Страница 6 из 90
По половецкому обычаю, прежде чем приступить к серьезному разговору, устроили пиршество. Прямо в чистом поле, но не открытой снежной целине, а в специально установленном вместительном шатре, пол которого был устлан звериными шкурами и кошмами. А на достар-хане, нарядной скатерти, уже были расставлены угощения. И только насытившись, в том числе жирным пловом и бараньими мозгами, пода-ваемыми на серебряных блюдах — явной добыче разбойных набегов на византийские окраины, выпив изрядное количество греческого вина, приступили к тому, из-за чего и загорелся весь этот сыр-бор. Дело по-шло скоро, так как в сватовстве были заинтересованы все стороны, а разноязычие препоной не стала: почти все русские князья и бояре знали половецкую речь, половцы же со своей стороны прекрасно понимали и использовали русскую. Если же кому не доставало слов, то, разгорячен-ные выпитым вином и душевной обстановкой, дружески хлопали друг друга сальными руками по широким спинам, а то и обниматься норови-ли, как старые и закадычные друзья.
Глядя со стороны на эту идиллию, можно было бы подумать, что тут собрались самые близкие родственники и приятели. Но переяслав-ский князь, хоть и веселился вместе с остальными, про себя же думал иное: «Сейчас друзья, но повернись к ним спиной — вмиг нож между лопаток всадят! Зарежут и глазом не моргнут! — Но тут же справедливо-сти ради и о русских князьях, потомках Рюрика, то же самое мысленно дополнял: — Впрочем, а мы чем их лучше? Тоже готовы друг другу гор-ло перегрызть не только за лучший удел, как псы за кость, но и за кол-кое слово, и за косой взгляд».
К концу переговоров пришли к тому, что Владимир Всеволодович сосватал за сына своего Юрия дочь хана Аепы, внука Осенева, именем Утренний цветок, если говорить по-русски; а князь Олег взял за сына Святослава еще одну дочь Аепы, Ночную усладу, мать которой была из Григнева рода. У хана Аепы много было жен из разных половецких ро-дов, а дочерей у него было еще больше, чем жен. Впрочем, и сыновей, степных батыров[30], хватало.
Заключив договор, ударили по рукам, а чтобы союз между моло-дыми был крепче, русские князья одарили своих новых родственников кунами и серебром, шубами и оружием. Хан Аепа и его родственники в долгу не остались и одарили русских князей коврами и конскими табу-нами. А чтобы выданным замуж ханским дочерям не так было скучно в дороге и в чужом краю, целое посольство из братьев и ближайших род-ственников с ними в русские княжества отправили. Так княжичи Юрий Владимирович и Святослав Ольгович оказались женатыми на сестрах-половчанках, и случилось же это знаменательное для них событие две-надцатого января, ровно за неделю до Крещения Господнего.
ДЕЛА РАТНЫЕ
Много воды утекло в Десне с тех пор, когда в далекой Половецкой степи, на заснеженных берегах Хорола, третий сын Олега Святославича Черниговского, прозванного в народе за свои мытарства и неуживчивый характер Гориславичем, что близко по смыслу с горемыкой, был женат на юной половчанке, называемой Ночной усладой. Много чего за эти годы случилось на Святой Руси и в Великой Степи, которую русичи чаще всего называли то Дикой Степью, то Диким Полем.
Совсем взрослым мужчиной стал шестнадцатилетний Святослав Ольгович. Не узнать в высоком и статном сыне черниговского князя того двенадцатилетнего отрока, присмиревшего и притихшего, с инте-ресом во все очи рассматривавшего из-за отцовской спины, как чудо чудное, принаряженную в шелковые шальвары и платьица отроковицу, с черными, как вороново крыло, волосами, заплетенными в десятки тонких, похожих на степных змеек-веретениц, косичек. Не узнать и Ночной услады, сразу же по прибытии крещенной лично черниговским епископом, болезненным старцем Иоаном,[31] и получившей христианское имя Елена, в статной, по-русски одетой княжне. Нет больше в ее наряде серебряных монист[32], украшающих волосы и детскую шейку. Волосы, как и положено замужней женщине, спрятаны под шелковым повоем или, по-иному, убрусом[33], а монисты — в ларце. Только золотые колты[34] с изображением диковинных птиц и зверей по-прежнему покачиваются, мелодично позванивая, в мочках ушей. И не сразу разгля-дишь в этой женщине степнячку, разве что по гибкому стану да опущенным долу черным миндалинам глаз. Святослав и Елена давно уже познали друг друга и пьянящую радость супружеских утех, но ребеноч-ка Бог им пока что дарить не спешил, возможно, позволяя всласть на-сладиться юностью и любовью.
