Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 90

Видя столь многочисленную рать и веря в скорую победу, Ярослав выпросил себе 7000 всадников, чтобы с ними поспешить к городу Вла-димиру, где находился Андрей Владимирович, младший сын Владимира Мономаха, которому исполнилось только двадцать один год. За свой спокойный нрав и беззлобный характер он был назван в народе Добрым. Однако надеждам Ярослава сбыться было не суждено, так как князь Андрей, хоть нравом был тих, да сердцем крепок. Имея пример отца, он не сидел спустя рукава, а ежедневно укреплял город. Поэтому Влади-мир Волынский взять на щит было не так-то просто.

Поняв, что града взять с ходу приступом не удастся, Ярослав раз-делив свое войско, взял его в окружение, чтобы дождаться прибытия основных сил. Однако Андрей Владимирович не замедлил этим вос-пользоваться. Он сделал со своей дружиной неожиданную вылазку и наголову разбил ту часть войска, что была с Ярославом. При этом Яро-слав был убит в сражении, а много знатных венгров и поляков было взято в плен и уведено в город.

Узнав о гибели Ярослава и подходе к Владимиру дружин великого князя, Коломан и Болеслав, послали к князю Андрею послов с предло-жением о перемирии, на что последний дал свое согласие, искренне считая, что любой мир лучше самой ничтожной войны. Киевский же князь Владимир Всеволодович, доведший свои дружины до реки Стиры, оповещенный о таком повороте дел, развернул полки домой, так что Святославу Ольговичу, находившемуся со своими дружинниками в вой-ске киевского князя, участвовать в сече на сей раз не довелось, что его немного расстроило. Получалось, что в очередной раз он напрасно бил свои и конские ноги.

«Не сожалей, князь, — успокоил его воевода Петр Ильин, — на наш век сеч еще хватит. Случится, что и рад бы от них избавиться, да они сами тебя и найдут, зашиби их Перун».

Воевода довольно часто к месту и не к месту упоминал языческих богов славян, то Перуна, то Велеса, то Стрибога, то Дажьбога. Иногда Сварога — главного языческого бога предков. Зато христианского Бога старался не упоминать всуе, здраво рассудив, что Богу этому суетность не нужна, и не только не нужна, но враждебна и раздражительна, чрева-та опасными последствиями. Не упоминал он и языческого Чернобога — властелина преисподней. «К чему князей тьмы трогать, — говаривал он по этому поводу, — лучше от греха подальше оставить их в покое. Народ как говорит: не буди лихо, пока оно тихо. Так-то…» Такая непосредст-венность старого отцовского вояки и ратоборца действовала подкупаю-ще, и Святослав с большим снисхождением относился ко всем настав-лениям и чудачествам этого человека.

Не успел Святослав Ольгович из похода на Волынь возвратиться, как в Чернигове умер Давыд Святославич. Похороны Давыда Чернигов-ского были не менее пышными, чем похороны князя Олега: из многих русских княжеств приехали в Чернигов родственники со своими чада-ми. Прибыл из далекой Тмутаракани и князь Ярослав Святославич, по-следний из всех братьев Святославичей, внуков Ярослава Мудрого. Прибыл не один, а со своими сыновьями: Святославом, Давыдом, Иго-рем и Ростиславом — двоюродными братьями Ольговичам и Давыдови-чам. Правда, вскоре после похорон дети Ярослава укатили назад, в Тму-таракань. Но это было «после», а пока Святослав, наблюдая такую кар-тину, хмурился: «Претендентов на княжеские уделы с каждым часом все больше и больше». Ярославичи, находясь и в Тмутаракани, все рав-но бы претендовали на уделы, но так как их видно не было за той да-лью, которая разделяла княжества Черниговское и Тмутараканское, то об этом как-то не думалось. А вот увидел — и пришло на ум.

