Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 86

Несколько дней после всех этих событий я словно отсутствовала в мире живых. Были это проделки моей девичьей фантазии или недоразвитого дара, но время и люди будто бы проплывали мимо меня, как жухлые листья в сточной канаве, а я с замиранием сердца снова и снова проживала те несколько счастливых минут, проведённых на городской стене. С того дня угрюмые пейзажи Ольдена стали для меня совсем невыносимы.

До полудня нам позволялось отсыпаться и отдыхать, но обычно я успевала подняться пораньше, закутаться потеплее и пройтись до базара или посмотреть на чинно прогуливающихся после завтрака господ из графского замка. Сейчас я не хотела и носа показывать наружу. Не из-за холода: я опасалась встретить на улице Эдвина Сандберга. В таверне одни гомонили о том, что лорд Эральд принимает у себя не кого-нибудь, а самого предводителя Солнечной стражи в сопровождении элитного отряда. Другие, основательно приняв на грудь, горячо рассуждали о том, что в Ольдене ожидают прибытия Инквизиции, третьи утверждали, что сам лорд намерен выбраться на Север и лично осмотреть Ничейные земли.

Я давно убедилась в том, что людям совершенно всё равно, о чём чесать языками. У них всё заслуживает внимания: и попавшая в тарелку муха, и соседская жена, и красные демонята, которых и в природе-то, наверное, не существует. Удивительно, но именно этим загадочным демонятам я и оказалась обязана своим следующим приключением.

Однажды утром хозяин поднялся не с той ноги. Не успев позавтракать, он вломился в нашу с Раминой каморку и бесцеремонно сдёрнул с нас единственное одеяло. К рассвету угли в камине общей залы, которая находилась за стенкой, окончательно остыли, и всё тепло, что нам удавалось удерживать, было заключено под тонким слоем дырявой шерсти, в которую мы кутались.

Лишив нас одним ловким движением последнего тепла, «усатый волк» принялся надрывно орать, раздувая свои пушистые усы и топорща коротко остриженную бороду. Я сжалась в комочек, натянула на согнутые колени спальную сорочку и спрятала лицо, оставив лишь щёлочку для глаз. Рамина бесстыдно развалилась поперёк кровати и подпёрла кулаком подбородок, другой рукой поглаживая себя по обнажённой груди.

— … как деревянные! — донеслось до меня, как будто из иного мира.

Надо признаться, когда на меня орут, я не могу разобрать ни слов, ни смысла — всё сливается в единый неразборчивый поток.

— … шевелить задницами, разнося тарелки! Улыбаться! Стрелять глазами! А не подпирать стену кухни и не сидеть на бочке под лестницей!

Крик хозяина остывал, переходя в сварливое ворчание. Метод Рамины всегда срабатывал безотказно — хозяин попросту не мог оторвать взгляда от её проворных пальчиков, скользящих по нежной коже сверху вниз. Она, конечно, в сравнении со мной была красоткой: чёрные брови и чуть раскосые лукавые глаза, копна густых каштановых волос, тончайшая бронзовая кожа. Её словно задумали хитрые и охочие до людских слабостей демоны древности — смешали между собой крови трёх континентов и нескольких рас, чтобы создать девушку, которая будет по нраву любому мужчине.

У меня во внешности и крови ничего подобного не было. Серые глаза, курносый нос, волосы цвета сухой соломы — такими были женщины Вестена с незапамятных времён. Матушка Евраксия, прежняя настоятельница приюта, в который меня определили после рождения, рассказывала, что моя мать в юности была светловолосой, весёлой и неугомонной девчонкой. В детстве она пела в церковном хоре, что не мешало ей, впрочем, лазать по деревьям и тайком от взрослых практиковаться в огненных заклинаниях. Мой отец, напротив, был сдержан и немногословен, в Академии сразу же прослыл нелюдимом и букой, но, когда годом позднее пришла война, первым из студентов вызвался в солдаты. А второй, кто сделал шаг вперёд, едва объявили сбор добровольцев, была моя мама.

Отряд боевых магов, куда их определили, продержался почти целый год, после чего был полностью уничтожен эльфийской армией. Но мама успела оставить в этом мире меня, и добрые люди из рук в руки умудрились переправить младенца нескольких дней от роду в лоно Вестенской церкви.

Хозяин, тяжело дыша, удовлетворялся Раминой, пока я украдкой натягивала тёплые чулки и рубашку, трясясь от озноба и омерзения. Подруга покусывала губы и притворно стонала. Я не желала всего этого ни видеть, ни слышать. Мне хотелось, чтобы это гадкое утро поскорее закончилось, а за ним закончился день и самое ненавистное моё время — вечер и ночь. Чтобы колесо времени раскрутилось изо всех сил, замелькало спицами, как крутятся колёса роскошной повозки, в которой лорд Эральд выезжает на большой тракт осмотреть близлежащие деревни и поля. Если бы только это было возможно! Если бы дни замелькали мимо меня с ослепительной скоростью и я перестала бы с содроганием влачить эти жалкие часы отдыха, когда таверна была ещё закрыта, дожидаясь горячего грохота кухни и вечерних клиентов!

У меня внезапно вырвался нервный смешок: и что бы тогда произошло? Что бы случилось, если бы время полетело вдвое, вдесятеро быстрее? Я бы быстро состарилась, сгорбилась, и меня вышвырнули бы просить милостыню к местному храму — а там, глядишь, подобрали бы в приют, чтобы я не замёрзла на улице. Чудесная жизнь и возвращение в обитель бога Солнца на этой грешной земле, ничего не скажешь. Всё-таки как некстати мне вздумалось забираться на эту проклятую стену, ведь жила же я как-то все эти месяцы и почти не вспоминала ни о матушке Евраксии, ни о родителях, ни о магическом даре, будь он неладен!

Дар. Что это за дар, если не знаешь, как с ним обращаться? Дай конюшему карту звёздного неба или микроскоп — драгоценные предметы академиков и волшебников, стоящие непомерных денег, — он только удивится и скажет: «Да на что это мне?» А на что мне светлый дар магии? Если бы с его помощью можно было отдраить кастрюли или выпечь хлеба, или сделать так, чтобы у каждого, кто желает развлечься с юной девушкой, вырастали бы козлиные рога и хвост!