Страница 71 из 75
— Это еще почему: не ахти? — внимательно посмотрел Озеров.
— Говорят, не та кузница… — неопределенно ответил Паромов. — Не кадры кует, а только брак выдает.
Первые выпуски школы милиции показали, что выпускники блистали физическими данными, отменным здоровьем, хорошей спортивной подготовкой, но не юридическими знаниями. Поэтому в следственных подразделениях в ним относились настороженно, и начальники следственных отделений большого энтузиазма от выпускников Орловского филиала средней школы милиции не испытывали.
— Это ты брось. Можно подумать, что сам все знал, когда в милицию пришел…
Реплика Озерова была резонна. Паромов смутился.
— Да я и сейчас не все знаю, — постарался сгладить он свою неловкость. — Не зря же пословица существует: век живи — век учись…
— …все равно дураком помрешь, — усмехнувшись, окончил пословицу Юрий Владимирович. Но тут же посерьезнел. — Все мы когда-то с нуля начинали. Никто готовым специалистом не рождается. Разница лишь в том, что одни стараются, а другие относятся к делу спустя рукава. И опять же в нашей работе многое зависит от наставников. Как научишь, то и получишь! Или ты по иному мыслишь?
— Нет. Все верно… — поспешил согласиться Паромов, желая как можно быстрее покинуть кабинет начальника: в отделении дел было свыше крыши. Но тот отпускать подчиненного не спешил.
— Слышал: вызывали в инспекцию по личному составу, — устремил прищуренный взгляд на Паромова Озеров, одновременно наугад гася окурок о дно пепельницы.
— Вызывали.
— Почему не доложил? — Большие серые глаза Озерова, не мигая, уперлись в переносицу Паромова, словно гипнотизируя.
— А что докладывать, если вызов был связан с седьмым отделом милиции, — привстал со своего стула Паромов, чтобы было сподручней загасить окурок, — …с делом о подрезе Смирнова.
— Помню. И что?
— Вещественные доказательства, запчасти какие-то со второго автомобиля пропали. Теперь, как водится, козлов отпущения ищут. Как всегда. Оперативников таскали и меня вызывали.
— Сколько раз вам нужно говорить, чтобы все документировали, — от искреннего возмущения бестолковостью подчиненных повысил Юрий Владимирович голос, — каждый шаг. Тогда вот таким ляпсусов не было бы!
— Я и задокументировал, когда дело в прокуратуру передавал, — немедленно отреагировал Паромов на несправедливое и огульное обвинение начальника следственного отдела. — Специально через прокурора их следователя приглашал, чтобы по данному делу все вещественные доказательства по описи передать. И передал. А он вещдоки в прокуратуру забирать не стал, оставил в отделе на хранении… И что-то пропало… А адвокат одного обвиняемого…
— Не Лунев ли? — перебил Паромова Озеров уже более спокойным голосом.
— Он самый.
— Ну, и адвокат Терразини! Никак ему неймется! — усмехнулся Озеров, сглаживая этим прежнюю резкость. — В мою бытность следователем все, бывало, палки в колеса вставлял. И сейчас, вижу, таким же остался. Извини, что перебил. Продолжай.
— …Откуда-то пронюхал — по-видимому, когда решался вопрос о возмещении гражданского иска — и написал жалобу на имя генерала, — продолжил Паромов. — А генерал красным карандашом резолюцию наложил: «Проверить и привлечь»! Вот инспекция и начала рвать и метать. До прокурорского следователя у них зубы коротки, вот и давай бить своих, чтобы чужие боялись.
Новый генерал УВД Волков Алексей Николаевич, направленный в Курскую область из Амурской, укрепляя свои позиции, был щепетилен в вопросах милицейской этики и даже в мелочах спуску сотрудникам не давал. А уж к тем, кто хоть как-то «замарал» милицейский мундир, был вообще безжалостен.
— И чем закончилось?
