Дурная примета

— Точно? Не врешь, попку прикрывая?

— Точно. Могу даже побожиться…

— Твоя божьба, как мертвому припарки… Ведь атеистка, надо полагать?..

— Крещеная и в церковь хожу, — насупилась Истомина. — Хотите, крестик покажу?..

И свободной от уголовного дела рукой потянулась к декольте платья.

— Хорошо, верю, — остановил ее Паромов, скользнув взглядом по плоскому бюсту.

Девственницей Истомина явно не была, однако груди оставались маловыразительными.

«С ее ростом могла иметь груди и покрупнее…» — непроизвольно мелькнуло в голове начальника следственного отделения.

— Раз верите, то… — убрала следователь руку от декольте.

— Верю, верю, — поспешил с заверениями Паромов. — Ты лучше скажи, что дальше было? Как вел себя блюститель законности? — возвратился он к интересующему вопросу.

— Да ничего. Прокурор еще раз сам уточнил, что дает санкцию на этого Хмыря.

— Тогда тем более непонятно, чего на нас так орать и себя в глупое положение ставить?

— Ярин, — пожала плечами Истомина. — Вы его еще плохо знаете, но узнаете. Впрочем, кто не орет на подчиненных… — многозначительно намекнула Истомина.

— Я его вообще никак не знаю… — начал было пояснять Паромов, умышленно проигнорировав последнюю часть реплики следователя. — Даже знакомился на бегу…

Но его прервала вышедшая на крыльцо секретарша:

— Паромов, вас просит зайти прокурор.

— Хорошо, — бросая окурок в урну, стоявшую недалеко от входа в здание прокуратуры, сказал Паромов и направился следом за Людмилой Васильевной.

— Ну, ни пуха… — пожелала Истомина.

— К черту!

Когда Паромов вошел в кабинет прокурора и остановился у порога в ожидании дальнейшего приглашения, то Ярин неожиданно для него, прервав беседу с Петрухиным, громко и отчетливо извинился за свое повышенное эмоциональное поведение. Затем предложил подсаживаться поближе, чтобы обсудить одно важное и щекотливое для обеих сторон дело.

Это был совсем уж другой прокурор Ярин. Обстоятельный и деловой. Ни грубости, ни хамства. Обращение — вполне официальное: на «вы». И хотя в голосе все же чувствовалась жесткость, но в прокурорском кресле восседал уже вполне нормальный человек.

«Дело» же заключалось в следующем: или следователь Истомина (либо кто другой, принявший к производству дело о хулиганстве) изменяет меру пресечения арестованному Хмыреву, или прокурор возьмет под стражу сотрудников уголовного розыска, фигурирующих в качестве подозреваемых по прокурорскому делу.

— Тут торг не уместен, товарищ прокурор, — заявил Паромов однозначно, — судьба коллег для меня важнее.

— Вот и хорошо, — произнес прокурор. — Я такой ответ предполагал, но на всякий случай вынес собственное постановление об изменении меры пресечения. Пусть Истомина его отвезет на машине начальника отдела. Александр Владимирович, не возражаете?

— Конечно, нет, — лаконично ответил оживший и повеселевший Петрухин. — Пусть везет.

— Я правильно поступаю? — задал прокурор вопрос начальнику следственного отделения.

Вопрос был явно провокационный. Ярин, по-видимому, желал не столько проэкзаменовать нового начальника следственного отдела в знании УПК, как лишний раз напомнить о том, кто тут хозяин и чье слово последнее.

— Прокурор, как надзирающее лицо, в рамках своей компетенции вправе принять любое решение по делу, если оно не противоречит закону, — ответил Паромов, которому уже опостылела эта игра в кошки-мышки.

— Вот и хорошо, — засмеялся Ярин, — приятно осознавать, что хоть тут вы не сможете меня упрекнуть. А то так разошлись в своем возмущении, что на прокурора чуть кричать не стали. А прокурор — он тоже человек, и у прокурора нервы имеются…

Вечером того же дня обвиняемый Хмырев был освобожден из-под стражи на подписку, а еще через два дня и само дело в отношении Хмырева было истребовано прокурором в прокуратуру.

