Святослав, князь курский

У братьев-то с детками было все в порядке. Даже у тихого по срав-нению с остальными братьями Глеба, и у того, как было сказано выше, было уже два сына: Изяслав и Ростислав.

Когда подошел срок рожать, то Елена опять подвела, родив девочку, хотя все ждали сына и так на это надеялись.

— Лиха беда — начало, — успокоил супругу Святослав. — Еще так расплодишься сыновьями, что только держись.

Та виновато улыбалась и тихо, безмолвно жалась к князю.

Пока великий князь усмирял полоцких, в Польше разбойные ватаги напали на русских купцов, шедших с товарами из Моравии. А тут еще и Литва на севере зашевелилась: что ни день, то в Киев приходили сообщения о все новых и новых набегах литовцев на окраины Псковской земли.

«Надо проучить и тех и других», — решил великий князь и послал гонцов ко всем русским князьям с приказом о немедленном сборе дружин.

Дружины собрались под Смоленском, от которого русские рати можно было быстро развернуть хоть на поляков, хоть на литовцев. В помощь Мономашичам пришли со своими дружинами и черниговские князья Ольговичи. Не остались в стороне и северские Давыдовичи. Рать собралась такая, что никакому ворогу не позавидуешь.

В Польше, по-видимому, через доброхотов следили за действиями киевского князя, так как не успел Мстислав Владимирович, который лично возглавил все русское войско, собрать княжеский совет и решить, на кого первого идти, как прискакали на чуть ли не загнанных до смерти конях польские послы. Король Болеслав спешил принести извинения за действия разбойных людей и предлагал уладить дело миром.

— Миром — так миром, — не стал становиться в позу обиженного ребенка Мстислав. — Мы крови не жаждем. Все убытки купцов наших по-крыть! За нанесение обиды и оскорбления гостям торговым и Руси — согласно уложенному ранее ряду между нами — само собой отдельно возместить! И впредь принимать меры к охране торговых гостей по до-рогам Польши!

— Король согласен! — обрадовались послы, видя, какое огромное войско находится под рукой киевского князя. — Король согласен!

— Тогда скачите в Краков к брату моему любезному, королю Боле-славу, и порадуйте его миром. Коней вам я прикажу дать свежих.

Обрадованные успешно выполненной миссией, послы в тот же день, даже не отдохнув, поскакали к своему королю, а русские рати по-вернули в сторону Литвы. Литовцы не ждали, а потому порубежные их городки и веси были захвачены почти без сопротивления.

Но не многотысячный литовский полон, ни собранная во время по-хода дань стали важным моментом, на который обратили внимание рус-ские летописцы, а слух о том, что великая княгиня Любава, пользуясь отсутствием в Киеве князя, пустилась во все тяжкие и чуть ли не еже-дневно наставляет Мстиславу рога с его тиуном Прошкой. Как просо-чился столь соромный для великокняжеских ушей слух в лесные дебри, сказать точно не смог бы никто, но подозрение пало на княжеского ев-нуха Гермогена, недавно прибывшего к князю с посланием посадника Путяты.

Доброхоты постарались — и князь Мстислав Владимирович вскоре во всей красе был ознакомлен с «художествами» женушки.

«Вот взбеленится», — усмехались в окладистые бороды князья да бояре. Только они плохо знали своего великого князя. Не взбеленился Мстислав, не взъярился. Приказал только собрать в свой шатер всех князей, воевод и старшую дружину, и когда те собрались, объявил:

«Есть слух, что моя благоверная княгиня будто бы в грех плотский с тиуном впала… Так вот, чтобы не было каких-либо кривотолков по этому поводу, хочу вам сказать следующее. Когда я был молод и жил с Кристиной, меня любившей больше самой жизни, то я по молодости лет, был не скуп на ласки к чужим женам. Но Кристина, будучи от при-роды женщиной умной, делала вид, что про те грехи мои ничего не зна-ет, и с особым почтением этих женок в тереме привечала. Теперь же я стар, и любовные утехи меня прельщают меньше, чем дела государст-венные. Моя новая супруга Любава если уже не юная женка, то еще довольно молода. Кровь у нее еще не отбродила, а потому она могла учинить что-то непристойное княгини. — Князья, воеводы и бояре-дружина смущенно молчали, не смея перебить великого князя, а тот меж тем продолжил: — Однако даже если Любава и совершила что-то недостойное, о чем мы точно не знаем, то в том судить ее не мне и, уж тем более, не вам, а только Богу. Поэтому я откровенен с вами и гово-рю, что если тут нет безумных слухи продолжать распространять, то придержите язык за зубами. Он вам всем еще может пригодиться. — Тут от добродушия князя и следа не осталось, его голос и слова были полны угрозы. Угрозы явственной и открытой. — Если же есть безумные, то напоминаю, что меч лучше всех лекарств лечит от любых болезней, в том числе и от безумства, — продолжил с прежней угрозой великий князь. Впрочем, закончил речь свою он довольно миролюбиво: — Теперь же можете идти в свои дружины и заниматься насущными делами».

С княжеского совета все расходились молча: знали, что Мстислав слов на ветер не бросает. К тому же каждый подумал: а не наставляет ли и ему рога собственная женушка с каким-нибудь тиуном, а то и просто с конюхом. То, что княгини, пользуясь отсутствием мужей, часто нахо-дящихся во всевозможных походах, погуливают да блуду предаются, ни для кого не было секретом, но как-то огласке не придавалось. С невер-ными женами каждый поступал по-своему: кто-то тихо прощал, кто-то бил безжалостным боем, а большинство под благовидным предлогом сплавляли в монастырь, чтобы тут же обзавестись новой. Можно было, конечно, уличив супругу в прелюбодеянии, предать дело огласке, что-бы, осудив, по-старинному обычаю зашить изменщицу живьем в кожа-ный мешок вместе с собакой и кошкой да и бросить в ближайший омут на радость водяному. Но такого уже со времен княгини Ольги на Руси не бывало.

Как и следовало ожидать, после «напутственного» слова Мстисла-ва слухи враз смолкли. И вообще стало не до них, когда конные разъез-ды, высылаемые для охранения рати вперед, однажды после ночного привала вдруг сообщили, что обнаружили евнуха Гермогена с литов-ской стрелой в шее. И это-то на полпути между Новгородом и Смолен-ском, куда литовцы отродясь еще не забирались!

«Вот и выходит, что Мстислав слов своих на ветер не бросает, — подумал Святослав Ольгович, младшая дружина которого в ту седмицу несла охрану всего русского воинства как во время марша, так и во вре-мя отдыха, а потому «честь» обнаружения трупа евнуха выпала именно ей. — Хоть и говорят, что язык до Киева доведет, но еще вернее, что язык может на встречу с Господом Богом раньше срока привести. И что теперь делать?»

По Русской Правде необходимо было сразу же по обнаружении убийства старшему князю объявить сыск виновного. Старшим князем был Мстислав Владимирович, а это означало, что докладывать о слу-чившемся надо было Мстиславу. Хоть Святослав и спрашивал себя мысленно «что делать?» — ему ничего не оставалось делать, как доло-жить Мстиславу Владимировичу о происшествии, с чем он и отправил-ся к шатру великого князя.

— А ничего не делать, — выслушав Святослава, спокойно молвил великий князь. — Какой-нибудь беглый литовец, озлясь, нашего евнуха и подстрелил, чтобы тот по ночам не блуждал где не надо. Не будем же мы на всю ближайшую округу дикую виру налагать… в самом деле? Что же касается литовцев, так они и без того уже наказаны. Верно?

К какой части речи великого князя относился вопрос, заключенный в слове «верно» — то ли к тому, что не следует блуждать по ночам, то ли к тому, что литовцы и так уже наказаны, Святослав не понял. Однако поспешил поддакнуть:

— Верно.

А что еще должен был сказать Святослав? Что «неверно»?.. Про-исшествие же с убийством Гермогена было предано забвению.

Когда же черниговские князья уже находились дома, то случайно услышали, что киевский тиун Прошка за мзду и лихоимства, чинимые им с киевлянами в отсутствие князя, предстал пред княжеским судом и был сослан в Полоцк, к князю Изяславу, где и умер в заточении.