Похоронив Давыда Святославича в стенах Спасо-Преображенского монастыря, построенного когда-то братом Ярослава Мудрого, Мстисла-вом Удалым, Ольговичи, Давыдовичи и Ярослав Святославич со своими сыновьями собрались на семейный совет, чтобы решить, как жить всему семейству дальше. Собрались, как и подобает тому, в малой гридницкой главного княжеского терема, где обычно черниговские князья держали советы или же встречали послов и гостей. Помещение гридницкой было просторно и светло: многочисленные стрельчатые окна выходили свои-ми остекленными ликами на три стороны света, только полуночная сте-на гридницы примыкала к сеням и переходам дворца, а потому имела только входные двери. На всех стенах, покрытых коврами, между окон-ными проемами чуть ли не до самого потолка было развешано всевоз-можное оружие, как трофеи, добытые черниговскими князьями в бою, так подарки от половецких ханов, польских и венгерских королей, ви-зантийских императоров. Было тут и оружие, искусно сработанное ме-стными кузнецами. Центральное место занимали большой лук и огром-ный щит, которые, согласно старому преданию, принадлежали самому Мстиславу Удалому. Но так оно было на самом деле или иначе, точно никто уже из всех потомков Ярослава Мудрого о том не знал. Вдоль стен тянулись дубовые лавки, а в красном углу, с иконостасом из десят-ка различных икон и еле тлевшей лампадкой, стояло княжеское кресло. В кресле на этот раз восседал Ярослав Святославич.

— Все должно оставаться так, как было при отце нашем и при братьях моих, — заявил Ярослав, обведя взором племянников и сыновей. — Не будем делить на уделы землю Черниговскую, не будем сеять семе-на розни и вражды между нами. Будем жить по завету, данному Яросла-вом Мудрым…

— Но ведь этот завет не мешает нашему роду иметь и Тмутаракан-ское княжество, — заметил, дождавшись паузы в речи Ярослава, Всево-лод Святославич. — А оно-то стоит особняком. Самостоятельным явля-ется. Так почему не могут быть другие?..

— Действительно, — поддержали его родные братья и оба Давыдо-вича, Владимир и Изяслав, тогда как Николай Святоша, покинувший на время свой монастырь и находившийся в Чернигове, лишь укоризненно покачал головой, явно не одобряя замечания Всеволода.

— Так почему же нам не договориться о распределении городов между нами, — довольный поддержкой братьев продолжил Всеволод Святославич. — Ты, князь Ярослав Святославич, будешь нам всем в ме-сто отца… мы же — твоими руками и глазами во всех городах земли на-шей. Да к тому же и пример великого князя киевского имеется: по всем городам рассадил своих сыновей и внуков, словно паук паутиной всю Русь оплетает.

Казалось, Всеволод говорил вполне разумное и приемлемое, но Ярослав Святославич остался при прежнем мнении.

— Вы, дорогие племянники мои, не должны путать божий дар с яичницей! Тмутаракань — она и есть Тмутаракань… отсеченная земля Русская на краю ойкумены…[73] так уж исстари сложилось. И не надо забывать, что теперь между Тмутараканью и остальной землей Русской половецкие вежи, — задумчиво, с внутренним огорчением произнес он, возвращаясь к основному вопросу. — Без поклона половецким ханам из него на Русь и не доберешься. Да и греки, точнее купцы греческие, там так все оплели своей паутиной, что Тмутаракань уже скорее не княже-ство русское, а заморская провинция византийского императора Сколь-ко мы сможем удерживать ее в своих руках, только один Бог знает… Так что грады делить не стоит. Как только станем делить грады между собой, так и начнутся разногласия и междоусобия… Кто-то обязательно посчитает себя обойденным и ущемленным, а потому потребует боль-шего… А то, не дай Бог, даже не потребует, но войной пойдет… И то, что великий князь раздает в уделы города, — поморщившись, как от зуб-ной боли, продолжил он, повысив для убедительности голос, — ни к че-му хорошему не ведет. Не успел дать города, как уже образовались княжества: Псковское, Владимирское на Волыни, Перемышльское и Теребовльское, Ростовское… Я думаю, что не пройдет и четверть века, как князья этих княжеств между собой все перессорятся и передерутся, забыв о кровном родстве…

В словах Ярослава Святославича был резон, его понимали, но при-нимать не желали. Как не желал понимать и принимать доводы стрыя Святослав Ольгович, давно мечтавший о собственном уделе, где он был бы сам себе государь и владыка, творящий суд и право. Ведь ему уже шел тридцать третий год, а он по-прежнему был только на подхвате. То у отца, то у великого князя, то вот у стрыев своих. Однако, услышав о плачевных делах в Тмутараканском княжестве, он не удержался от во-проса:

73

Ойкумена — у древних славян понятие, обозначающее край земли.