Страница 40 из 69
Она — и рада-радешенька. Хоть верхом на коне, хоть с обозом в возке. А почему не порадоваться, не сделать милому приятное? Дитя няньками да кормилицей присмотрено, приголублено — ей не помеха. К тому же, как сказывают, князь суздальский, дед ее родной Юрий Владимирович Долгорукий, идя на охоту, супружницу свою, грекиню, дочь византийского императора, брал с собой даже на сносях — так любила княгиня эту забаву. И однажды, когда они, охотясь, находились на реке Яхроме, сына прямо в поле родила, нареченного Всеволодом, во крещении православном — Дмитрием. Так Юрий Владимирович на радостях приказал на месте том град Дмитров заложить, и заложили. Вот так-то.
Охотились в основном по осени и зимней порой, когда зверь и птица за долгие летние дни вес набрали да жирок нагуляли, когда молодняк подрос да окреп. По осени — на птицу речную и степную. На серых гусей и белоснежных лебедей. На дроф голенастых, бегающих по в степных травах так, что и на борзом комоне не угнаться, и на фазанов прекрасных не только мясом, но и переливчатым золотым и серебряным пером, словно сказочные жар-птицы.
Длинные хвостовые золотые и серебряные фазаньи перья молодые княжичи и князья вставляли не только в шапочки для пущей красоты, но и в боевые шлемы, прикрепляя к шишу, как и еловец.
Охотились как в специальных ловах, уряженных еще великой княгиней Ольгой Святой, так и в иных местах, богатых пернатой дичью. Как с помощью силков и сетей, расставляемых в заповедных местах, так и с помощью луков да стрел — истинно молодецкой забавы. А ну, попробуй, попади в летящую птицу! Не каждому лучнику это удается сделать. Даже в мирно плавающего гуся или лебедя не так-то просто попасть: близко не подпускают, а с дальнего расстояния не у каждого глаз верен да длань крепка, чтобы в голову угодить. Иначе только подранишь, а не возьмешь. Чиркнет стрела по перышкам, а перышки, что твой панцирь — доспех пластинчатый, одно на другое наложены так тесно, что даже воду не пропускают — скатывается вода с перышек — оттого, знать, и присказка сложилась: «как с гуся вода, так с младенца худоба». Вот подраненная птица и унырнет, уплывет, улетит.
Она, Ольга, пробовала и из лука, и из самострела, но все попусту. Только стрелы зря тратила да улыбки снисходительные у супруга Всеволода и дружинников его вызывала. Однако обиды не держала — пусть смеются: забава есть забава.
Охотились с псами и без оных. Пес, если он не дурной, не пустобрех, не дармоед, на охоте первый помощник: и дрофу или фазана с гнезда поднимет, и за гусем либо лебедем, убитыми на воде, сплавает да принесет. А потом долго будет трясти намокшим тулом своим, удаляя воду; а вода разлетается алмазными брызгами под веселый смех князя и дружинников: «Что, Полкашка, не нравится купель Божия, Иордань курская (либо трубчевская)? Знать, не быть тебе христианином, так и останешься навсегда в поганом роду басурманском».
Охотились и с птицами ловчими: соколами да кречетами, натасканными и на лебедя гордого, и на гуся серого, и на утицу малую. Тут уж и князь, и дружина его хоробрая только зрители да наблюдатели. Тут на первое место выходит либо бродник какой княжий, либо ловчий, умеющие обращаться с грозными птицами, которых надо сначала изловить, приручить, потом на дичь натаскать.
Самому князю этим заниматься некогда — других дел, более важных, невпроворот. Вот и занимаются специальные людишки, к тому имеющие умение.
Вывезет ловчий в поле сокола либо кречета — смотря на что охота идет — снимет с главы его колпачок да и подбросит немного ввысь, чтобы от земли вверх пошел. Взмоет сокол высоко-высоко, только малой точкой и видно его, оглядит с выси небесной окрестные места, узрит лебедя либо гуся — и камнем на него. Ударит клювом так, что тот закувыркается, да и падет на землю или воду. Тут уж охотник не дремли — комоня вскачь! да и подхватывай, вылавливай. То же самое и кречет с утицей. А если на стаю нападет — многих собьет, то взмывая ввысь, то камнем падая на добычу.
На птицу, особенно с соколом или кречетом, лучше всего охотиться в курских краях. Здесь лесов поменьше, зато степных просторов — раздолье для ловчей птицы — поболее.
