Страница 27 из 54
— Хахалем, что ли, — нагловато ухмыльнулась Ната-лья.
— Можно и так сказать…
— Был. Ну и что… Я баба еще молодая, а он, несмотря на то, что хром, мужик был, каких поискать… Да и хромота в этом деле не помеха, — засмеялась с веселой дерзостью она, — если то, что у мужика между ног не хромает.
— Веселая вы, однако, — констатировал Паромов, — и, вижу, шустрая. Не промах…
— А то…
— Вот я и мыслю, что успели вы, Наталья, на досуге не только в его кошелек заглянуть, но и в паспорт. Верно?
— А ты, мент, откуда это знаешь? — Оказалась слегка озадаченной Наталья.
— Так каждую птицу по полету видать! Одна, как квочка, дальше своего носа не видит, другая — жар-птицей летает…
— Угадал, заглянула, — не стала отнекиваться Наталья, — и даже для себя на листок переписала.
Она подошла к видавшему виды шифоньеру, и покопалась среди полок.
— Вот, — протянула она из ученической тетради, в клеточку, листок. — Тут все точно переписано. Сама переписывала…
— Вот и отлично, — принимая листок, проговорил Паромов. — Теперь только остается выполнить небольшие формальности: записать ваши показания, да изъять этот листок как вещественное доказательство.
— Дайте мне хоть копию с него снять, — попросила Наталья. — Вдруг, да пригодится… ведь жениться обещал, сволочь…
— Ну, это вряд ли, — усмехнулся следователь, — но копию снимите. Впрочем, как говорится, обещанного три года ждут. Может вам и повезет, лет так через десять и встретитесь снова, если, конечно, нам повезет, и мы его поймаем… или ему повезет, отбегать столько лет, находясь в розыске…
После этого Паромов прямо на коленях, положив на них свой старенький «дипломат», стал записывать показания Гололобовой Натальи Сергеевны — так полностью величали разбитную бабенку, — а та в это время быстро переписывала на чисты лист бумаги грузинский адрес своего, теперь уж точно бывшего, хахаля.
— Да не поймаете вы его, — окончив свою писанину, сказала Наталья. — Он уже в Грузии. Кому-то из своих земляков звонил, а те мне весточку передали.
— Ладно, жизнь покажет, — не очень уверенно ответил на последнюю реплику Паромов. Он понимал, что вопрос экстрадиции решается не так-то просто. Почти каждое государство обязуется перед своими гражданами не выдавать их другому государству. И не выдают…
Уголовное дело пухло, но, по большому счету, радикальных подвижек не было: главные фигуранты оставались на свободе. Это с одной стороны раздражало следователя, а с другой — успокаивало. Если будут задержаны подозреваемые, то при наличии фактически уже расследованного дела только допросить подозреваемых, предъявить им официальное обвинение, избрать меру пресечения да выполнить требования статей двухсотой и двести первой УПК — и направляй дело прокурору для утверждения обвинительного заключения. Так как вся работа уже была раньше сдела-на, и не придется искать и допрашивать свидетелей, назначать и проводить экспертизы, осматривать вещ-доки.
Когда Паромов с приданными ему в помощь сотрудниками милиции возвратился в отел милиции, там, несмотря на позднее время, его ждали: и Павлов, и Василенко, и Махов. Их интересовали результаты.
Результаты никого не обрадовали, особенно известие, что подозреваемый Квирая находится в Грузии.
— Не густо, — заметил настроенный скептически Василенко. — Хорошо, что хоть не наш бензин прокатали.
— Что смогли… — в тон ему ответил Паромов. — Мы не боги…
Дежурство в эти сутки выдалось на редкость спокойным, и до утра Паромова почти не беспокоили, обходясь силами участкового и оперативника. Утром Паромов сменился и убыл домой, приказав Кулешову продолжить работу с задержанными и содержащимися в ИВС подозреваемыми.
Когда через сутки Паромов вновь пришел в отдел, то встретившийся в фойе — видно, выходил подышать свежим воздухом — помощник оперативного дежурного ему доложил, что текущей ночью был задержан на квартире у старшего Шаматава Биндилиани Мираби, а Шаматава Зифрид успел скрыться.
