Список Мадонны

Бернард не расслышал ни одного слова. Он исчез еще до того, как Нунцатти прекратил говорить. Он шел, увеличивая длину и скорость шага, пока наконец не побежал к яркому солнечному свету, к скамейке в парке среди деревьев.

У Бернарда все еще дрожали руки, когда он вынимал пергамент из носка. Лист почти развалился от небрежного хранения, желтые хлопья упали на землю рядом со скамейкой. Две строки под верхней надписью побурели, выглядели более выцветшими, но совсем не потеряли отчетливость. Четкий текст шестисотлетней давности.

«Сигни Вигеланд», и ниже — одно единственное слово — «Ламар». Бернард не мог оторвать глаз от имени Сигни, мысленно пытаясь вырваться из мысленного хаоса к смыслу. Как? Что? Почему? Имя Сигни вновь появляется, на этот раз написанное неизвестно кем на листе, который он нашел в свидетельствах о святости Доминика. В этом должен быть какой-то смысл. Его глаза еще раз пробежали по бумаге «август, 1221-й, Болонья». Доминик умер в Болонье в 1221 году, и он был уверен, что в августе. Шестого, если он правильно помнил праздничный календарь. Следовательно, имена были написаны вскоре после смерти Доминика. Но кем? И как они оказались вместе со свидетельствами? Очевидно, кто-то понимал их важность.

Бернард осознал, что ответ пришел к нему. Он был с оттенком откровения и воспринимался разумом и верой как божественное вмешательство. Эксцентричный Доминик был канонизирован не только потому, что влачил откровенно нищенское существование. Ему также были присущи видения, которые Церковь с готовностью восприняла как реальность. И чаще всего в этих видениях ему являлась Мадонна. Учитель музыки верил в то, что и Сигни испытала подобное, несмотря на то что она и не понимала этого. Здесь было явное доказательство того, что Сигни не только была избранной, но также кем-то была избрана и для какой-то цели. И не только Сигни, но и он сам, поскольку не мог же он сохраняться только для нее? Совершенство, которым была отмечена его жизнь, имело только одно отклонение, и теперь он понимал почему.

Его мысли бежали дальше. Отвергаемый всеми женщинами, но притягиваемый к одной. Все было так просто. Ясно, что он должен был стать отцом нового Мессии. Те прошлые образы и голоса были посланиями Господа, которые должны были указать ему направление его судьбы. Но силы зла тоже не дремали. Они уводили его в сторону, как это было с Христом в пустыне. Он слушал ложные голоса, и они отобрали у него Сигни до того, как он смог осуществить свое предназначение и наставить его, своего сына, с которым пришло бы новое возрождение. Да. Конечно! Он, Бернард Блейк, не был обычным человеком. Он не был рабом пустого христианства, потерявшего свою силу с течением времени и оказавшегося под властью слабых людей. Новая религия будет другой, совсем другой. Нужно очищение. Новый мир должен обрести свой образ. И более того, Бог действовал в согласии с этим. Мать была выбрана, возможно, еще до этого, будучи указанной Доминику Мадонной. Сам Всемогущий, предвидя время этих мучительных родов, выбрал его, Бернарда Биру, чтобы он зародил спасителя. Он подумал об Уильяме Блейке. У него есть даже свой Иоанн Креститель. Однажды все это свершится. Бернард тяжело дышал, изо рта его сочилась слюна, капли пота выступили на лбу, хотя на солнце было не жарко.

Неожиданно накатились слезы. Они просто струились по щекам. Он все испортил. Сигни ушла. Не будет никакого ребенка. Посланники тьмы объединились против них. Ему дана была возможность оказаться в привилегированном положении, но он не понял этого. Он должен понести за это наказание. Не торопясь, он стал доставать пузырек с пилюлями. Лист пергамента спланировал на землю, сметенный рукой, достававшей пузырек. Бернард взглянул на него и увидел слово, притянувшее к себе его взгляд.

Ламар.

