Время бусово

— Так то полонянки. Они потом нашу веру принимали, нашим бо-гам требы справляли…

— Вот и гречанка нашу примет, если уже не приняла.

— Ну, разве так…

— А, может, Бус уже сам чужую веру принял… — произнес, как бы раздумывая, и с недоверием в собственные слова Вран. — Греки — народ ушлый. Просто так своих царевен за иноверцев не отдают. Тем более, что мы для них варвары, дикие язычники. Они-то теперь в Единого Творца веруют, старых богов своих забывают…

— Ну, нет! Такого и помыслить невозможно… чтобы Бус, сын ру-сича, сын русколанского князя, да иноверцем стал! Тоже скажешь… Да любой из нас, русичей, внуков Дажьбожьих, скорее умрет, чем вере сво-ей изменит! — искренне возмутился кощунственным речам нового зна-комого Сколот. Даже в седле подпрыгнул от такой неожиданности и дерзости мысли.

— Так-то оно так, но … — не унимался скептик и смотрел как-то од-ним глазом, вполоборота, словно вещая птица ворон, в честь которой и назван. Потом добавил как бы в подтверждение своих прежних слов: — Говорят — красивая. И богатая…

— Богатством нас не удивишь, как, впрочем, и женской красотой, — был непреклонен в своих мыслях и суждениях Сколот.

— Это, смотря, каким богатством, — подначивал Вран курского гос-тя, видя его простодушие и неискушенность в жизненных делах.

— Да любым. Мне дай горы золотые, но я от богов своих никогда не откажусь. Умру, но не откажусь!

— А вот умирать не спеши, — усмехнулся Вран, — особенно на пус-той живот… Умереть еще успеем… Нам пока не умирать надо, а в кор-чму попасть, да горло ссохшееся от жары винцом или сурьей солнеч-ной, чистой, как слеза младенца, промочить надо. А то на сухой язык и разговор сухой какой-то получается. — И подмигнул, как и раньше од-ним глазом.

«Ворон, ну, чистый ворон — птица вещая, — в который раз отметил машинально курский гость. — И надо же было мне с ним схлестнуться?»

— Кстати, вон и корчма грека Леонида, — пояснил между тем Вран, указав рукой на довольно-таки приличный каменный домик, выходя-щий парой просторных окон на городскую улицу, утопающую в зелени деревьев и кустарников. В глубине двора виднелась крытая камышом конюшня и открытая коновязь перед ней.

«Расскажи дома такое, — подумал про себя Сколот, размышляя над только что услышанной новостью о необычной женитьбе княжеского сына, — не то что не поверят, но и бока еще намнут, и к числу врунов причислят».

Впрочем, долго размышлять над услышанным не приходилось; он и сопровождавшие его всадники подъехали к коновязи и, соскочив с коней, поспешили привязать их, потом, следом за ожидавшим их у вхо-да Враном, пришли в корчму.

Корчмарь, крючконосый грек Леонидис, о котором уже упоминал Вран, встретил приветливо. Указал на свободный стол напротив откры-того окна:

— Садитесь, гости дорогие. Что прикажете?

Его черные, как и у Врана, глаза быстро обежали пяток новых по-сетителей, привычно оценивая их платежеспособность. Наметанный глаз остановился на Сколоте.

— Так, что прикажете?

Не успел Сколот и уста раскрыть, как Вран заявил на всю корчму:

— Жбан вина да корку хлеба.

Но Леонидис и бровью не повел, видимо уже достаточно знал Вра-на, лишь губы скривил в иронической ухмылке, мол, не тебя спрашива-ют.

— По чаре вина, — подтвердил заказ Ворона Сколот. И уточнил: — Каждому. Краюху свежего хлеба, ибо без хлеба сыт не будешь, а еще…

— Есть каша с мясом молодого барашка, есть птица, жареная на медленном огне, есть…

— Давай кашу. Как, мужи, вы не против каши? — перебивая корчма-ря, спросил у своих провожатых Сколот.

Те в знак согласия, что не против, лишь кивнули своими русыми головами.

— Что-то спутники твои не больно разговорчивы, — ухмыльнулся Вран, усаживаясь поудобнее за указанным хозяином корчмы столом. — Можно подумать, что языки свои проглотили.