— Биндилиани постоянно требует адвоката, — сообщил изрядно взъерошенный после ночного бдения помощник дежурного, прапорщик милиции Бутов. — Грозится голодовку объявить.
— Видать опыт в абхазской тюрьме не прошел даром, — ответил Паромов, помня о «приключениях» данного фигуранта, — если верить показаниям допрошенных земляков.
— Не понял? — Насторожился Бутов.
— А что тут понимать… — принялся пояснять Паромов. — Он участник военного конфликта в Абхазии, в абхазском плену побывал, и смог выжить. Теперь пытается и у нас вои порядки устанавливать, чтобы выжить… Впрочем, адвоката мы ему предоставим, а если будет нужно, то и переводчика. Но всему свое время… А пока пусть посидит, ничего с ним не случится.
— Да уж забрал бы ты его от нас, что ли, — попросил Бутов.
— Обожди чуток, браток, будет тебе и белка, будет и свисток. Дай хоть до кабинета дойти, раздеться, к работе приготовиться. Кстати, кто из оперативников уже на работе?
— Лукьянчиков Вадим да Андрей Сидоров. Это они под утро за Биндилиани и Шаматавой ездили.
— Вот и отлично. Скажи им по телефону, пусть ко мне зайдут, — попросил Паромов, направляясь к лестничному маршу, чтобы подняться к себе на второй этаж. — Надо же из «первых рук» узнать все обстоятель-ства засад и погонь.
Не успел он войти в свой кабинет и раздеться, как туда ввалились оперативники.
— Знаешь, друг, — поздоровавшись, сходу начал Лукьянчиков, — немного опростоволосились мы с Андрюхой. — Пока звонили да стучали в дверь сожительницы Шаматавы, он по балконам с третьего этажа ушел. Упустили… Но Биндилиани мы взяли. На квартире у отца Зифрида. Он там с женой живет. Без прописки.
— Сопротивлялся?
— Да, нет. Даже убегать от нас не пытался, как ни странно. Только предупредил, чтобы по голове его не били — она у него еще в абхазском плену пробита, да адвоката вызвали.
— А вы? — усмехнулся Паромов.
— Что — мы?
— Били? По голове…
— Ещё нет, — понял шутку следователя Сидоров, — но время покажет… Шучу, — тут же добавил он. — Зачем нам руки марать. Сам расколется…
— В мошенничестве сознается?
— Нет. Заявляет, что просто помогал брату жены — Шаматава Зифриду и его другу — Квирая, у которых якобы совместный бизнес.
— Позиция…
— Что? — Не понял Лукьянчиков.
— Говорю, неплохую позицию избрал для своей защиты: я — не я, и хата не моя; что говорили, то и делал. Не подкопаешься…
— Да ладно, вот возьмем в оборот — сразу запоет… — оскалился в улыбке начальник ОУР.
— Это уж вряд ли, — остался при своем мнении Паромов. — Земляки его характеризуют, как крепкий орешек, который оказался не по зубам даже абхазской контрразведке. А там, я думаю, умели языки развязывать… с противниками не миндальничали, в плохих и хороших полицейских не играли.
— Посмотрим… — не сдавался Лукьянчиков, когда его подчиненный Сидоров помалкивал.
— Ладно, — сменил тему старший следователь, — о Биндилиани достаточно. Расскажите лучше, что с задержанными Чавадзе и Несмеловой? Какие слухи от них и из-под них? Сегодня срок содержания в ИВС истекает, надо что-то решать с ними. Или задерживать до десяти суток, избрав меру пресечения в качестве содержания под стражей, или же отпускать, взяв в качестве меры пресечения подписку о невыезде.
— Да ничего хорошего, — скис начальник уголовного розыска. — Несмелова вообще разговаривать отказывается, а Чавадзе сознался лишь в том, что действительно на своем МАЗе отвез товар в Камыши и обещал показать нам гараж, где выгрузили похищенное. Мы и так уже его знаем… гараж тот.
— А другие?
— То же самое…
— Да, не густо, как любит повторять ваш шеф Василенко. Про квартиры… и задержание на одной из них Шаматавы я и сам уже знаю. Везде «голый вассер» получили, — не удержался от подковырки в адрес не очень-то расторопных сыщиков Паромов. — А еще в гараже пустом побывали… Так что не густо.