Страница 37 из 97
Но Тельмон умер.
Днем в комнату ненадолго заглядывал луч света и вскоре застенчиво ускользал. А по ночам в глубоком оконном проеме шарил ветер, и свеча в стеклянном абажуре трепетала и начинала коптить. Лихорадка кончилась ночью. Йама тихонько лежал, слушая завывания ветра, но голова была ясной, и он пролежал долгие часы, размышляя над тем, что произошло, и стараясь составить целостную картину.
Горящая фейерверком башня доктора Дисмаса. Странная клетка и пылающий корабль. Юный лев, герой войны Энобарбус. И такие же шрамы, как у старика.
Призрачный корабль, бегство, снова пожар. Кажется, что огонь пронизывал все. Он вспомнил доброту рыбаря Кафиса, блуждания среди гробниц Умолкшего Квартала, смерть Луда... Он бежал от чего-то ужасного, но что случилось потом, он совсем не помнил.
- Тебя сюда принесли, - рассказала ему старуха, когда кормила завтраком, - я думаю, откуда-то с реки ниже Эолиса. Дорога неблизкая.
У нее была гладкая, почти прозрачная кожа. Она принадлежала к той же расе, что и Дирив, но была гораздо старше родителей девушки.
Йама спросил:
- Как вы узнали?
Старик улыбнулся за плечом у женщины. На нем, как всегда, были очки с зеркальными линзами.
- Твои брюки и рубашка были в свежем речном песке. Но, думаю, ты бродил и по Городу Мертвых.
Йама поинтересовался, почему он так считает.
- Нож, дорогой, - объяснила женщина.
Старик потянул себя за бороду и заметил:
- Многие носят старинное оружие, оно намного мощнее, чем современное.
Йама кивнул, вспомнив пистолет доктора Дисмаса.
- Но твой нож подернут патиной ржавчины, а это заставляет думать, что он многие годы лежал в темном сухом месте. Разумеется, можно предположить, что ты носил его, не потрудившись очистить, но, думаю, ты не такой легкомысленный человек. Я думаю, ты нашел его совсем недавно и просто не успел почистить. Ты подплыл к берегу и пошел через Город Мертвых и в какой-то старой гробнице нашел этот нож.
- Он относится к Эпохе Мятежа, насколько я могу судить, - заметила женщина. - Это очень опасное оружие.
Старик с любовью произнес:
- Ей можно верить, она забыла больше, чем я когда-либо знал. Ты должен научиться с ним обращаться, иначе он тебя убьет.
- Молчи, - резко вмешалась женщина. - Мы не должны ничего изменять.
- Вероятно, мы и не можем ничего изменить, - отозвался старик.
- Тогда я была бы машиной, - сказала женщина, - а это меня не прельщает.
- Тогда бы ты по крайней мере ни о чем не переживала. Но все равно я буду осторожен. В последнее время мой разум становится рассеян, моя жена тебе не раз еще об этом напомнит.
Они были женаты очень давно. Оба носили одинаковые льняные рубашки поверх шерстяных брюк, у обоих были одни и те же жесты, как будто любовь это нечто вроде игры в подражание, в которой смешивается все лучшее, что есть у обоих участников. Они называли друг друга Озрик и Беатрис, но Йама подозревал, что это не настоящие имена. У обоих в манере поведения чувствовалась лукавая осторожность, как если бы они что-то скрывали, но Йаме чудилось, что Озрику хотелось рассказать ему больше, чем полагалось. Беатрис к мужу была строга, но Йаму окутывала любящим взглядом, и пока он лежал в лихорадке, она целыми часами сидела у его постели, стирая пот полотенцем, смоченным нардовым маслом, поила его настоями меда и трав, баюкала, как собственное дитя. Озрика сгорбили годы, а его высокая стройная жена сохранила грацию молодой танцовщицы.
Прошло несколько дней, и вот муж и жена сидят на каменном выступе под узким окном маленькой комнаты и смотрят, как Йама ест из миски вареный маис. Сегодня впервые с тех пор, как он пришел в сознание, он ест твердую пищу. Они рассказывают, что оба они сотрудники Департамента Кураторов Города Мертвых - управления общественных услуг, распущенного несколько столетий назад.
- Но мои предки остались на службе, дорогой, - объяснила Беатрис. - Они верили, что мертвые заслуживают лучшей участи, чем забвение, и боролись с уничтожением Департамента. Там была целая война. Конечно, нас теперь мало. Большинство считает, что мы давно исчезли, если вообще что-нибудь слышали о нашей службе, но мы все еще сохраняем некоторые из наиболее важных кварталов города.
- Можно сказать, что я заслуженный сотрудник Департамента благодаря родственным связям, - пошутил Озрик. - Вот твой нож. Я его почистил.
Озрик положил в ногах кровати длинный изогнутый нож. Йама взглянул на него и почувствовал, что боится его, несмотря на то что нож спас ему жизнь. Казалось, Озрик положил у его ног живую змею. Он произнес:
- Я нашел его в скальной гробнице у реки.
- Должно быть, он туда попал еще откуда-то, - сказал Озрик и в задумчивости дотронулся до кончика носа.
На пальце не хватало одной фаланги. Он продолжал:
- Я очистил белым уксусом налет от многих веков хранения. Ты должен раз в десять дней или около того протирать нож тряпкой с минеральным маслом, а вот точить его не требуется, и в случае чего починится он тоже сам, конечно, в разумных пределах. В нем вмурована копия личности предыдущего владельца, но я убрал это привидение. Тебе следует тренироваться с ним, как можно чаще брать в руки, хотя бы раз в день, тогда он будет тебя знать.
- Озрик...
- Он должен знать, дорогая, - возразил жене Озрик. - От этого не будет вреда. Чаще тренируйся с ним, Йама.
Чем больше ты будешь с ним работать, тем лучше он будет тебя знать. И чаще оставляй его на солнце или там, где есть перепад температуры; полезно помещать кончик ножа в огонь. Он слишком долго лежал в темноте, потому ты пострадал, когда взял его. Думаю, он принадлежал офицеру - кавалеристу, умершему много веков назад.
Их изготовляли для воюющих в дождливых лесах в двух тысячах лиг вниз по реке.
Йама тупо заметил:
- Но война началась только сорок лет назад.
- То была другая война, дорогой, - мягко объяснила Беатрис.
Йама вспомнил, какое сверхъестественное сияние испускал нож, когда он, разглядывая, поднял его к лицу.
Но когда Лоб поднял нож, случилось нечто ужасное. Разным людям нож показывал свои разные аспекты.
Выяснилось, что Йаму унесли от реки очень далеко, глубоко в предгорья Краевых Гор. До сей поры Йама не представлял себе истинных размеров некрополя.