Следствием установлено

— Хорошо, — отозвался Паромов, поднимаясь по ступеням лестничного марша.

Начальник СО УВД города Курска, подполковник милиции Озеров Юрий Владимирович, всегда такой уравновешенный и спокойный, на этот раз явно был выведен из себя. Не только телефонная мембрана, но сама трубка дрожали от его крика.

— Ты, что там творишь, майор?! Вы там с начальником своим что ли с ума посходили, подпав под массовый гипноз?!! Зачем столько выходцев с Кавказа ни с того, ни с сего в ИВС, СИЗО и спецприемник позакрывали? Зачем, я тебя спрашиваю?

— Дело о мошенничестве расследую… — стал было докладывать Паромов.

— Про дело я знаю, но зачем так грубо? Вы там, в своем гребаном отделе, сидите и не знаете, что кавказские диаспоры митинг на Красной площади пытаются устроить. Губернатор из себя выходит, начальник УВД лютует. С меня скоро шкуру сдирать начнут. Требуют, чтобы немедленно всех освободили.

— Точно всех? — перебил коварным вопросом начальника Паромов, начиная также заводиться и собираясь, если Озеров не прекратит его шельмовать, предложить тому забрать дело и делать с ним и с его фигурантами что угодно.

Крик Озерова стих.

— Тех, кто не причастен к мошенничеству, — уже более спокойным голосом уточнил начальник СО УВД города. — Нам этнические эксцессы не нужны. Тем более, в преддверии очередных выборов…

Паромов молчал, не возражая. Он понимал, что любые возражения лишь «подстегнут» ярость начальника, а так… так все утрясется. Он молча удивлялся взаимовыручке горцев. Не успели потревожить их осиное гнездо — а они уже демонстрациями угрожают. «На куриных правах тут находятся — и на тебе! — размышлял он. — Наши, русские, на такое вряд ли отважатся… слишком терпения много. А эти, бывшие «младшие братья», терпением не запасаются. Все на арапа взять норовят. Если не мытьем, то катаньем… Обнаглели вконец. И начальнички наши тоже хороши — ишь ты, не любят, чтобы у них под окнами митинговали. Спокойствия желают. Одни вот так уже «отсиживались» в спо-койствии и благодушии, пока власть из-под жирных задниц сама не ушла. Но урок не пошел впрок, эти также хотят спокойствия…».

И действительно через минуту Озеров уже спокойным и деловым голосом, как умел это всегда делать, выяснял ход расследования дела.

— Круг виновных лиц уже установлен, — стал докладывать Паромов. — Однако пока не задержаны Шаматава Зифрид и Квирая Оскар. Следствие располагает пока что непроверенными данными, что Квирая «сделал ноги» в Грузию и сейчас отирается в Тбилиси. К себе в Абхазию ни он, ни другие грузины, что Курск наводнили, ехать не отважится: слишком много они там крови абхазской пролили. Есть данные, что Зифрид Карлович пока по Курску бегает.

— Этот Шаматава немец что ли? Имя и отчество немецкие…

— Паспорт не видел, но говорят, что грузин или мегрел…

— А-а-а… — протянул Озеров, видно, что-то сопоставляя в уме, и тут же поинтересовался как дело выглядит. — Хоть страниц с полсотни наберется?

— К двумстам приближается, — с ноткой горделивости в голосе ответил Паромов, нисколько не покривив истиной. Уголовное дело действительно пухло на глазах.

— Привези завтра, посмотрим. Надо что-то решать с экстрадицией Квирая. И не злобствуйте там, работайте поаккуратнее, в рамках закона. А с руководством УВД я все утрясу сам.

Совсем иначе состоялся разговор в этот вечер с главбухом фирмы «Слово и дело» Козаченко Валентиной, ставшей Паромову за время следствия просто Валей и Козочкой.

— Следователь, ты еще живой? Подследственные тебя еще до конца не доконали? — позвонила она ровно в 18 часов, по-видимому, возвратившись с работы домой.

— Живой, — прикинулся бодрячком Паромов.

— Тогда есть предложение…

— Какое?

— Ужин при свечах. Устраивает?