— В отношении меня ничем. Я послал подальше штабную подполковницу, проводившую проверку, написал рапорт с изложением моего видения данной проблемы, а от дачи каких либо объяснений отказался, сославшись на статью 51 Конституции. Извините, товарищ начальник, но не люблю я штабных и тыловых чинуш, от которых проку, как от козла молока, только палки в колеса вставляют да оклады раза в полтора поболее наших получают, а сами даже обыкновенного пьяницы в отдел милиции никогда не доставили, не говоря уже о настоящих преступниках. Чистоплюи и лизоблюды хреновы…
— Кто на что учился… — не скрыл иронии в голосе Озеров. — Вижу, не любишь ты, майор, чиновников…
— А с чего бы их, бездельников, любить, — вопросом на вопрос отозвался Паромов, действительно откровенно недолюбливавший многочисленное «крапивное семя» чинуш, скопившихся в управленческом аппарате УВД, считая их бездельниками и паразитами.
— Ладно, оставь чиновников в покое, рассказывай, что было дальше, а то обижусь, — пошутил Озеров, — я ведь тоже в некотором роде теперь чиновник.
— Подполковница покричала-покричала, погрозила-погрозила, да на том и осталась… — стал закругляться с рассказом Паромов. — А вот оперативников, изымавших эти запчасти, «наградили» выговорами. У Аверина «майор» подходил — отбросили на год…
— Впредь наука, — не пожалел оперативников Озеров. — Пусть думают головой, а не задним местом. А то все с ними носятся, как дурак с писаной торбой: опера, волкодавы, скорохваты! И среди оперативников есть и хорошие, а есть и бездельники. Причем бездельников больше. И лодырей. Как какой документ написать — так чуть не плачут…
Озеров почему-то не то, чтобы недолюбливал оперов, но и не жаловал их особым отношением, не признавал за ними героического ореола. Видно, в бытность работы следователем натерпелся от их необязательности и дуроломства. Впрочем, в словах начальника следственного отдела городского УВД был определенный резон: писать какие-либо «бумаги» все оперативники не любили до смерти. Нелюбовь к писанине была какой-то патологической болезнью всех оперов.
— Извините, товарищ полковник, но я с вами не согласен. В данном случае оперативники были ни при чем. Не они отвечают за сохранность вещдоков. Это дело старшины. Просто генералу нужен был козел отпущения, вот оперативники и стали этим козлом. Штабным что: побыстрее бы бумагу списать. Вот и списали! — закусил удила Паромов.
Но Озеров оставил этот демарш молодого начальника следственного отделения без особого внимания, хотя на саму проблему отреагировал.
— А ты заруби себе на носу: кто бы не вызывал тебя, твоих подчиненных, без уведомления меня и согласования со мной — ни шагу. Хоть генерал, хоть прокурор — без моего согласия ни ногой! Понял? — повысил он голос.
— Понял.
— Хорошо, что понял. Кстати, как складываются отношения с прокуратурой? А то у тебя — мне докладывали — и с прокурором уже конфликт небольшой был… — поинтересовался, меняя тему.
И не просто поинтересовался, а с подтекстом. Даже сузил в прищуре, посерьезневшие враз глаза. Словно уличал Паромова в неблаговидном поступке.
— Нормально. Жаловаться не стоит, — попытался односложно ответить Паромов, чтобы побыстрее окончить беседу-допрос.
— Это верно, жаловаться — последнее дело. И пустое! Иди, работай! — потеплел взглядом, утерявшим прежнюю цепкость.
По-видимому, Озерова удовлетворил не столько ответ подчиненного, как сам результат конфликта с прокурором. Хотя дело было довольно серьезное и малоприятное, если вообще не грязное до отвратительности.
По сложившейся традиции Озеров должен был не только представить нового начальника следственного отделения руководству и личному составу отдела милиции, но и прокурору округа, курировавшему этот отдел по линии прокуратуры. Должен был, но что-то помешало: то ли прокурор куда-то отъехал в назначенное время, то ли Озерова срочно к генералу вызвали. Как бы там ни было, но официального представления нового начальника СО ОМ-3 УВД города Курска прокурору Центрального округа города старшему советнику юстиции Ярину Андрею Анатольевичу не состоялось. Паромову пришлось самому докладываться. Прокурор куда-то спешил, поэтому долгого разговора не вышло.
— Надеюсь, что сработаемся, — пожал Ярин руку начальнику следственного отделения после краткого знакомства, — а пока извини: спешу, дела… Ты к заму моему, Рябинину Василию Сергеевичу зайди… Он у нас следствие по линии милиции курирует. К нему со всеми вопросами — в первую очередь…