных Эпштейновских лошадей вышел из парка и направился на Бэронсгейт.

Там его оглушила какофония часа пик, рев моторов машин, шоферы которых непрерывно переключали передачи и жали на газ. Старику пришло в голову, что ему самому теперь впору перейти на низшую скорость и терпеть на ней, пока не придет время последней остановки в каком-нибудь унылом закоулке. И там ждать, - если продолжать сравнение, - куда его оттащут. Картина получалась неприятная и его совсем не утешало, что это обычное явление.

Так он провел следующие четверть часа.

С западного конца Бэронсгейт можно было попасть на Каприкорн сквозь застекленный пассаж, слишком узкий для проезда машин. За поворотом на Каприкорн Мьюс и чуть дальше по той же стороне находилась Каприкорн Плейс. Он всегда проходил мимо, и проделал бы так и сейчас, если бы не маленькая исхудавшая кошечка. Та выскочила ему прямо под ноги и последовала за ним в пассаж, исчезнув в его дальнем конце. И тут же старик услышал, как завизжали шины и раздалось жалобное мяуканье.

Мистера Уиплстоуна это задело за живое. Таких вещей он не переносил и рад был бы поскорее исчезнуть и про все вообще забыть. Вместо этого, однако, он кинулся через пассаж на Каприкорн Мьюс.

Машина - какой-то грузовик - уже свернула на Каприкорн Плейс. Трое подростков перед гаражом пялились на кошку, которая как чернильное пятно распласталась на мостовой.

Один подошел поближе.

- Готова, - сказал он.

- Бедная кошечка, - фыркнул другой и все трое захихикали.

Первый ткнул кошку ногой, словно собираясь её перевернуть. К его удивлению та отчаянно задергала задними ногами. Парень вскрикнул, опустил ногу и протянул к ней руку.

Кошка тут же вскочила и отчаянно кинулась к мистеру Уиплстоуну, который тем временем остановился неподалеку.

Он решил, что это реакция на испуг или что кошка просто обезумела от боли или от страха. Она вдруг напружинилась и прыгнула ему на грудь, зарывшись в ткань пиджака тонкими коготками и - мистер Уиплстоун не поверил собственным ушам - довольно замурлыкала. Кто-то когда-то говорил ему, что умирающие кошки иногда мурлычут. Глаза у неё были синие-синие. Кончик хвоста на пару пальцев длины - белый, как снег, все же остальное - чернее черного.

Мистер Уиплстоун к кошкам был всегда неравнодушен.

В правой руке он держал зонтик, левой же рефлекторно прикрыл бедняжку. Та была чудовищно истощена, но теплая и вся дрожала.

- Одна из её девяти жизней накрылась, - заметил парень и все трое со смехом исчезли в гараже.

- Чтоб тебя перевернуло, - проворчал мистер Уиплстоун, который ругался весьма необычно.

Он неловко перевесил зонтик на левое предплечье, правой рукой поправил монокль и осмотрел исхудавшее тельце. Кошка замурлыкала ещё громче. Но когда он её коснулся, слабо пискнула.

Что с ней?

Да ничего. Рана вряд ли серьезная. Кошка, вероятно, жила где-то по-соседству, так что не потеряется - мистер Уиплстоун знал, что у кошек очень развит домашний инстинкт. Та тем временем просунула свою кругленькую головку под пиджак, а потом и под жилет, лапками ощупала его грудь. И старику стоило немалого труда оторвать её от себя.

Он поставил кошку на тротуар, ласково сказав:

- Иди домой.

Та все не отрывала от него глаз, задрав крошечную головку. Разинула розовый ротик, словно хотела мяукнуть, но не издала ни звука.

- Нет, - повторил он, - иди домой.

У кошки подобрались бока, словно она опять собиралась прыгнуть.

Повернувшись к ней спиной, он поспешно зашагал по Мьюс, едва не пустившись бегом.

Каприкорн Мьюс - маленькая тихая улочка с булыжной мостовой. Там поместились три гаража, коммерческое агенство, две дюжины небольших зданий в викторианском стиле, миниатюрное бистро и четыре магазинчика. Приближаясь к одному их них, к цветочной лавке, в стекле витрины он разглядел отражение домов на противоположной стороне улицы, себя и кошку, решительно шагавшую следом. Та снова замяукала.

Мистер Уиплстоун пришел в отчаяние и даже принялся в смятении размышлять, не позвонить ли в Лигу охраны животных, но тут прямо у него за спиной из гаража вырулил грузовик, проехал мимо, и когда он оглянулся снова, кошки уже не было - мистер Уиплстоун решил, что она испугалась шума.

Неподалеку от цветочной лавки, по другую сторону, к Мьюс выходила ещё одна улица. До глубины души взволнованный, мистер Уиплстоун зашагал в ту сторону.

Улица внушала уважение: красивая, солнечная, с видом на верхушки деревьев и купола базилики на Бэронсгейт. За коваными калитками нежились небольшие, тщательно ухоженные коттеджи, выстроенные в прошлом веке, с балконами и окнами, полными ярких цветов.