Список Мадонны

Сначала голоса снаружи звучали приглушенно. Затем стали громче. Шум бегущих ног. Звук настежь открываемой двери и пронзительный крик:

— Остановитесь!

Мартин даже под мешком почувствовал какое-то смятение, несмотря на то что уже напрягся в ожидании падения. Потом он почувствовал, как чьи-то руки стали дергать его, стащили мешок с его головы. Он сощурился от солнечного света и попытался собраться с мыслями. Улыбающийся капеллан схватил Мартина за руку и развернул его лицом к входу на внутренний двор. Там стоял человек с головой песочного цвета, на его румяном лице было заметно удовлетворение. Рядом с ним стояла испуганная Ламар с вороном на плече.

Пэт Триси сделал большой глоток пива и продолжил свой рассказ:

— Я был в буше, пора домой, а тут — она. Появилась откуда-то. Голова разбита, вся исцарапана. А в остальном с ней, мне показалось, все было в порядке. Я ухаживал за ней неделю с лишним, а когда прочитал в уиндзорской газете, я понял, что это о ней говорят, будто она погибла. Поэтому я и привез ее сюда. Мы ехали всю ночь. Я боялся, как бы не опоздать. Я ужасно рад, что мы успели.

Грэг Махони расцвел в улыбке и хлопнул Триси по спине.

— Я уверен, что это правильный способ обыграть палача. А еще говорят, что нельзя обмануть смерть. Я знал, что он невиновен. Я просто не смог убедить трибунал.

— Нет, господин Махони, — сказал Мартин. — Вы сделали все, что могли. И если хорошо подумать, то я сам навредил себе. — Он отвел глаза от Коллин, обнимавшей его так, будто не собиралась отпускать вообще, и посмотрел на двух мужчин напротив. — Смогу ли я вас когда-нибудь отблагодарить? Мне одинаково хорошо оттого, что Ламар жива, и оттого, что удалось обмануть палача. — Он прижал к себе Коллин и улыбнулся. — Ну почти одинаково. — Он посмотрел на Триси, прежде чем продолжил: — Где она сейчас, господин Триси?

— Исчезла. Она просто исчезла вчера в полдень. — Триси задумался на минуту. — Вы знаете, я не думаю, что она вернется.

Махони заказал еще выпить для себя и Триси.

— Вам двоим пора уже идти. У вас есть друзья в Лонгботтоме, они хотят увидеться с вами, и господин Нейтч тоже. Он очень расстроен, но… — Махони поймал себя на слове, а Мартин, казалось, не заметил, и Махони продолжил: — Я думаю, что ты снова получишь свою работу. А теперь уходите.

Мартин и Коллин целовались на солнцепеке за отелем до тех пор, пока она не почувствовала твердость его плоти снизу. Тихо рассмеявшись, она щипнула его шею губами. Они пошли к парому, открыто держа друг друга за руки.

— Здорово у тебя получилось выгнать его отсюда, пока он не спросил про священника, — сказал Триси.

— Мне вовсе не хотелось быть тем, кто сообщил бы ему эту весть. Он так им восхищался.

— И что, он сошел с ума?

Махони медленно пил пиво, вспоминая бешеные глаза священника и ауру, сопутствовавшую человеку, лишенному разума.

— Да, — ответил он кратко.

Дождь прекратился, и Ламар бесшумно пробиралась сквозь мокрые заросли буша, стараясь не попасть в грязь и постоянно держа солнце справа от себя. Голова уже не болела так, как когда ей пришлось искать того голубоглазого, который нашел ее раньше. Теперь она возвращалась к даругам. Дожди вернулись, вернутся и калабари. Курикута услышала их во Времени снов и явилась сама, с Ганабуда.

Она взобралась на большой валун и осмотрела лесистую долину, лежавшую перед ней. Утесы на той стороне были крутыми и неровными, но она знала, как обойти их. За ними жили даруги. По дну долины, обтекая скалы, сквозь темные ущелья с крутыми откосами несла свои мутные воды река. Ламар нахмурилась, увидев воду. Не явится ли к ней Курикута? Должно было что-то произойти из Времени снов; что-то, о чем говорила Курикута. Но все шло так, как должно было случиться. Может быть, пока не настало время? У нее над головой радуга проложила дорогу к местам племени Даруг, отчетливо выступая в своем цветном великолепии. Прокричал Ата, пролетев вперед. Ламар улыбнулась и ускорила шаг.

