Время бусово

Крепчал мороз. Позвизд и Зимерзла ведались, кому в эту ночь не-сти службу: быть ли метелям или крепкому холоду. Или и тому, и дру-гому, если им вздумается провести эту ночь совместно. Не то, чтобы боялись куряне этих богов, насылающих холод и бури, морозы и вьюги, ночную мглу и метели, так как, несмотря на крутой и злобный нрав, они все равно относились к светлым божествам, но не долюбливали их именно за это. А потому чтили тихо, не выделяя в отдельный сонм наи-первейших и наиважнейших, и храмов им не строили.

Спешили жители Курска и его окрестностей побыстрее укрыться в своих низких избенках-полуземлянках, с крышами ушедших под снег, от ночного холода и мороза. Поторапливались… Хоть и было в низких избушках темно: в маленькие оконца, затянутые бычьим пузырем, в вечерних сумерках свет почти не проникал; хоть и было в них смрадно от дыма почти не прекращавшей поглощать очередную партию дров печи — огнища; хоть пахло в них мочой и испражнениями скотины, так как стельная коровка-буренка и жеребая лошадка, и несколько хрюшек, и пяток, а то и десяток блеющих овечек или козочек — переживали зим-ние холода в смежном с сенями помещении, — а все равно они манили к себе теплом и очагом, своей надежностью. Вот потому и потораплива-лись жители Курска после затянувшегося веча в родные землянки, в которых одновременно проживало несколько поколений и семей рода: прадеды, деды, отцы, сыновья и внуки. Всем хватало места. Если дере-вянных лавок для постелей не доставало на всех — семьи-то были боль-шие, многочисленные, порой до двух, а то и трех десятков человек, то земляной пол использовали, только устилали его соломой или сеном душистым. Переспали — солому или сено убрали до следующей ночи. Пришел вечер — опять постелили. И так до тех пор, пока не изобьется до трухи. Тогда на корм или на подстилку скотине. Но такое житье не все-гда. Только в зимнюю стужу. В тесноте — не в обиде! Зато и люди все живы-здоровы и скотинка цела, а, значит, русскому роду не будет пере-воду. Ибо богат человек количеством живности на дворе. С ранней вес-ны и до поздней осени, пока морозы не ударят и поземка не заметет, скотина находится в надворных постройках и загонах, если, вообще, не на пастбищах. И тогда в избах и почище, и посвежее.

В летнюю пору — вообще благодать! Все обитатели полуземлянок, если позволяет погода, день и ночь проводят вне стен своих изб, наби-раясь тепла перед зимними холодами. Ночуют, кто в шалаше легком, на скорую руку поставленном, кто на сеновале, в духмяных травах. И только древние, беззубые старики и старухи, да грудные детишки ноче-вали на лавках в землянках.

БРОДИЧ И КУПАВА

— Ну, что, Купа, — подошел наипервейший, несмотря на свою мо-лодость, курский охотник Бродич к Фроловой вдове и его ближайшей соседке, когда вече закончилось, и горожане потянулись в свои домиш-ки-землянки, — начнем хоромы городить и крепости строить, чтобы во-рог нас не одолел и в полон не взял. — То ли спрашивал, то ли утвер-ждал. Обычно голубые глаза его то ли от надвигавшихся сумерек, то ли еще по какой причине сделались темными, и не понять, что в них: серь-езность, присущая степенным мужам, или подвох — признак натур хит-рых и мстительных.

Был он в полушубке из волчьих шкур, сером, с подпалинами, шер-стью наружу, в таком же треухе — как никак охотник. На ногах сапоги, но не простые, как у остальных горожан, а покрытые специальным чех-лом, сшитым все из той же волчьей шкуры, мехом наружу: и грели лучше, и не промокали, когда по сугробам приходилось лазать во время охоты. В лесу дорожек, тропинок нет, одни сугробы по пояс. Тут даже деревянные лыжи-снегоступы не всегда помогают, хотя таковые и были у Бродича — плотник Стар по просьбе приемной матери охотника срабо-тал за пару зайцев, добытых Бродичем на охоте.

На ту пору было Бродичу около девятнадцати лет, потому только светлый пушок покрывал его подбородок, а об усах и бороде не то, что речи, даже намека не было. Был он по юношески строен, хотя Сварог его ни крепостью тела, ни крепостью духа не обидел. Жители града по-говаривали, что как-то в порыве гнева он так резко натянул тетиву лука, что она порвалась. А ведь была из жилы лесного красавца оленя, кото-рую и захочешь, но не порвешь.

На Купе справа попроще: плат теплый темного цвета, шубейка ов-чинная до пят, что и ног не видать, да меховые сапожки на толстой по-дошве, чтобы ступни не так мерзли на морозе и на снегу. Однако справа хоть и простая, но добротная. Не каждая замужняя горожанка подобную имела, не говоря уже о вдовах, к числу которых относилась Купава или Купа, как чаще звали ее соседи и, вообще, жители славного града Кур-ска.

Когда-то, давным-давно, Бродич чуть ли не ребенком прибился к жителем града. Кто он и откуда, от него так и не добились, ибо был мал и не мог по малолетству своему объяснить. Был он голоден, оборван и не мыт. Сколько пришлось ему оставаться без куска хлеба во рту — од-ним богам ведомо! Взяла его на воспитание старая и одинокая ведунья Веста, занимавшаяся сбором разных трав и кореньев, лечившая скотину и сородичей за малую мзду: кто полкраюхи хлеба даст, кто пару кури-ных яиц. Так уж случилось, что в молодости Веста потеряла мужа и де-тей, умерших в одночасье во время очередного мора, появившегося в крае по воле или по допущению богов, в том числе Велеса, покровителя животных тварей, дарителя богатств и достатка, оберегателя очага и здоровья, да так и осталась одинокой на всю оставшуюся жизнь.

Ведунья Веста не только имя Бродич мальцу дала, которого пона-чалу все звали Приблудом, так как приблудился, но и научила целыми днями, а то и месяцами по лесам и лугам бродить, в степь заглядывать, травы собирать. Ибо с наступления лета оставляла Веста свою избенку и отправлялась на сбор трав и кореньев. Чем она питалась — никто не ведал, но многие видели, что с собой она ничего не брала, уходя в свои длительные скитания налегке.

Многому научила старая Веста Бродича, который и сам тянулся к тайным знаниям, многое ему передала перед своей кончиной. Мог и кровь-руду заговорить, чтобы не текла из раны, мог и вывих поправить, и иную скорбь-болячку травами излечить. Кроме того, увлекся Бродич в длительных странствиях своих с приемной матерью ловлей и охотой. Научился готовить хитроумные силки и ловушки, в которые попадали и глупые птицы и осторожные животные. Если же брался за рыбную лов-лю хоть в Семи, хоть в Тускаре, хоть в Куре, хоть в иных реках и речон-ках — равных ему в этом деле не было.

«Что поделаешь, — шептались куряне меж собой, — слово заветное знает, вот ему и помогают боги и духи. И Зевана — богиня звериной лов-ли, и Водяной со своими русалками. Веста ведь со всеми богами и ду-хами лесными в дружбе, вот и приемыша с ними свела». Шептаться — шептались, но зависти не испытывали. Не принято было такое в родах славян-северян, к которым относились и жители града Курска.

Повзрослев, Бродич стал изготавливать себе луки и стрелы. Снача-ла луки были корявые и маломощные, стрелы посылали недалеко, при-чем, стрела, если и попадала в зверька или в крупную птицу, например, в утку или гуся, зашибить последних насмерть не могла. Не доставало силы удара. Но со временем, приглядываясь к лукам, имевшимся у кур-ских воинов и опытных охотников, когда те занимались вместе с воево-дой соревнованиями в стрельбе на быстроту и меткость, приглядываясь к работе оружейников, изготавливавших луки для воев, которые почти ничем не отличались от охотничьих, он научился и сам делать дально-бойные луки, использовав для этого упругие стволики молодых дубков да буков. А еще и роговые накладки налаживать сообразил, как на его середине, так и на концах, придающие луку упругость и дальнобой-ность.

— Учись, малец, — добродушно ворчал сосед Ант, седовласый воин, побывавший не в одном походе и повидавший на своем длинном веку, полном опасностей и приключений, не один десяток всевозможных лу-ков и стрел. И эллинских, и ромейских, и готских, и иранских. — Учись, пока я живой.