Страница 64 из 69
Решение было принято.
— У тебя знакомые адвокаты имеются? — прервав размышления, поинтересовался участливо Реутов у все еще заплаканной Санечки. — Адвокаты ныне вес имеют… И в цене, хоть в прямом, хоть в переносном смысле, — тонко намекнул о дороговизне адвокатских услуг. — Правда, не все…
— Нет, — отпив глоток воды, простучала зубками по краю стакана та, потихоньку отходя от нервного срыва. — А зачем… адвокат?
— Чтобы из дерьма, в которое вляпалась, понадежнее вытащить. — В голосе само участие. — Раз нет, тогда поищем.
Он снял трубку телефонного аппарата и, включив канал громкой связи, набрал номер начальника следствия.
— Привет, — поздоровался с начследом. — Будь другом и скажи, у тебя есть на примете пара надежных адвокатов?
— Тебе что ли? — засмеялся незнакомый и невидимый Санечке начальник следствия.
— Нет, не мне, избави Бог, но одному хорошему человеку, по глупости своей, излишней самоуверенности и стечению обстоятельств попавшему в неприятную ситуацию, — перебил Реутов коллегу, на всякий случай, обезличивая этого «хорошего» человека. Ни к чему начальнику следствия из конкурирующего с криминальной милицией подразделения знать о Санечке.
— Найдутся, — тут же выдало громкоговорящее телефонное устройство. — Записывай или запоминай…
— Минутку, дай вооружиться, — потянулся Реутов за записной книжкой, вечным спутником любого опера, и ручкой. — Диктуй.
Из микродинамика телефонного аппарата донеслись фамилии и номера служебных телефонов известных в Курске адвокатов, когда-то работавших в следственных органах милиции, но затем вышедших на пенсию и подвизавшихся на поприще защиты оступившихся. Люди эти прошли, как говорится, огонь, воду и медные трубы, а потому знали все ходы и выходы в хитросплетениях юриспруденции.
К тому же, что немаловажно, они умели не только ладить с судьями, но и оставаться добрыми товарищами с действующими работниками милиции, особенно следователями, время от времени «подбрасывавшими» им клиентов, ибо бывших ментов, как известно, не бывает. Мент — он и в адвокатуре мент, правда, незаметный для глаз обывателя из-за своей вальяжности и солидности. А менты друг друга всегда поймут и сделают так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Именно данные этих-то адвокатов, адреса их контор и номера служебных телефонов тут же были записаны начальником криминальной милиции на листок блокнота.
— Вот видишь, а ты — в слезы, — вполне дружелюбно улыбнулся Реутов, кладя трубку на аппарат. — Все будет в порядке. Только… только и от тебя, Александра Васильевна, кое-что потребуется…
— Все, что угодно, — хлюпнула носиком Санечка. — Все, что угодно, — понимая, куда клонит начальник КМ, повторила она. — Только помоги. Я в долгу не останусь…
Процесс вербовки нового агента криминальной милиции при обоюдном согласии сторон прошел довольно успешно — благо, что необходимые для этого щекотливого дела бланки документов у предусмотрительного майора были припасены заранее. Не исключено, что майор не только предвидел такой поворот событий, но и тщательно готовился к нему, хотя, возможно, и не Санечку-журналистку имел в виду. На милицейской оперативной кухне всякое бывает: и жук — мычит, и бык — летает…
— Гражданин майор… — повеселев и немного приведя себя в порядок, обратилась Санечка к Реутову.
— Товарищ майор, — перебив ее, аккуратно поправил Реутов. — Теперь для тебя, мой друг и секретный агент Барби, — взглянул он на нее, обдав холодом глаз, — не возражаешь против такого псевдонима?
— Не возражаю, — промямлила тихо Санечка, которой после сказанного ею только что «да» по факту самой вербовки, деваться уже было некуда. Тут, как говорится, «назвался груздем, так полезай в кузов», или «взялся за гуж — не говори, что не дюж». Так какая теперь разница в том, какой ей будет присвоен псевдоним для секретной работы: «Барби» или, например «Ляля».
— Хотелось бы дать тебе псевдоним по отчеству — Василек или Василиса, тоже звучные, да подумалось, что тебе они (например, Василиса Александрова) пригодятся для дальнейшей журналисткой деятельности. Верно?