Эпилог

Обнесенный стенами монастырь Святой Екатерины Генуэзской расположился среди оливковых рощ недалеко от городка Анцио, к югу от Рима. Стоящий в тени пробковых дубов и средиземноморских сосен, этот монастырь, построенный в XVII веке, являлся постоянным напоминанием о том времени, когда деяния Господа более чем сейчас занимали мысли людей. Сорок две доминиканские монахини вели здесь жизнь, немногим отличавшуюся от той, что была у их предшественниц, останки которых покоились на аккуратно убранном кладбище за монастырем. Немногим из жителей окрестных деревень удалось побывать за монастырскими стенами, увитыми плющом, но те, кто побывали, рассказывали о прекрасных лужайках и цветниках со скамьями из резного камня, на которых пожилые люди отдыхали, сидя под теплыми лучами солнца.

И сейчас трое сидели там, на солнце, но их нельзя было назвать пожилыми. Рано поседевшие и ссутулившиеся, они медленной походкой приходили сюда, обычно в сопровождении монахини, которая ухаживала за ними. Когда они усаживались, они делали это порознь, не разговаривая и не обращая внимания ни на прирученных птиц, прыгавших у них под ногами, ни на пруды с прозрачной водой, в которых отражались их белые рясы. Глаза их были пусты и лишены чувств и понимания. Только один из них с серебром в волосах, обычно сидевший на скамье в тени, двигал губами, но он разговаривал только с самим собой.

Епископ Томас Риварола оставил свою карету в Анцио и прошел три километра до монастыря. Он любил эти места и наслаждался возможностью снова побродить здесь, несмотря на свою тяжелую одежду, не соответствовавшую летней жаре. Следуя вдоль узкой дороги, он наслаждался ароматом мастичных кустов и улыбался. Да, это очень хорошо дышать воздухом, чувствуя запах земли, даже если он не должен был быть здесь. Особенно сейчас, когда такие события разворачивались во Франции. Ему было приказано немедленно возвращаться для дальнейшей проверки. Не то чтобы ему это было нужно. Лично он был убежден. Несмотря на это, приказам следовало подчиняться. Но сначала нужно было позаботиться о своем старом друге.

Риварола старался посещать Бернарда как можно чаще. Он понимал, что монахини великолепно делали все, что нужно было, для трех их пациентов, бывших доминиканцев, нуждавшихся в заботе и внимании. Он также понимал, что Бернард не узнавал его. Тем не менее Риварола не мог быть уверенным в том, что его беседы не помогали, он не знал наверняка, что за этими тусклыми глазами, когда-то пылавшими чувством, не было никакого понимания. Поэтому он посещал монастырь Святой Екатерины всегда, когда ему удавалось покинуть Рим. Он привозил с собой пищу и сласти, а также много разговоров. Он говорил до тех пор, пока монахини не забирали у него Бернарда. И каждый раз во время разговора тусклые глаза смотрели на него не мигая и, очевидно, ничего не видя.

Риварола зашел внутрь монастыря. Здесь все дышало миром и спокойствием. Ярко светило солнце, и в воздухе стоял густой запах олеандра. Его встретила сестра Сесилия, которая проводила его в сад к Бернарду.

Риварола обнял своего старого друга, ощущая его худые плечи, а затем холодную расслабленную руку. Он повел Бернарда к скамье на солнце, разговаривая, как с ближайшим наперсником.

— Да, Бернард. Это просто удивительно. Я никогда не встречался с подобным. Крестьянская девочка из Лурда. Она видела Пресвятую Деву. Уже девять раз. Всегда в одном и том же месте: в пещере у реки Гав-де-По. В последнее ее появление слепой каменщик вымыл глаза в источнике в той же самой пещере и исцелился.

Помнишь ту крестьянскую девочку из Калабрии? Ее, кажется, звали Мария Бальбони. Так эта девочка напоминает мне ее, но она гораздо более хрупкая. Я говорил с ней и убежден, что это правда. Она видела Пресвятую Деву. — Риварола поискал что-то в своей одежде. — Я тебе кое-что привез из Лурда. Рисунок девочки, видевшей Богоматерь. Эта девочка — уже знаменитость. Люди тысячами собираются у пещеры в надежде увидеть Пресвятую Деву, разговаривающую с этим ребенком. — Он положил рисунок на колени Бернарду. — Посмотри, вот девочка, вот Пресвятая Дева, а вот источник, в котором она стоит.