— А к чему им в пустой след языком молоть, чай, язык не мельнич-ный жернов… муки не будет, а мука может случиться… — тут же ото-звался Сколот игрой слов, явственно намекая новому знакомому на то, что болтливость никогда до хорошего не доводила, и тем самым пресе-кая дальнейшие разглагольствования киярца, а следом за этим полез к поясу за кисой, чтобы расплатиться за пищу и вино.

— Этого, надеюсь, достаточно, — вынул он из кисы пару небольших серебряных монет. — Мы все-таки не князья, чтобы разбрасываться зла-том-серебром.

— Достаточно, — вновь довольная улыбка тронула губы корчмаря. — Еще на пару чар вина даже хватит с лихвой…

— Мне и моим спутникам и по одной чаре достаточно, а остальное нашему почтенному провожатому, ибо уговор дороже денег.

— Ты же обещал угостить сурьей курской, — напомнил без зазрения совести Вран.

— Если обещал, то угощу, — отреагировал на это Сколот и показал Врану находившийся при нем небольшой козий бурдюк, заполненный какой-то жидкостью. — А пока пусть принесут вина.

— Как прикажете, — отозвался корчмарь и спрятал серебряные мо-нетки в своей кисе.

— Не стелись мышкующей лисой по голой степи, — с недовольной гримасой бросил в след ему Вран, — лучше поторапливайся, пока мои друзья не передумали и не ушли в другую корчму. Тогда плакали твои сестерции, другому достанутся.

Корчмарь ничего Врану не ответил, лишь презрительно взглянул на него, вновь скривив губы в брезгливой и презрительной усмешке. Но Врана это нисколько не задело.

— А говорил, что серебра-злата не имеешь? — Нахально улыбался Вран уже в лицо Сколоту. — А оно, глядь, и нашлось. Нехорошо честных людей обманывать. Боги того не любят!

По-видимому, у Врана, кроме того, что он не дурак был выпить и закусить за чужой счет, еще был вздорный и склочный характер. Он не мог и мгновение прожить, чтобы кого-то не «зацепить», не высмеять, не обратить в смущение.

— Так то — уже названный мною десяток монет, — спокойно ответ-ствовал Сколот. — Если память у тебя с худобой, то я тут ни при чем.

Сколот собрался было присесть на скамью и уже ногу приподнял, чтобы переступить через нее ближе к столу, но передумал и опустил ногу на прежнее место, так как его сопровождающие молодцы не ре-шались присаживаться за стол раньше него и молча стояли у стола, те-ребя в руках снятые с голов треухи.

— Чего столбами стоите, садитесь, — отдал Сколот команду своим землякам. — В ногах правды нет. Особенно, в корчме.

— В заднице — тоже, — расплылся в ехидной усмешке Вран, — прав-ды нет!

— Не сквернословь за столом, — построжал голосом Сколот. — Вот этого точно Боги не любят. — Слегка «уколол» он Врана и принял вто-рую попытку сесть, наконец, за стол.

— Один момент, — осклабился в хищной улыбке Леонидис. — Сейчас прикажу слугам скамьи и стол протереть для столь почтенных гостей. Не пристало им за грязный стол присаживаться. Один момент…

Тут же подозвал одну из своих служанок и приказал сначала при-браться, а затем подавать на стол. После чего направился к другим по-сетителям, подсчитывая в уме барыши, заработанные на случайных пу-тешественниках с севера, как успел определить их для себя. Конечно, кроме постоянного посетителя Врана, забулдыги и драчуна. Поспешив-шая на зов хозяина служанка, девчушка лет шестнадцати-семнадцати, уже довольно разбитная в ее небольшие лета и не очень опрятная, в грязном просторном сарафане, возможно, доставшемся ей от кого-то из взрослых, и таком же несвежем платке, прикрывшем черные, как у хо-зяина корчмы, волосы, влажной тряпицей протерла давно не скоблен-ные доски столешницы, убирая оставшиеся после прежних посетителей крошки, и, одновременно с этим, вспугивая целый рой мух — извечных спутников любого постоялого двора и любой корчмы.

— Кыш, треклятые, — махнула служанка тряпицей на мух, закру-жившихся над столом, — кыш! — И побежала, виляя тощим задом, в за-куток с печью, где в медном казане давно уже парилась каша, сдобрен-ная кусками мяса молодого барашка и пахучими травами для разжига-ния аппетита у случайных, как Сколот и его земляки, посетителей или завсегдатаев, подобных Врану, но только с монетками в кисе на поясе.