Страница 10 из 115
Глаза королевы Нантусвель, казалось, излучали лунное сияние. В темно-зеленых очах Тагдала сверкал совсем иной огонь.
- Да, теперь она послала меня, - невозмутимо ответила Элизабет. - Но в нашем мире дары богов часто имеют обратную сторону. Ведь вы меня совсем не знаете, король Тагдал.
- У нас еще будет время ближе узнать друг друга, дражайшая Элизабет! Для начала, чтобы усвоить наш образ жизни, ты встретишься с наиболее благородной из нас, с ясновидящей Бредой, Супругой Корабля, двуликой поэтессой. Ты будешь учиться у Бреды, а она - у тебя. Затем ты отправишься к Таше Байбар. А потом придешь ко мне, дражайшая Элизабет!
- Дражайшая Элизабет! - эхом откликнулась Нантусвель; разумеется, голос ее звучал все так же благосклонно.
- Тост! - воскликнул Тагдал, вскакивая с трона. Его кубок быстро наполнили.
- Тост! - хором откликнулось несколько сотен глоток.
Глашатай звякнул цепью, призывая к тишине.
- За племя тану и племя людей! За дружбу, за единство, за любовь!
Гости высоко подняли золотые кубки.
- Дружба! Единство! Любовь!
- Особенно за последнюю! - выкрикнул Эйкен Драм.
Раздались смех, крики, плеск, пошли пьяные объятия и тосты на брудершафт. Королевская чета, воспламененная вином и праздничной атмосферой, обнялась и страстно перешептывалась. Кордебалет из мужчин и женщин, одетых в одинаковые черно-белые туники, выбежал при первых же звуках музыки и вовлек толпу в замысловатые па контрданса.
- Я оставлю тебя ненадолго, - шепнула Элизабет Брайану. - Я должна заглянуть в их сознание, пока они сбросили запреты. Если хочешь, потом поделюсь своими наблюдениями. - Она церемонно кивнула ему и отошла, найдя себе удобное место для умственного обзора.
Одна из черно-белых танцовщиц попыталась затащить Брайана в круг, где уже лихо и сосредоточенно отплясывали Эйкен и Раймо. Брайан отрицательно покачал головой. Он снова и снова позволял официантам наполнять его кубок, пытаясь таким образом заставить себя не думать о том, какая участь постигла Мерси.
Когда Брайану вдруг пришло в голову рассмотреть кубок поближе и он обнаружил, что скрывается за золотом и алмазами, хмель так ударил в голову, что ему было уже все равно.
3
"Стейни, умоляю, не танцуй с ними! Взгляни, что они сделали с нашим Раймо, Боже мой!"
"Ну хорошо, малышка, успокойся, не смотри на меня так, ты можешь нас выдать!"
"Они сильнее, особенно этот Главный Целитель, не знаю, как бы я заслонилась от него, если б не Элизабет! Им не нравится, что она мне помогает, но они до срока не хотят портить с ней отношения! О Господи! Эта красивая дрянь Анеар присосалась к Раймо при всем народе! Какая мерзость!.. Стейни..."
"Успокойся, любовь моя, Элизабет всегда выручит! И Драма им пока не удалось заставить плясать под свою дудку."
"Так ведь он не игрушка, как этот болван Раймо!"
"Я тоже, с твоей и Божьей помощью."
- А почему бы и вам не потанцевать вместе со всеми? - Леди Риганона улыбнулась Стейну и Сьюки. Сзади на них наседал неугомонный кордебалет. Взгляните, как веселятся ваши друзья!
- Нет, благодарю вас, леди, - вежливо отозвался Стейн.
Разочарованные танцовщицы оставили его в покое.
Сьюки положила себе еще кусок мяса с острой приправой.
- До чего же вкусно, лорд Дионкет, - смущенно обратилась она к темноглазому Главному Целителю, что сидел напротив нее. - Это что, оленина?
- О нет, сестричка. Мясо гиппариона.
- Как?! - в отчаянии вскричала Сьюки. - Славной маленькой лошадки?!
Леди Риганона вскинула голову и весело засмеялась. Золотые подвески на ее пахнущих лавандой волосах зазвенели в такт смеху.
- Что же еще с ними делать? Гиппарионы - наш главный источник мяса. Благодарение Богине, что оно такое нежное. А вот бедные обитатели Герсиньянского леса, Финии и других мест на краю света вынуждены довольствоваться свининой, старой, жесткой олениной и даже мясом мастодонтов! Так что нам, южанам, считайте, повезло. Никакое блюдо не сравнится с жареной гиппарионовой вырезкой, приправленной чесноком и тмином, да еще этим вашим перцем, от которого все нутро горит и кровь быстрее бежит по жилам!
- Не привередничай, Сьюки, - одернул ее Стейн, накладывая себе порцию с другого блюда. - Знаешь ведь, в чужой монастырь... Вот... Я не знаю, что это, но какой аромат!
- Это? - Дионкет указал костлявым пальцем на глубокое серебряное блюдо и причмокнул губами. - Это рагу из промифитиса, любезный воитель. Кажется, на вашей Земле тоже есть такая зверушка, и называется она...
Перед мысленным взором Стейна и Сьюки сразу возникло упомянутое существо.
- Скунс! - Стейн поперхнулся.
- О, что с вами, Стейни?! - воскликнула леди Риганона. - Кусок не в то горло попал? Так выпейте вина, как рукой снимет.
Сидевший рядом с Дионкетом дородный верзила в коротком голубом с золотом камзоле порекомендовал:
- Попробуйте ежатины в бургундском, Стейн, она успокоит ваш кишечник. Этому деликатесу надо непременно отдать должное. Знаете, что про ежей говорят...
Стейн подозрительно покосился на блюдо, а Сьюки отодвинула ежей от него подальше.
- Наш друг поправляется после ранения, лорд Имидол. Ему нельзя злоупотреблять... чем бы то ни было.
Серебристый смех леди Риганоны вновь слился со звоном ее подвесок.
- Она очаровательна, правда, Дионкет? Просто находка для вашей Гильдии! Только очень гадко с твоей стороны не допустить ее до торгов.
В голове у Стейна будто вспыхнуло что-то.
- Простите, леди, я не понял? - переспросил он.
- Выпейте еще шерри-бренди, - предложил глава Гильдии Корректоров. А может быть, вы предпочитаете сливовую или малиновую? - Он коснулся пальцами своего торквеса, и Сьюки со Стейном разом почувствовали, как внутреннее напряжение спало.
"Все пропало, Стейни, он сильнее меня! О, Элизабет, иди же скорее сюда, пока Стейн не заметил, что я не могу защититься!"
...
"Сьюки, любовь моя, что, что, что, черт побери!"
"Стейн, милый, я не могу тебя прикрыть, сейчас они все поймут и тогда не пощадят тебя. Успокойся, держи себя в руках! Черт побери, Элизамедиумбет, куда ты подевалась?!"
Герольд, подняв на вытянутой руке сверкающую стеклянную цепь, тряхнул ею. Бешеная пляска оборвалась, и музыка стихла. Танцующие вернулись на места. Четыре дамы тану буквально тащили на себе взъерошенного Раймо. Эйкен Драм, к счастью, не испытал подобного позора. Он сам засеменил к столу для высоких гостей и уселся на краешек банкетки.