— Хана делу, — с сарказмом констатировал данный факт начальник криминальной милиции ОМ-3 капитан Бомко Вадим Владимирович, зайдя к Паромову. — Значит, и нам хана, хотя и попозже… Дело в отношении Хмыря прокурорские развалят, наше же в суд направят. И нам всем крышка. Словом, не долго музыка играла, не долго пел аккордеон…

— Может, еще все обойдется… — попытался успокоить товарища Паромов. — Судя по тому, что вы мне рассказали, там не дело, а сплошной оговор вас Хмырем в целях ухода от ответственности за кражу… и отсутствие доказательств.

— Может и обойдется, — в разрез с внутренним убеждением согласился с Паромовым Бомко. — Руководство УВД заверяет, что борется за нас. Представляешь, весь розыск на скамье подсудимых окажется. Даже стажер Мачихадзе, и тот уже на прокурорский крючок попал. Зверствуют… Крови жаждут…

Так начался и так окончился конфликт с прокурором, на который намекал Озеров Юрий Владимирович, когда спрашивал у Паромова как складываются его отношения с прокурором. Отношения были не из блестящих. Но работа — есть работа. Поневоле приходилось общаться с прокурором, его заместителем и помощниками. Без этого никак…

…Злобина, Апыхтина и Нехороших осудили через полгода. В строгом соответствии с гуманизацией общественных отношений и норм строящегося правового государства, в котором всегда тот прав, у кого больше прав. К относительно небольшим срокам заключения — сыграли свою роль явки с повинной и содействие следствию.

Как ни старались адвокаты, в том числе и Лунев, убедить суд, что доказательства были «выбиты» из обвиняемых и потому не могут лечь в основу обвинения, ничего у них не вышло. Просмотр судом видеозаписи следственного эксперимента сыграл свою роль. Особенно возымело на судью то обстоятельство, как подозреваемые Злобин и Апыхтин в непринужденной обстановке со смешками и шутками в присутствии потерпевшей рассказывают о покушении на убийство Смирнова. И как потерпевшая после их слов навзрыд рыдала.

Такого не срежиссируешь. Такому не научишь. Такое не заставишь сделать!

Эмоциональный накал был таков, что кто-то из народных заседателей крикнул Луневу, чтобы он заткнулся и не мешал суду. Адвокат обиделся, но не заткнулся. Однако на его реплики, ходатайства и прочую адвокатскую заумь и заморочь суд не реагировал.

Алелин, уцепившись за короткую фразу из агентурного сообщения внутрикамерника Сапы о причастности к убийству девушек-студенток сотрудника милиции, совместно с Василенко Геннадием Георгиевичем раскрутил дело и вышел на бывшего участкового центральной зоны, лейтенанта Копейкина. Установили, что именно Копейкин вместе со своим другом-бизнесменом совершили данное двойное убийство.

Как отмечалось выше, информация была проходящей. На нее опера и внимания не обратили. А на тебе — в цвет!

И на этот раз опыт не подвел старого оперативника Алелина. Как он и предполагал, беседуя с Крюком, конфликт начался с того, что Копейкин и его друг, находясь в состоянии алкогольного опьянения, попросили у девушек сексуальных утех. Те, на грех, мало того, что отказали, еще обозвали извращенцами и импотентами. В итоге — два трупа! Метастазы нравственно разлагающегося общества поражали и органы внутренних дел.

— …А я и предполагал, что Копейкин так окончит, — рассказывал оперативный дежурный Кулинич очередному наряду, после того, как бывший участковый был изобличен и арестован. — Все, бывало, заднице своей место на том, вон, столе искал… — небрежно указал рукой на обыкновенный канцелярский стол, стоявший в углу дежурного помещения, старый и обшарпанный, с потрескавшейся столешницей.

Слушатели невольно покосились на обозначенный предмет незамысловатой ментовской обстановки. Стол, как стол… Однотумбовый ветеран милиции.

— А это — дурная примета!

Сочувствия к Копейкину ни у кого из милицейской среды в связи с его задержанием и арестом не было. «Что искал, то нашел… Собаке и смерть собачья», — говорят в таких случаях.