Рейд БТ

В баке ЗиСа, еще оставалось на удивление много бензина (спасибо тебе, еще раз, сержант). При помощи мятого ведра, бензин был перелит в баки БТ. Конечно, в смеси с остатками "бетешного" бензина, там образовался жуткий коктейль, но выбора не было. Танк снова мог двигаться. Плохо и недалеко. А о сбережении моторесурса, думать было уже поздно.

Степан закрепил на надгусеничной полке свернутый брезент, снятый с разобранного маскировочного каркаса. Забросил в открытый люк танка шинель и вещмешок сержанта Галимзянова. Включив освещение боевого отделения, уложил поудобнее старшину Скрипчука. Тот, так и не приходил в сознание, с момента прыжка во времени. В крепко сжатом кулаке, старшина, все еще, сжимал карманные часы в металлическом корпусе.

— Что дальше? Возвращаться в бригаду? Сказать, что Галимзянов погиб, а топлива в Ивантееве нет? А откуда, я могу знать, что топливо из Ивантеево вывезли? На "старшину" сослаться не получится. Правду он говорил, не поверят мне. Просто расстреляют за невыполнение приказа. Спасаться самому, вместе со Скрипчуком, как и советовал "старшина"? И потом бригаду немцы добьют. Опять "танковый лес" будет. А вывезенное топливо, где-нибудь впустую пропадет.

Топливо… Вывезли сегодня… Неужели?!

Лейтенант судорожно закрутил привод поворота башни, разворачивая ее в боевое положение. Схватил из боеукладки снаряд и дослал его в ствол. Лязгнул клиновой затвор, запирая снаряд в казеннике.

— Спасаться, говоришь?! Да вот, хрен тебе во всю морду, "старшина"!

Если бы, летящий по большаку танк, смог увидеть его американский конструктор — Уолтер Кристи, то он, наверняка, порадовался бы за запас прочности, заложенный им в конструкцию подвески. Ибо, сейчас, этот запас использовался на все сто процентов. Иногда, казалось, что машина отталкивается от земли всеми опорными катками, стремясь еще хоть немного увеличить свою скорость. Весь клиновидный корпус БТ с тонким жалом пушки, был устремлен вперед — только чтобы успеть.

— Ус-петь, ус-петь, ус-петь — это слово слышалось лейтенанту в грохоте катков.

— Только бы успеть — шептал Паничкин, вдавливая педаль акселератора в броневой пол. Ему чудилось, что это усилие проходит через бешено вращающийся коленчатый вал двигателя, стальные диски фрикционов, шестерни бортовых гитар — прямо на ведущие катки, помогая им толкать танк. Холодный воздух врывался в открытый водительский люк, не остужая потное лицо водителя, но помогая этому сумасшедшему гонщику, поток шел дальше — на лопасти бешено вращающегося вентилятора. И разогнанный еще больше, обрушивался на раскаленный радиатор, отнимая у него избыточное тепло.

— Если бы, знать раньше… Ведь все было бы гораздо проще… Почему об этом не знал командир? Видно, не доехал до нашей бригады связной — мысли медленно проворачивались в голове лейтенанта, в той ее части, что не была занята управлением "бетушкой".

— Теперь, то, ясно — слова того парня, из 2014 года, о сгоревшей колонне груженной бочками, на просеке, и слова "старшины" о вывезенном из Ивантеево в неизвестном направлении горючем — это части одной истории. Единственная дорога в том лесу — от Ивантеева, через брод. Если бы колонна шла с другой стороны, она не могла разминуться с нашей бригадой. А раз, этого не произошло — значит, колонна шла из Ивантеево. Значит, командование помнило про нас, и послало нам горючку. Если бы мы только знали это.