— Верно, — вновь подавленно и подобострастно согласилась Санечка, уяснившая для себя, что лучше плыть по течению, чем, выбиваясь впустую их сил, барахтаться против: результат-то будет таким, если не хуже.
— Так вот, агент Барби, — словно не замечая подавленность нового агента, продолжил Реутов, — я для тебя с этого дня — «товарищ майор» или Семен Валентинович. Можно и по фамилии. Это, как тебе угодно. Но не гражданин…
— Товарищ майор, Семен Валентинович, — подняла на майора Санечка глаза уже не обольстителя, а просителя, дождавшись, когда тот окончит свои наставления, — нельзя ли хоть как-то помочь Танечке, то есть Татьяне Штучкиной? — тут же поправилась она. — Ведь сами видите: не со зла сделала, по глупости… как и все мы.
— Это сложно, — последовал довольно жесткий ответ майора. — Влипла она, Александра Васильевна, как муха в клей. Не отодрать… Целый букет преступлений: и причинение тяжкого вреда здоровью… пусть даже по неосторожности, и оставление лица в опасности, и групповое хищение предметов, представляющих особую историческую и культурную ценность. Нет, не вытащить…
— Ну, хоть чуточки…
— Если только «чуточки», то попытаюсь кое-что сделать, но в рамках закона и без гарантий, — предупредил он. — И то ради начала нашего сотрудничества. — Майор, сверкнув сталью глаз, призадумался. — Во-первых, одного из названных адвокатов наймешь для нее, — после паузы произнес доверительным тоном, в котором едва улавливалась хоть какая-то тень надежды. — Во-вторых, предоставим ей возможность написать явку с повинной — это судом всегда учитывается, как, кстати, и деятельное раскаяние, — подмигнул он заговорчески Санечке-агентессе.
После этих слов снял трубку телефона и распорядился дать возможность Штучкиной и другим фигурантом по данному делу написать «явку с повинной», если, конечно, пожелают. Ибо «явка с повинной» не только смягчает наказание, но и является одним из доказательств виновности ее написавшего. Не зря же опытные зэки о явке с повинной и чистосердечном раскаянии шутливо говорят, что они смягчают наказание, но увеличивают срок. Тут, как говорится, палка о двух концах. Впрочем, в данной ситуации, «явка с повинной» должна была «играть» все же на стороне подозреваемых. И без нее, если следовать милицейскому жаргону, доказательств было «выше крыши».
— А теперь, агент Барби, тебе первое задание, — окончив хлопоты по предоставлению возможности для написания «явок с повинной» подозреваемыми и пододвигая Санечке стопочку чистых листов, сказал Реутов вполне обыденным голосом, по-деловому, без скрытой иронии и шутовства. — Напиши вкратце о том, чем криминальным или просто противозаконным занимаются твои коллеги по работе, например, главный редактор или… журналист Любимов. Знаешь такого?
— Знаю. — Слегка смутилась Санечка, которой, честно сказать, не очень-то хотелось писать пасквиль на «душку» Любимова, по большому счету не сделавшего ей ничего плохого.
— Вот и хорошо. Пиши сжато, но понятно, саму суть. — Послышался металл в последних словах майора, преподавшего своему агенту первые азы негласного сотрудничества и конспирации. — Только дат не ставь. Потом поставим. А еще кратенькое сообщеньице по хищению из музея.
— Так…
— Вот именно, — предвосхитил он ненужные пояснения и разглагольствования Санечки о ее глупом участии в деле. — Нужно все преподнести и преподать так, что информация о лицах, совершивших данное преступление, как бы исходила первоначально от тебя. Так мне будет проще вывести тебя из этого дела, сделав лишь свидетелем. Пиши. Если же какие затруднения, то не стесняйся, спрашивай. Подскажу.
Майор, конечно, мог этого и не требовать в день вербовки, но, будучи опытным оперативником, хотел, чтоб новый агент как можно быстрее и глубже увяз своим «коготком» в деле негласного сотрудничества, отрезая себе пути к отступлению. Не исключено, что майором в эти минуты двигало вновь проснувшееся в нем чувство мести журналистке, поливавшей помоями работу милиции и самих сотрудников: «Окунись, мол, милая, и сама в эту грязь!»