Страница 20 из 57
Мы давно поставили перед собой задачу отыскать не только независимые исторические источники, но и неповрежденные экземпляры первых трех томов Анналов.
У Сари, однако, было на уме другое.
– Дрема, Барунданди хочет, чтобы Сава тоже ходила со мной на работу.
– Нет. Савы пока не будет. Заболела, причем нешуточно. Холерой. У меня наконец кое-что получается, не хочу все испортить.
– Еще он спрашивал насчет Шихи.
В тех редких случаях, когда Тобо приходил с матерью во дворец, она называла его Шихандини. Смысл этой шутки был недоступен Джаулю Барунданди, поскольку тот никогда не уделял внимания исторической мифологии. У одного из царей легендарного Хастинапура была старшая жена, оказавшаяся бесплодной. Как добрый гуннит, он молился и добросовестно приносил жертвы. Наконец кто-то из богов спустился с Небес и заявил, что можно получить желаемое – а царь очень хотел сына, – но путь к цели будет нелегким, поскольку сын родится дочерью. Так и вышло. Вскоре жена родила девочку, которую царь назвал Шихандин – женский вариант имени Шихандини. Это долгая и не слишком увлекательная история, суть которой состоит в том, что девочка выросла и стала могучим воином.
Неприятности начались, когда пришло время царевичу выбирать себе невесту.
Личины, носимые нами на публике, часто содержали скрытую аллюзию, иногда с элементом юмора. Так братьям было интереснее играть свои роли.
– Нельзя ли подловить Барунданди на чем-нибудь? – поинтересовалась я. – Кроме его жадности? – Вообще-то, я думала, что он наиболее полезен для нас именно в своем теперешнем качестве. Любой, кто займет его место, наверняка окажется столь же продажным, но вряд будет столь же великодушен к Минь Сабредил. – И еще. Может, есть смысл выманить его оттуда?
Никто не видел стратегического резона в том, чтобы захватить этого человека.
– Почему спрашиваешь? – поинтересовалась Сари.
– Потому что, думаю, его будет нетрудно соблазнить. Тобо оденется девушкой, а когда Барунданди подкатится к нему, твой сын скажет, что готов встретиться, но только не во дворце…
Сари ничуть не оскорбило такое предложение. Хитрость – законное оружие войны.
– А не лучше ли проделать все это с Гокле?
– Пожалуй. Хотя он, похоже, интересуется совсем уж малолетними. Можно спросить у Лебедя. Вообще-то, я предполагала захватить Гокле в том месте, где обманники убили Коджи.
Наши враги, засевшие во дворце, редко покидали его. Именно поэтому так важно было заполучить Плетеного Лебедя.
Сари запела. Мурген, однако, не торопился.
– Мургену тоже надо заглянуть в этот веселый дом. Он лучше любого из нас разберется, что там происходит.
Хотя, без сомнения, нашлось бы немало братьев, которые пожелали бы рискнуть собой и отправиться туда на разведку. Желательно с условием, что торопиться не обязательно.
Сари кивнула, не нарушая ритма своей колыбельной.
– Можно даже…
Нет. Нельзя просто сжечь этот бордель, когда там будет Гокле. Никто из наших не понял бы, зачем уничтожать такой замечательный публичный дом, – хотя некоторых наверняка увлекла бы сама идея устроить пожар.
Одноглазый снова притворился спящим, но потом спросил, не открывая глаз:
– Ты уже решила, что предпринять, Малышка? Я имею в виду стратегический план?
– Да.
Я сама удивилась, когда у меня это вырвалось. Чисто интуитивно, где-то глубоко внутри, совершенно не отдавая себе в этом отчета, я уже разработала детальный план освобождения Плененных и воскрешения Отряда. И этот план начал осуществляться. После стольких лет бездействия и безмолвия.
Возник Мурген и забормотал что-то о белой вороне. Вид у него был совсем безумный. Я спросила колдунов:
– Вы уже придумали, как удержать его здесь?
– Опять она за свое, – проворчал Одноглазый. – Что ни сделай, все мало.
– Это можно, – заявил Гоблин. – Но мне по-прежнему непонятно, зачем это нужно.
– Мурген не очень-то склонен к сотрудничеству. Не нравится ему здесь, и он потихоньку теряет связь с реальным миром. Предпочитает в полусне бродить по своим пещерам. – Я говорила все это наугад. – И парить на белых крыльях. Быть посланцем Кади.
