Список Мадонны

Даже беря в руки эту книгу, Улаф чувствовал, что беспокойство, возникшее из-за неясных вопросов, было гораздо сильнее той радости, которую он испытал бы в обычной обстановке от такого подарка. Этот темноглазый гость, чье присутствие заставило его почувствовать себя так неспокойно, кто он? Откуда ему стало известно о нем? Что ему нужно? Для чего он приехал? Что-то подсказывало ему, что нужно быть осторожным. Не сводя глаз с гостя, он придал звучанию своего голоса нормальный тон:

— Примите мою особую благодарность, герр Биру. Мне следовало бы отказаться от такого подарка. Но я не буду. — Он рассмеялся. — Я слишком подвержен слабостям, чтобы отказаться от такого удовольствия. — Он рассеянно погладил обложку книги, держа ее в другой руке, а после наклонился вперед, не вставая с кресла. — А теперь скажите: кто вы, прекрасный молодой человек, разговаривающий, как благородная и ученая особа, и приносящий прекрасные подарки дряхлым учителям музыки?

Бернард ответил, не сводя глаз со старика:

— Как я уже упомянул, мой добрый герр Хансон, я родом из Марселя. Мой отец занимается морскими перевозками, что дает мне возможность много путешествовать, выполняя его задания, и порой совмещать это с удовольствием удовлетворения моих личных интересов. Так случилось, что и то и другое совпало в Стокгольме какое-то время тому назад. Мое личное увлечение привело меня к вам сюда, в Берген…

Он умолк и оглядел книжные полки, будто взвешивал, стоило или нет продолжать.

Улаф с гримасой боли сменил позу, сидя в кресле. Все было так, словно он участвовал в пьесе, но сидел среди зрителей. Он понимал, что нетактично обходить обычные правила вежливости, которые требовали того, чтобы гость задавал тему разговора, но он должен был противостоять этим горящим глазам.

— Поскольку я предполагаю, что вы знаете, кто я, я также смею предположить, что музыка является, как это вы сказали, вашим «личным увлечением». Теперь я даю очень мало уроков.

В ответ на слова Улафа последовали ленивая, равнодушная улыбка и кивок. Улаф увидел, словно со стороны, как молодой человек, сидевший напротив него, полез в карман и достал оттуда вырезку из газеты. После этого длинная белая рука протянула эту вырезку к его лицу, потемневший набор слов на клочке выцветшей бумаги, принадлежавшей другому времени. Плечи Улафа распрямились, и он отстранился от протянутой руки, опустив взгляд на книгу, которую крутил у себя на коленях. В памяти его всплыла церквушка, где он молился со своими родителями в детстве.

— Вот что привело меня в Берген, герр Хансон. Впервые я прочел об этом в Стокгольме и пообещал себе, что удовлетворю свое любопытство в следующую поездку. — Сказав это, Бернард продолжил с энтузиазмом: — Подобные случаи давно интересовали меня. Последний раз я несколько лет назад встречался с кресгьянской девочкой из Калабрии. Но, к сожалению, у ребенка просто разыгралось воображение, и я остался неубежденным. Должен признать, что я скептически отношусь и к этой девушке. — Он понизил голос и начал нервно перебирать ногами. — Могу ли я быть с вами откровенным, герр Хансон?

— Если хотите. — Ответ Улафа прозвучал приглушенно, но глаза его метались, как пойманная в силки птица.

— У меня была младшая сестра, которая рассказывала мне о подобных явлениях Пресвятой Девы. Богоматерь являлась к ней по ночам, когда она тихо лежала в темноте, и обещала ей величие. — Он перекрестился и глубоко вздохнул, прежде чем продолжил: — Она любила меня и была очень расстроена тем, что я не верил ей и не поддержал ее перед родителями. Позже она серьезно заболела и отошла к Создателю. С того самого времени я не нахожу себе места, переживая свое недоверие к ней. Я хочу успокоиться, выяснив вероятность подобных явлений. Я прочел все, что было возможно по этому вопросу. И теперь стараюсь принимать участие в подобных событиях, когда только могу. Итак, до сего времени, герр Хансон, я несу наказание за неверие. Я мечтаю об освобождении от этого наказания и хочу добиться покоя, узнав правду о своей сестре. — Бернард раскинул руки. — Вы понимаете, герр Хансон, эту потребность в уверенности? Вы поможете мне?