На зверя же лесного — волка, медведя, кабана, лося, оленя благородного, косулю и прочая — охотиться сподручнее вблизи Трубчевска. Места сплошь лесные, зверем любимые. Причем лучше всего это делать зимой — следы по пороше, что буквицы на пергаменте: ведающему да знающему все расскажут и подскажут. Только ищи, не ленись. Найдешь — не трусь, смелее к зверю с копьем да рогатиной подступай, из лука либо самострела целься да бей! Но и не плошай — раненый зверь оплошки не прощает: либо рогами забодает, либо когтистой лапой так угостит, что мать родная не узнает, либо клыком саданет — только клочки одежды полетят вместе с мясом человечьим… похлестче любой рогатины! Тут уж домовину погребальную заказывай. Никто не поможет: ни поп с молитвой, ни лекарь-костоправ, ни бабка-шептуха… Знать где-то да когда-то прогневал берегиню леса и лесной живности — языческую богиню Зевану. А то и самого Лесовика — старичка-боровичка, летом средь грибов прячущегося, зимой с совами в дуплах обитающего. Никто из смертных их видеть не видел, но всякий знает: есть такие.
А потому охотники, прежде чем идти в лес на охоту, дань-подарочек им относят, оставляют под самым большим деревом и просят одарить охотой доброй да безопасной. Дань невелика — косточка с мясцом, заячий хвостик и иное-прочее. Тут важен не подарочек — важно уважение.
Всеволод, подражая дедам да прадедам своим, выходившим на единоборство с зверем лесным, и на медведя, когда того поднимали, разъярив, из берлоги, один на один хаживал, и на кабана-секача, вепрем прозываемого, и на лося сохатого, который одним взмахов своих огромных рогов мог и комоня опрокинуть, и с десяток собак убить да покалечить. Боязно было в такие мгновения за супруга: а, ну, не дай Бог, конь под ним оступится или сам, пеше, споткнется да замешкается — беда! Зверь забьет мгновенно. Тут даже дружинники ничем помочь не смогут — просто не успеют. «Ты уж поостерегись»! — просила. «Бог не выдаст — кабан не съест! — смеялся ответно. — Семи смертям не бывать, а одной не миновать, княгинюшка». И, слава Богу, всегда выходил победителем.
Зимой на охоте собаки — первые помощники: что зверя с лежбища поднять, что по лесу аль по снежному полю гнать до уморения, что придержать его, вцепившись в бока и загривок, пока охотники на конях не подскачут и не добьют. Как поднимут да след возьмут — от лая захлебываются до хрипоты. И летят, словно стрелы из луков пущенные, распластываясь над снежным настом, почти его не касаясь. На что комони борзы в беге, но за псами им не угнаться!
А еще псы помогут и соболя обнаружить, и куницу на древо загнать, и горностая облаять. Поднимут с насиженных мест и тетерева, и глухаря, и рябчика. Мимо лисьей норы не проскочат — обязательно лаем отметят. Тут уж, охотник, не плошай — поспевай с луком и стрелами, с силками и сетями! Добывай красного зверя да красную птицу к княжескому столу.
Зимний лес очаровывает, завораживает своей волшебной былинной красотой — смесью чуткой, настороженной тишины, белого чистого снега, сверкания инея на ветвях берез, осин, дубов, пуховыми убрусами и шубами елей да сосен. Чуть поведешь в сторону очами — и чу! не Зевана ли вон из-за того заснеженного куста пристально посматривает… А из-за другого хитро подмаргивает сама Зимерзла, в одеянии из пушистого инея и в короне из хрустальных льдинок — владычица снегов, холодов, морозов и метелей… А там вон не сам ли лесной дух вдруг ни с того ни с сего гору снега с ветви обрушил. Серчает что ли?.. Или же балует?.. Есть за ним такой грешок: вроде бы тишина, ни дуновения, ни единой струйки ветерка, ветка не шелохнется — и вдруг, бац! — целая гора снега тебе на голову! Заполучи, человече!
Княгиня Ольга Глебовна — верная дочь Христовой церкви. Она не только по праздникам и будням посещает храмы, не только исповедуется у первых священников Курска и Трубчевска, но и соблюдает все церковные обряды и посты, знает наизусть и читает перед вкушением ествы и сном молитвы. Однако это не мешает и ей знать о прежних богах и божествах, бытовавших у русов и славян до крещения Руси Владимиром Святославичем. О тех же Зеване и Зимерзле. А еще о Позвизде — повелителе бурь и непогод. Это суровые боги, внуки Сварога, Перуна и Стрибога. Но есть и добрые, ласковые, такие как Зимстерла и Догода — боги весны, зелени, цветов, тепла. Также Лада, Леля, Полеля, Дидо, Корс, Коляда, Купало, Макошь… И еще добрый десяток, а то и дюжина божеств, которым молились, приносили жертвы зерном, цветами, песнями, чтобы ублажить, смирить их гнев на милость. Княгиня Ольга Глебовна этим богам не молится, но и не хулит их. Зачем? Хоть и низвергнутые, как повторяет Всеволод, но все же боги…