– Почему белых?
Они не читали Анналы.
– Ворона-альбинос, которая иногда внезапно появляется. Временами Мурген как бы оказывается внутри ее. Его туда помещает Кина. Или делала так прежде, а теперь он цепляется за эту возможность, как делал в те времена, когда Душелов его на такое сподвигла.
– Откуда тебе все это известно?
– Я читаю, в отличие от некоторых. И временами даже читаю Анналы. И в процессе чтения стараюсь понять, что у Мургена скрыто между строк. Даже такое, о чем он и сам мог не догадываться. Полагаю, образ белой вороны сейчас привлекает его тем, что позволяет обрести реальную плоть и выбраться из пещер. Либо он подпадает под влияние Кины всякий раз, когда та пробуждается. Но сейчас все это не имеет значения. Важно лишь одно: чтобы он следил за шайкой наших врагов. И чтобы я могла заломать ему руку, если понадобится.
Поставленная задача должна быть выполнена во что бы то ни стало. Этому меня учил сам Мурген.
– Дрема права, – сказала Сари. – Зацепите его чем-нибудь. А я схвачу за шкирку и надаю хороших пинков, – глядишь, и удастся полностью завладеть его вниманием.
Настроение у Сари резко улучшилось, как будто эта идея насчет прямого общения с Мургеном была ей совершенно в диковинку, а теперь, будучи озвучена, подарила надежду.
Сари даже готова пойти на открытую конфронтацию с Мургеном, поддержки ради втянув в эту историю Тобо. Не исключено, что ей и впрямь удастся восстановить связь Мургена с внешним миром.
Я повернулась к остальным:
– Утром я обнаружила еще один миф, в котором фигурирует Кина. Отец вовсе не погрузил ее в сон. Она умерла. Тогда ее муж до того огорчился…
– Муж? – пискнул Гоблин. – Что еще за муж?
– Не знаю. В этой книге нет имен. Она написана для людей, воспитанных в гуннитской вере. Авторы были уверены, что всякий читающий ее поймет, о ком речь. Когда Кина умерла, ее муж настолько опечалился, что схватил труп и принялся с ним танцевать. В точности как, по рассказам Мургена, она это делала в его видениях. Несчастный до того разошелся, что другие боги испугались, как бы он не разрушил мир. Тогда отец швырнул в Кину заколдованный нож, который разрезал ее на пятьдесят кусков. И все места, куда эти куски упали, стали святыми для тех, кто ей поклоняется. Читая между строк, я предположила бы, что Хатовар – это место, где ударилась оземь ее голова.
– Видать, Одноглазый был на правильном пути, когда хотел выйти в отставку и поселиться в глуши.
Одноглазый вытаращил глаза. Гоблин говорит о нем добрые слова?
– Черта с два! Это был всего лишь приступ юношеской неуверенности в будущем. Но я с ним благополучно справился, ко мне вернулось чувство ответственности.
– Одноглазый – и ответственность? – хмыкнула я. – Абсурд.
– Разве что за мор и глад, – ухмыльнулся Гоблин.
– Я не понял этой истории про Кину, – заявил Одноглазый. – Если она давным-давно умерла, то как ей удалось доставить нам столько неприятностей за последние двадцать или тридцать лет?
– Это религия, дубина, – проворчал Гоблин. – В ней и не должно быть смысла.
– Кина – богиня, – сказала я. – Сдается мне, боги никогда не умирают до конца. Не знаю, Одноглазый. Я просто рассказала то, о чем прочла. Вспомни: гунниты не верят, что человеческая жизнь прекращается навсегда. Душа продолжает жить.
– Хе-хе-хе, – захихикал Гоблин. – Если гунниты правы, ты по уши в дерьме, коротышка. Колесо Жизни будет возрождать тебя снова и снова, пока ты не станешь совсем хорошим. Тебе предстоит избыть уйму кармы.
– Хватит! – взорвалась я. – Мы, кажется, собирались работать.
Работать. Вряд ли найдется человек, которому нравится это слово.
– Прибейте Мургена гвоздями к полу, – продолжала я. – Или на цепь посадите. Что хотите делайте, чтобы мы могли держать его под контролем. Тогда Сари сумеет разбудить его по-настоящему. В самое ближайшее время события начнут развиваться очень бурно. Мурген должен быть ясен рассудком и полностью дееспособен.