Несмотря на мудрость переяславского князя и на то, что орды хана Аепы и его родственников в набеги на землю Русскую не пускались, спокойствия не наступило. Нашлись другие половецкие ханы, которым богатства русских городов и весей не давали спокойно спать, и алчность гнала их вновь и вновь на русское порубежье.
Отражая очередной набег, в лето 6617 от Сотворения мира или в 1109 год от Рождества Христова воевода князя Владимира Переяслав-ского, Дмитрий Воронич, муж опытный, не раз побывавший в сечах со степными разбойниками, с конной дружиной ходил к реке Донцу. Одержал там победу и возвратился в Переяславль с полоном и знатной добычей. Однако это не помешало уже в следующем году половецким ханам Сугрову и Шурукану вновь тревожить окраины Киевского и Пе-реяславского княжеств. Тогда Святополк Изяславич Киевский, Влади-мир Всеволодович Переяславский и Давыд Святославич Черниговский с сыновьями и племянниками, соединясь, пошли на них, но, дойдя до Воиня, попали в такую лютую стужу, в такие гиблые метели, что мно-гих коней потеряли. И, чтобы самим не пропасть и не стать сытью для степных волков, поспешили возвратиться домой. Половцы же, более привычные к нраву зимней степи, пограбили окрестности Переяславля и дошли до Семи, где взяли город Тучин. После чего со многим полоном удалились к родным вежам.
Святослав Ольгович, которому шел уже семнадцатый годок, в этом злополучном походе участия не принимал, как, впрочем, и его отец, Олег Святославич, а потому, услышав в следующем году, что переяс-лавский князь сзывает князей к Долобск на съезд, чтобы договориться о совместном походе в Дикое Поле, засобирался.
Олег Святославич, которому что-то нездоровилось, видя сборы младшего сына, одобрительно подмигнул:
— Целой орды теперь, сын, как любил повторять переяславский князь перед вашими свадьбами, не завоюешь, но поратоборствовать пора пришла. Хватит за бабий подол держаться… пора и за рукоять ме-ча взяться!
— Так я… — зарделся лицом Святослав, желая доказать батюшке свою готовность к походу.
— Вижу и одобряю, — улыбнулся Олег Святославич. — Просто шучу. А шутка молодцу не в укор будет…
— Нашему полку прибыло, — поддержали отца братья Всеволод и Глеб. — Теперь, точно, половецким ханам не поздоровится: сам Аника-воин на них идет. От одного вида падут и пощады запросят, как пить дать…
Старшие братья были воинами бывалыми, побывавшими не в од-ном сражении, потому и позволяли себя снисходительное подшучива-ние над младшим. Да и выглядели они солидно, особенно Всеволод, самый старший, а потому любимый брат Святослава; у обоих курчави-лись золотистые бородки и топорщились такого же цвета усы.
В отличие от братьев и отца, супруга, подражая матери, не только радости по поводу сборов Святослава в поход не проявила, но, запеча-лившись, обронила полушепотом:
— Не ходил бы ты, любый, ясно солнышко мое в поход этот! Вдруг, не дай Господь, покалечат или, того хуже, убьют… Кто же тогда меня защитит?..
— Не убьют, — засмеялся Святослав, поведя наливающимися муж-ской силой плечами, которому слова супружницы о ее беззащитности перед окружающим миром очень понравились: хоть для кого-то он уже был опора и надежа. — Я от стрел вражеских и от мечей с копьями ма-тушкой заговорен еще с самого детства. Да и крест на мне животворя-щий, самим епископом подарен. А еще бронь у меня — ни одному мечу ее не пробить, не прорвать! Ее наш кузнец Демьян ковал, и он же древ-ний заговор на нее положил. Да такой силы, что и разрыв-травой его не сломить! Так-то.
30
Батыр — богатырь.
31
Епископ Иоанн — историческая личность, черниговский епископ, умерший в 1112 г.
32
Монисты — женские украшения из небольших серебряных монет, которыми чаще всего пользовались кочевники.
33
Повой, убрус — платок.
34
Колты — серьги