«Лжец», — подумал Улаф. Убедительные слова не могли скрыть нотку злого умысла. Вслух он осторожно произнес:

— Нет! Я не уверен, что я правильно понял вас, герр Биру. Но это другой вопрос. Что такого вы хотите от меня, о чем уже не написано там?

— Все очень просто, герр Хансон. Мне бы очень хотелось знать, что вы думаете о якобы чудесном опыте этой девушки. Действительно ли он таков?

Улаф Хансон почувствовал себя в ловушке. Пока он старался привести свои мысли в порядок, у него похолодело под мышками. «Будь осторожен, Улаф!».

Прозвучал оглушающий стук в дверь. За ним раздался голос Ингрид:

— Герр Хансон. Вы впустите меня? Я забыла свой ключ дома.

Двое мужчин посмотрели друг на друга. Улаф рывком поднялся на ноги и поплелся к двери.

— Моя домашняя хозяйка. Пришла, чтобы приготовить мне ужин. Она всегда забывает свой ключ. Но она прекрасно готовит. Если вы немного подождете, я на минутку.

— Иду, Ингрид. — Если бы она была моложе, а он не так добропорядочен, то он обнял бы ее. Ему нужно было время собраться с мыслями.

Оставшись в кабинете, Бернард уселся в кресло, все еще держа клочок бумаги в руке. Боже, как болела его голова. Все было таким ненужным. Девушка-лунатик, это чертово место. На какой-то момент он предполагал, что лучше было бы сделать так, как он думал: остаться в Копенгагене и сфабриковать для Ламбрусчини историю о замарашке из Бергена. Но хитрый старый пират написал письмо прелатам в Стокгольм с подробностями его задания. Кроме того, у него повсюду шпионы. Ему показалось, что он заметил подозрительную личность, слонявшуюся рядом с ним в Христиании. Нет, он должен довести дело до конца, и это был лучший путь. Беседа с Хансоном, который выглядел достаточно искушенным для развалины, чье время ушло, и, возможно, беседа с девушкой — в компании Хансона, конечно. Вспоминая свои ощущения во время разговора с той несчастной идиоткой из Калабрии, он был уверен, что вряд ли у него появится желание говорить с ней наедине. А тут еще ее грубиян отец. Куда же пропал Хансон? Ему хотелось темноты и покоя.

Вернувшись в кабинет, Хансон не сказал ни слова. Он просто снова усадил себя и стал смотреть на гостя, приглашая его начать разговор.

«Он что-то для себя решил, — подумал Бернард. — Пусть будет, что будет».

Он ответил взглядом на взгляд.

В конце концов тишину нарушил Улаф:

— Итак, вы хотите узнать о девушке. То, о чем не написано здесь. — Он жестом показал на вырезку из газеты. Потом продолжил: — Она простой человек, с кое-каким талантом к игре на флейте. У нее живое воображение и во многом она все еще ребенок. Нет, это не совсем так. Женщина-ребенок. Она мила и, возможно, выйдет замуж за сына рыбака с согласия своего отца, после чего будет жить до конца своих дней так, как жила ее мать и мать ее матери. Видение разговаривало с ней трижды. — Он сделал паузу, беззвучно шевеля губами. После чего продолжил: — Но она не станет передавать мне сказанные слова, если вообще помнит их. — Он кивнул на бумагу в руках Бернарда. — Я написал все, что знал. И описал факты так, как их понял.

Улаф чувствовал, как стучало его сердце. Он не понимал, что происходит, но понимал только то, что он должен защитить Сигни. Собрав всю волю, он посмотрел сквозь пространство, разделявшее их. Его речь была твердой и, он надеялся, убедительной.

— Послушайте меня внимательно, герр Биру. Этот ребенок хорошо играет, но без души. Я учу ее, поскольку моя семья была обязана ее матери. Музыкант со способностями, но без души, проклят. Он обречен достичь чаши величия, но никогда не сможет испить из нее. — Улаф почувствовал, как на него наваливается усталость.

Услышав полные страсти слова пожилого учителя, Бернард ощутил облегчение. Так он и думал. Она шарлатанка, как и все подобные ей. Он представил себе британский корабль, выходящий из Портсмута через три дня, и поблагодарил счастливую судьбу за то, что заказал себе койку этим же самым утром. Два дня в этой Богом забытой дыре — это на два дня больше, чем нужно.