— Вполне, только попозже, часиков так в девятна-дцать…

— О, кей! Адрес, случаем, не подзабыл? — засмеялась она многозначительно.

— Всегда под руками, — имея в виду уголовное дело, в котором, как в своеобразном банке данных были сконцентрированы фамилии и адреса всех фигурантов, заверил Паромов, предвкушая романтическую встречу.

— Так я жду…

— Жди!

С Козочкой, как называл Паромов ласково свое новое увлечение (производное от фамилии пассии), было просто и для души отрадно. Никаких планов она в отношении следователя не строила — просто не упускала случай повеселить тело и душу. Ее легкий и веселый нрав, сексуальная раскрепощенность помогали полностью снимать весь груз забот и переживаний, накопившийся за день. Кроме всего прочего — это был источник информации о внутренних проблемах фирмы и основного предприятия.

Судьба Козаченко Валентины была схожа с судьбами многих ее сверстниц. Единственный ребенок в семье, заласканный и избалованный любящей мамашей. Городская школа-десятилетка, первая любовь и первые нежные поцелуи одноклассников в ночном подъезде или на лавочке в беседке детского садика. Возбужденное и жаркое сопение кавалеров, уже не довольствовавшихся одними поцелуями, а пытавшихся забраться не только под кофточку и бюстгальтер, что вполне было допустимо и приветствовалось в среде городских девиц-подростков, но и в трусики, что уже «перехлестывало» через край и вызывало ее жестокий отпор, хотя все тело ныло и исходило сладкой истомой. После школы был институт, экономический факультет СХИ, студенческое побратимство, сессии, зачеты, первый «трудовой» семестр на уборке сельхозпродукции, в основном, сахарной свеклы и картошки, в одном из отдаленных от областного центра колхозов; проживание всей группой в сельском клубе, временно переоборудованном в «гостиницу», где спали прямо на полу, накрытом толстым слоем соломы под огромным полотнищем брезента: парни в одном углу, девчата — в другом. И только тонкая фанерная перегородка отделяла разнополых студенческих особей друг от друга. Села, в которых приходилось трудиться их группе, как уже говорилось, были глухими и далекими не только от областного центра, но и от районных городков. Однако это неудобство с лихвой компенсировалось великолепной природой, особенно в ночное время, что в свою очередь вызывало размягчение девичьих душ.

В один из таких трудовых семестров на берегу ти-хоструйной реки, в душистом стоге сена она отдалась «увивавшемуся» за ней однокурснику и забеременела, или, как говорили уже тогда, «подзалетела». Однокурсник Костя, как того и стоило ожидать, любил кататься, но семейные саночки таскать не желал. Пришлось сделать аборт. На последнем курсе института скорое замужество, рождение ребенка. Но муж вскоре запил, и брак распался. Хорошо, что хоть двухкомнатная кооперативная квартира, купленная ей родителями, осталась за ней, да в «Курскглавснабсбыте», куда после института она устроилась работать бухгалтером, с работой все ладилось. За ребенком присматривала мать. Потому и жила Козаченко вольной птахой: с кем хотела, с тем и спала, кого хотела, того и любила.

Вот такова вкратце была биография и судьба очередной и временной пассии старшего следователя ОМ-6 УВД города Курска.

Во всех разведках и спецслужбах мира с самых древних времен известно, что самые ценные информаторы — это любовницы. Так чего не совмещать приятное с полезным?!! И Паромов, как бы не показалось это на первый взгляд циничным и недостойным стража закона и порядка, совмещал полезное с приятным.

Прошел месяц. Прошел не просто месяц, не просто определенный отрезок времени, а целый период всевоз-можных событий, напряженного труда и редких часов отдыха. В том числе 6 апреля все следователи ОМ-6 отметили очередную годовщину образования предварительного следствия в системе МВД.

Как всегда на высоте оказался начальник СО майор юстиции Махов Виктор Дмитриевич, который не просто, как все остальное руководство, поздравил своих подчиненных с профессиональным праздником, но и организовал небольшой «вечерок» в расположенном неподалеку, в одном из зданий общежития СПТУ-14, баре «Север», с хозяином которого у него завязались приятельские отношения по случаю оказания помощи в некоторой юридической консультации конфиденциального характера.