Клеймённые уродством

Потому что каждый дом — от него почти пахло Им. Я пробовала пить, бухать, пробовала напиваться до того состояния, что не помнила и не понимала где нахожусь, но КАЖДЫЙ БЛЯДСКИЙ РАЗ его лицо снова и снова осуждающе на меня смотрело и я плакала, моментально отрезвев, сколько бы до этого я не выпила. Мне было противно от самой себя, противно от алкоголя, травы, бармена который мне подливал — бог знает где я вообще брала деньги, иной раз я даже не помнила себя несколько дней, где была, с кем и что делала. Один раз меня забрали из какого-то притона, а когда отошла от похмелья — даже не удалось вспомнить про него. Я ненавидела себя все сильнее, потом отходила, снова превращалась в тень, потом случайно меня заносило в какой-то бар и все начиналось снова. Чей-то голос, спрашивающий. не ищу ли я компании, потом алкоголь — мне часто угощали, надеясь, что потом поеду с ними. Иногда прокатывало, но только если конечный пункт был другим баром или еще каким-то заведением, где можно накидаться. Те, кто распускали руки, получали по щам.

Время тянулось то как целая вечность, то пролетало не заметно — вот вроде проснулась, а вот уже вечер и последние несколько часов выпали из памяти. Будто я просто слишком долго моргала или же провалилась в дремоту. Вот кто-то прошел по коридору, заглянул ко мне в комнату, смотрел с минуту или две — ушел. Каждый день происходил один и тот же разговор.

— Как ты?

— Никак, — взгляд в потолок.

— Пойдем, проверишься хоть?

Рука осторожно тянется ко мне, касается лба, щеки. Я вздрагиваю.

— Пит, не надо. Идите без меня.

Отпускать меня стало только через месяц или два. Помогало то, что на улице периодически кто-то докапывался. Троих я отправила в реанимацию, еще пятерым сломала несколько ребер, попутно они все получали различные травмы, некоторым просто съездила по роже. Во мне то бурлило с неистовой силой, то я вновь угасала и от гнева не оставалась и следа. И это раскачивание лодки явно не особо хорошо влияло на психику — я несколько раз кинулась на Питера с ножом, когда он просто попросил сделать чай. Вреда я ему не нанесла, парень ловко скрутил меня, выбив оружие, но потом я долго плакала, лежа у него на коленях, а он поглаживал меня по волосам, что-то шепча. Всплески ярости сменялись апатией. Апатия — всплесками ярости. И так по кругу. В определенный момент я всерьез начала опасаться за свое душевное равновесие, но потом махнула рукой — какой там. Пусть лучше вся эта срань просто добьет остатки нервных клеток, которые еще были живы и функционировали с горем пополам.

Кажется, иногда в еду мне подсыпали антидепрессанты, но мне как-то было плевать. Мне не помогало. Питер начал чаще проводить время у груши. Через две недели от нее почти ничего не осталось и звуки постоянных ударов на время прекратились, в квартире царила тишина, только редко кто-то разговаривал, даже смеялся.

Стиву было терять не в первой, он переживал легче, Джефф тоже, но со мной это было впервые. К тому же, насколько я знаю, для них Джейкоб был одним из многочисленных знакомых и другом, его пожалуй мог бы назвать Питер. Хотя с братцем они сблизились из-за меня. Я зареклась с того для не привязываться, ни за что и никогда, потому что внезапно осознала насколько хрупка жизнь человека. По настоящему хрупка и каким безумием были те суждения о том, что я могу ее лишится. О том, что бросаться в драку с риском потерять ее. Что бы… заставлять это чувствовать кого-то? Питера? Скорбил бы пожалуй только он. С остальными я общалась, но отдаленно и не подпускала близко к себе, все еще опасаясь и ожидая подвоха.

— И? Что ты мне сделаешь? Кишка тонка даже ударить.

— Отпусти ее. Просто отпусти.

Наглец. Подок. Мудак. Во мне все клокотало. Какой-то парень прижал Марго к себе, обездвижев и теперь нагло смотрел на меня.

