Страница 5 из 9
- Все, что ты говорил сейчас, может быть, и интересно, но ты не ответил на главный вопрос: при чем тут аммиак?
Николай Васильевич задумался и вдруг хлопнул себя по лбу.
- Ваня! Над чем же мы битый час голову ломали? Ведь приказ этот теперь уже не дойдет по назначению. Значит, и выполнять его никто не будет...
Майор улыбнулся. Потом серьезно сказал:
- Боевые приказы дублируются по многим каналам... И он уже получен, Коля... Не радуйся... Он посмотрел на часы и прибавил:
- Ну, мне пора. Отпусти со мной на несколько дней Алексеева.
- А что он будет делать?
- Я хочу дать ребятам одно небольшое поручение, ну а Алексеев умеет воздействовать на своих приятелей. Признанный вожак.
- Ну что ж, возьми, но только не сбивай его с толку своими историями. Мальчишку в море тянет. Из него хороший моряк выйдет. Не рассказывал он тебе, как якорь точил?
- Нет, ничего не говорил.
- Ну и не спрашивай. Разобидится. Подшутили тут над ним.
- Так если что-нибудь надумаешь, Коля, позвони. Я вижу, тебя заинтересовала задача. Вопрос очень срочный. Немцы готовятся к штурму.
- Да, задал ты мне загадку. Значит, опять ночь не спать. Ты бы все-таки специалистов-химиков спросил.
- Спрашивал и получил целую научную диссертацию об аммиаке, но загадка осталась не разгадана. У меня ум за разум заходит из-за этого аммиака, сказал он поднимаясь. - Решение где-то совсем близко, а не поймешь. Вроде "лошадиной фамилии" получается.
Иван Васильевич крепко пожал руку брата и вышел из каюты.
При виде выходящего майора Миша, по-прежнему сидевший на ступеньке, встал и вопросительно уставился на него.
- Ну, Миша, собирайся. Начальство отпустило тебя на берег.
- Надолго?
- Пока дело не сделаешь, - сказал механик, выходя вслед за братом из каюты. - Отметишься у вахтенного, а за продуктами придешь. Я распоряжусь.
- У тебя пальто есть? - спросил майор Мишу.
- Есть. А что еще с собой брать?
- Больше ничего не надо. Беги надевай пальто и догоняй меня.
Миша со всех ног бросился в кубрик.
3. ПОИСКИ СЛЕДОВ
Всю зиму 1941/42 года ждали весну, и она пришла. Под лучами солнца земля проснулась...
Едва держась на ногах от цинги, ленинградцы ходили по скверам, собирали съедобные травы. Качаясь от слабости, уходили в поисках зелени за город. Как только созрела земля, все взялись за лопаты. На площадях, на бульварах, в садах, во дворах - всюду были вскопаны огородные грядки.
Настало лето, и буйная зелень покрыла огороды.
У Миши Алексеева на Марсовом поле были две грядки, засеянные морковью для сестренки, которая жила в детском саду. То, что Мише приходилось опекать свою младшую сестру, сильно изменило его характер и отличало от других подростков. Он не подражал взрослым, а делал все по-своему и, странно, от этого казался самостоятельнее своих сверстников. И ребята, помимо своей воли, подчинялись Мише. Они не понимали, что жизнь поставила его в условия, благодаря которым он стал думать и поступать, как взрослый, самостоятельный человек.
Сейчас Миша шел со своего огорода к сестре, с пучком моркови в руках. Проходя по улицам, Миша наблюдал и размышлял. Всюду - у домов, во дворах в сквериках - огороды. Кровати, сетки, связанные между собой проволокой, образовали причудливые палисадники.
"Сколько кроватей! Откуда их столько натаскали? - думал мальчик. - Год назад на этих кроватях спали люди".
Он вспомнил свою мать, убитую на заводе во время бомбежки. Теперь ее кровать тоже никому не нужна.
Дома Миша бывал редко и долго не засиживался. Если бы не надежда на то, что может вернуться с фронта отец, он давно бы бросил комнату и совсем перебрался на судно. Люся устроена и живет в детском саду неплохо, а он после войны уйдет в море, и ничего ему больше не надо.
В детском саду Мишу знали и сейчас же вызвали сестру. Он слышал, как няня кричала:
- К Люсе Алексеевой брат пришел! К Люсе из средней группы.
Девочка постепенно отвыкала от брата. У нее здесь была своя жизнь, свои дела, занятия, подруги. Иногда она прибегала возбужденная, с блестевшими глазенками и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Миша понимал, что ее оторвали от какого-то интересного занятия или игры, и не затягивал свидания. Он внимательно оглядывал ее платье, проводил рукой по стриженым волосам, осматривал ногти и, не найдя ничего, к чему бы можно было придраться, отпускал девочку. Ему почему-то хотелось, чтобы у сестренки были длинные косы. Он купил бы ей тогда красивую ленту и гребенку, но здесь полагалось стричь волосы под машинку.
Люся была в том беззаботном возрасте, когда дети ценят разве только материнскую ласку и любовь, а Миша уже остро чувствовал свое одиночество. И любовь к маленькой сестренке согревала ему душу.
- Люсенька! - сказал Миша, когда сестренка прибежала к нему и по привычке подставила щеку. - Я морковки с твоей грядки принес. Держи. Только ты ее вымой, слышишь?
- Слышу.
- Как вас кормят?
- Хорошо.
- Нас тоже ничего стали кормить. Видишь, как я поправился.
- А у нас от болезней колют, а потом дают конфетку тому, кто не плакал. Я ни разу не плакала! - похвасталась Люся.
- Ну и правильно. Плачут только девчонки, - сказал мальчик, но сейчас же спохватился и поправился: - Девочки плаксивые. А ты у меня молодец.
- Я молодец, - согласилась девочка. - А вчера к Вале папа приходил. У него собака есть. Я гладила,
- Смотри... Она может укусить.
- Она не кусачая.
- Кто ее знает, кусачая или не кусачая... Люся, а у меня лодка есть. Я бы тебя покатал, да тебя не отпустят, пожалуй.
В это время по коридору побежали ребята, и Люся заторопилась. Миша одернул на ней платье, погладил по голове и наставительно сказал:
- Слушайся няню. Дисциплину соблюдай. Если что-нибудь нужно, - скажи. Морковку вымой, как приказано.
Он чмокнул сестру в щеку и вышел на улицу. Вечерело. Время было действовать. Вчера вечером, получив инструкции от майора, он ездил с Бураковым в Старую Деревню и условился обо всем. Сейчас Миша должен был взять своих приятелей и к вечеру быть на месте.
- Миша боялся, что не застанет их дома. Ребята работали в каком-то подсобном хозяйстве за городом, на огородах, и часто оставались там ночевать.