Могла ли Мадонна предвидеть сети, сплетенные посланниками тьмы? Может ли эта Ламар оказаться женщиной, так же избранной, которая где-то сейчас ждет его? Да, так и должно было быть! Господь никогда бы не подверг опасности такое божеское дело. Он приведет его к этой Ламар так же, как он привел его к Сигни. С помощью той же потерявшей силу системы, посредством которой его сын и он сам должны переделать мир. Он поднял пергамент, поцеловал его и осторожно положил под рубашку ближе к телу. Затем перебежками он добрался до пустой церкви рядом с архивом. Преклонив колено, Бернард Биру впервые в жизни молился искренне. Слова раскаяния, благодарения и, наконец, обещания истерично выкрикивались им перед статуей Богоматери, которая смотрела на него со своего пьедестала на евангельской стороне алтаря у перил.

— О, Пресвятая Божья Матерь, я должен отыскать Ламар. Ты долго лила слезы, и еще дольше тебя не понимали. Теперь твое желание стало понятным, и я буду орудием его достижения. Веди меня к ней, и я добьюсь, чтобы она стала моей. Из моих чресл выйдет новая религия, и ты останешься довольной, как и я, благословленный тобой. Покажи мне ее.

С протянутыми руками Бернард устремился к статуе. Статуя вращалась. Один оборот за другим. Он следил за ней глазами. Она оторвала свои маленькие, с белыми отметинами ноги от пьедестала, чтобы приветствовать его. Он упал на них и более не помнил ничего.

Когда Бернард проснулся, в церкви было темно. Слегка болела голова, и странно жужжало в ушах. Он низко поклонился Мадонне и исчез в темноте сумерек. Холодный воздух бил его по горящим щекам, пока он добирался до своей квартиры, которая была недалеко от Апостольского дворца.

Те же два человека снова заняли те же места за тем же столом. Кардинал сидел за своим письменным столом, священник в белой рясе — напротив него.

— У меня нет другого выбора, святой отец. Это происшествие в Бергене. Отсутствие у вас, если можно так выразиться, откровенности привело к тому, что теперь я оказался между молотом и наковальней. Цена расплаты ясна, и платить придется. Я был бы расстроен меньше, если бы причина ваших бед не была рождена лично вами. Вам придется покинуть это место. У меня есть для вас новое назначение.

Не дожидаясь ответа, кардинал Луиджи Ламбрусчини поднялся и, взяв запечатанный конверт с письменного стола, подошел к тому месту, где сидел Бернард Блейк. Молодой священник спокойно встретил его взгляд. Ламбрусчини заметил отсутствие выражения злобы, вызова и даже той боли, которую он наблюдал у Бернарда в последнее время, и удивился.

Доминиканец принял письмо, не выражая никаких эмоций, и, посмотрев на адрес, положил его себе на колени и стал ждать, что еще скажет кардинал. Он хранил молчание до того, как заметил, что кардинал подошел к окну и остановился там, глядя на площадь, поливаемую холодным серым дождем.

— Это место, ваше преосвященство, где оно? Когда мне нужно отправляться туда? — Было видно, что ответ мало волновал Бернарда. Где бы это ни было, Ламар будет там. Он был уверен в этом. Ему было просто любопытно, и, очевидно, Ламбрусчини ждал, что он что-нибудь скажет.

— Очень далеко, святой отец. Через моря, на другом конце земли. В английской колонии, туда ссылают заключенных. Некоторые зовут это место адом на земле, дальше высылать некуда. Англичане называют это Новым Южным Уэльсом.

— Великая южная страна? Terra Australis? Эта земля принадлежит англичанам, а потому протестантская, не так ли?

— Да, это так. Но туда было сослано много ирландцев, и потому наша Церковь проявляет интерес к тем местам. Коллеги из Англии прислали мне информацию о тамошних условиях. Вести не очень хорошие. Много страданий, процветает безнравственность. Священников остро не хватает. Я понимаю, что нам еще повезло, что делами нашей Церкви там управляет великолепный прелат. Монсеньор Полдинг — выдающийся посланник Господа, и вы ему нужны. Отправляйтесь туда, Бернард Блейк, упорный труд и суровые невзгоды должны очистить вас и укротить ваш нрав. До времени…

Ламбрусчини поднял брови в ожидании реакции. Он был удивлен тем, что увидел. Бернард Блейк почти не смотрел на него, а его темные глаза светились только интересом, но вовсе не ненавистью.