Мы возвращались с концерта, на который подруга вытянула меня с огромным трудом. Я все время простояла у дальней стенки, скрестив руки на груди и хмурым взглядом оглядывая толпу. Большая часть выглядела цивильно, хотя и попадались неформалы. Впрочем, я со своим ирокезом на тридцать сантиметров была… особо выделяющейся. Группы была не плохой, пара песен меня даже заинтересовала — Марго же постоянно подскакивала ко мне, пыталась тянуть за руку ближе к цене, но я мягко ее отстраняла и девушка разочаровано уходила, впрочем не слишком далеко — постоянно оборачивалась на меня. Она вообще была довольно милой. Черный, короткие волосы и большие темные глаза — она мне кого-то напоминала, но очень отдаленно и я все никак не могла понять кого же. Самая добрая из нас, пожалуй, она вечно тащила домой бездомных кошек и спускала все деньги на корм тем, кого ей забрать не удавалось. Такая… хрупкая. Казалось, сожми запястья чуть сильнее и оно просто сломается.

— Если ты меня поцелуешь, я ее отпущу.

— Хорошо, — я даже улыбнулась. Двинулась к нему медленным шагом, неспешно и неловко.

Обмудок. Вот за кого я пожалуй действительно была готова порвать на части — так это за эту девушку. Ничего такого, не подумай, но меня неимоверно бесит, когда обижают слабых. Тех, кто не может толком за себя постоять.

— Вот так вот, смотри какая хорошая девочка. И милашка к тому же. Ты нравишься мне больше, твоя подруга какая-то несговорчивая.

«Еще бы ты рыпался на девственниц. Хорошо, я поцелую. Очень глубоко».

Он отпихнул Мар в сторону, та с визгом рухнула на дорогу, зашипела, когда голые коленки столкнулись с асфальтом. Краем глаза я заметила, как она пытается подняться и сесть на поребрик. Меня же парень резко притянул к себе, ухмыльнулся. Мерзость какая. С секунду он смотрел мне в глаза, потом потянулся поцеловать, прикрывая глаза. Прежде чем он что-то успел понять я откинула голову.

С отвратительным скрипом нож скользнул по его зубам и вошел в рот, колено взметнулось вверх, к незащищенным яйцам. Парнишка от шока выпучил глаза, заорал, рухнул на землю. Из ротовой полости хлестала кровь, он держался за пах. Клинок я вытащила в тот же миг, что и вогнала, вытирая лезвие о светлые джинсы. Мразь.

Один удар ногой по позвоночнику, я почувствовала как что-то хрустнуло. Тварь. Второй удар куда то туда же. Он рванулся, тело выгнулось, не понимая как надо защитить источники боли. Он все так же не орал, а именно скулил, издавая не понятные и отвратительный звук — он подпаливал еще больше.

— Ты… — удар, — знал вообще, — еще удар, — На кого полез?

Меня захватило. Он толком не мог защититься, скорее всего захлебывался своей кровью, да и это все еще и вперемешку с болью. Я развернула его на спину ногой, села сверху, скорчившись в отвращении и вмазала по челюсти. Он попытался вытащить руки или сделать ими какие либо движения, но не смог — усиление массы тела и физической силы. Я прижала его конечности ногами к телу, — весила сейчас раза в два больше моего обычного веса. Очень полезная штука в драке, противники никогда не ожидают от хрупкой на вид девчонки такого сильно удара.

Даже не понимала как это происходит. Выкрикивала какие-то ругательства и била его за разом. Пока не поняла что еще немного, и его будет даже не откачать. А не хрен ли с ним? Человеческая жизнь хрупка… говорите?

— Я выжгу тебе душу, медленно, — я наклонилась к его уху. Парень был почти в отключке, но думаю, слова мои способен был слышать, — А заодно и все органы. Надеюсь ты запомнишь на следующую жизнь, что не стоит домогаться до девочек.

Рука на его грудь, я тяжело дышала. Мне стоило только подумать, всего лишь представить как его охватывает изнутри пламя, как он снова кричит и корчится. Это лицо, на котором и без того уже не было живого места, уже изуродованное, становится еще ужаснее из-за гримасы боли. Как оно искажается, потому что я прекрасно помнила, какого это — гореть, память прошлых жизней, особо острых моментов хорошо укладывалось в голове. Я помнила, как меня когда-то тащили практически за волосы на костер, как грубыми и толстыми веревками приматывали к столбу. Помню эти вопли радости, когда занимался огонь где-то еще внизу, а я с ужасом смотрела на своего медленно подбирающегося с стопам убийцу и паника накрывала с головой, не оставляя в голове иной мысли кроме как "Нет, нет, нет…"