— Но, сейчас главное не это. Если я не успею встретить колонну, она будет расстреляна той немецкой передовой группой, так же, как был уничтожен "тазик" Галимзянова. Нужно успеть…

…Лейтенант не успел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины. И теперь ЗиС пачкал небо черным дымом, застыв на обочине большака. Красноармеец Толя Панкратов наблюдал пламя, охватившее машину командира, лежа на брюхе под своей полуторкой. А еще, в просвет из-под машины было видно стоящий поперек дороги немецкий броневик, мотоциклы с колясками, и пулеметами в них. И солдат, в чужих мышастых шинелях, что по-хозяйски расхаживали вдоль колонны советских автомобилей, вразброс застывших по краю дороги. Сухо щелкнул одиночный выстрел, затем другой. Фигурки в серой форме деловито перемещались от машины к машине, время от времени стреляя во что-то невидимое Анатолию. Точнее, Панкратов представлял, куда стреляют немцы — но отчаянно гнал от себя такие мысли.

Надо бы что-то делать, попытаться убежать — однако странная слабость сковала тело бойца. Даже выскакивая из кабины полуторки, слыша звон стекла разбиваемого пулями, сил только и хватило закатиться под машину. Хотя нужно было, схватив карабин, залечь в кювете и стрелять по противнику. Наверное, поведение бойца объяснялось тем, что это был его первый бой. И, возможно, что и последний тоже…

Хруст гравия под ногами, заставил его повернуть голову в сторону приближающегося звука: возле машины остановились ноги, обутые в чужие сапоги с короткими голенищами.

— Эй, Иван! Ком хир, бистро-бистро! — ноги нетерпеливо перетоптывались на месте, их хозяин был явно недоволен медлительностью глупого русского. Немец сказал что-то еще, но его слова были заглушены рычанием двигателя броневика, который стал разворачиваться на дороге. На смену словам пришли действия, и Панкратов увидел ствол винтовки, просовывающийся под машину. С ужасающей ясностью, Анатолий понял, что сейчас его будут убивать…

Что-то большое и тяжелое пролетело мимо полуторки, качнув машину на рессорах воздушной волной. Влетела под машину чужая винтовка, проскрежетав железом по гравию. Ее хозяин исчез с ловкостью привидения. Вот только что был немец возле машины — и вот его уже нет. Только винтовка с оборванным ремнем осталась, как память. Можно взять ее в руки, погладить поцарапанное ложе — никто возражать не будет. Только не до винтовки красноармейцу Панкратову. Он видит, как немецкий броневик задирает в воздух колеса, поддетый скосом лобовой брони невесть откуда взявшегося танка со звездой на башне, и обрушивается днищем вверх, попутно придавив оказавшийся не в том месте и не в то время, мотоцикл. Большие колеса, обутые в широкую рубчатую резину, беспомощно вращаются в воздухе, делая машину похожей на перевернутого на спину жука.

Наверное, если бы немецкий дозор не расслабился так сильно, легко остановив и расстреляв советскую колонну, то солдаты вермахта все равно бы справились с одиночным русским танком. Пулеметными очередями по смотровым щелям, гранатами по мотору — большевистская машина была бы уничтожена. Но, потеряв в первые секунды боя и бронемашину и командира дозора, который был внутри броневика, немецкие солдаты брызнули в разные стороны, как тараканы из-под тапка, даже и не помышляя об отпоре. Один из оставшихся на дороге мотоциклов, с ревом мотора вломился в кусты и заглох там. Другой, развернувшись так, что колесо коляски поднялось в воздух, рванулся по дороге назад. Выстрел из танковой пушки только добавил ему прыти.

На дороге наступила тишина, нарушаемая только треском пламени на останках догорающего грузовика. Лязгнул, открывшись, башенный люк танка. Фигура, одетая в шинель и танкошлем, выбралась из танка и спрыгнула на землю. Осмотревшись по сторонам, человек с оружием в руке, направился прямо к грузовику Панкратова. Снова красноармеец видит в просвет, ноги в сапогах. Только теперь эти сапоги советского образца, сильно растоптанные и, по самые голенища, перепачканные в рыжей глине.

Слышен громкий голос:

— Эй, боец! Слышишь меня?! Вылезай!

И, уже гораздо тише:

— Война только начинается. Нам еще долго воевать…

Под потолком штабной палатки мигает тусклая лампочка. За брезентовой стенкой гудит генератор. Командир поискового отряда заполняет бланк ежедневного отчета: " в течение дня..09.2014, отрядом обследовался район "танкового" леса. Обнаружено: опорный каток танка типа БТ-2…". Пишущий подымает голову и смотрит на сидящего напротив: