Страница 7 из 25
Наконец, с огромным и протяжным свистом поезд тронулся с места, и вся перронная суета внезапно прекратилась, предоставляя каждому свое поле для воображения в по-настоящему открытых вагонных окнах.
Но через некоторое время по всему вагону потянуло холодом, и все шумно загудели о том, чтобы все их закрыть или оставить только одно, да и то, с какой-нибудь одной стороны.
Вскоре и это затихло, и в самом вагоне наступила кратковременная тишина, которая весьма полезно сказывается на каждом, так как предоставляет вполне достаточно времени для того, чтобы о чем-то подумать и в дальнейшем претворить свои мысли в жизнь.
Молчун, а так звали по-настоящему нашего героя, если не придавать значения тому, что у него были еще и свои настоящее имя и фамилия, забрался к себе на полку и только собрался какое-то время подремать, как его тут же коснулась чья-то рука, отчего он вздрогнул и в некотором изумлении открыл глаза.
Это снова была она.
В своих мыслях и во всей этой вагонной суете он как-то на время позабыл о самой встрече и уже немного проклинал себя, что поставил даму в такое неловкое сейчас для нее положение.
– О, извините. Я немного устал, – как бы оправдываясь, начал он разговор, медленно сползая с предоставленной ему вагоновожатым полки, – знаете, эти переезды по большим городам. От них немного устаешь.
– А я и не думала, что от города можно уставать. Этот ведь не деревня, где все время нужно работать, – как ни в чем не бывало, промолвила его спутница и присела на небольшое место, образовавшегося по воле подтянувшего к себе ближе ноги другого пассажира.
– Шли бы вы разговаривать куда подальше, – внезапно мягко отозвался тот из-под одеяла, и уже через какую-то минуту, целиком и полностью предался храпу, ужас которого предстояло полностью пережить практически всему этому вагону.
Поняв, что будить его бесполезно, так как внезапно в воздухе сильно почувствовался запах перегара, Молчун жестом предложил своей собеседнице выйти, и они вместе продефилировали в конец вагона.
Ресторан, соответственно, в такое раннее утреннее время был еще закрыт, а потому им пришлось расположиться в тамбуре, уже немного прокуренном пассажирами, то и дело шныряющими то туда, то сюда, как будто им не досталось места или чего-то другого в этой бурной по-своему жизни.
– Знаете, а давайте перейдем ко мне, – внезапно предложила она, пытаясь преодолеть тот грохот колес, который доносился снизу. – я как раз одна в своем купе. Не знаю, но почему-то других пассажиров не нашлось. Вот я и выбралась к вам, – как будто извиняясь за прерванный сон, сообщила ему дальше спутница.
– Эх, жаль будет по-настоящему, если такое прелестное создание окажется работающим на разведку, – мысленно пронеслось в голове у Молчуна, но силой своего голоса и при этом вполне естественно он сказал другое:
– Да, впрочем, можно. Вот только не знаю, как посмотрит на то проводник в вашем вагоне, или там тоже вагоновожатый?
– Нет, проводник. Вагон другого класса. А как вы оказались в своем? Что, не хватило денег на проезд? Но по вашему виду не скажешь? – отчего-то засмеялась девушка, шевельнув головой, отчего ее волосы немного разлетелись стороны, приоткрывая еще больше овал ее лица и очень милые его черты.
– Да, – снова почему-то взгрустнулось Молчуну про себя, – очень жаль будет прощаться с нею, если до этого действительно дойдет…
Но та, в свою очередь, как ни в чем не бывало, потянула его своей рукой за собой и почти приволокла обратно к месту, предоставляя время ему собраться, чтобы забрать с собой свои вещи.
У него и вправду был с собой небольшой чемодан, который он предусмотрительно перед отправкой к Сталину оставил на том же вокзале, и, судя по его внешнему виду, был не очень вместительным, и даже слегка подпорченным. Сбоку на нем четко красовалась яркая, дерущая кожу полоса, которая, казалось, навсегда запечатлела себя на том месте и не желала больше ничего другого.
– Ну, что же вы там, так долго, – внезапно снова тронула его за рукав девушка, отчего он также вздрогнул, как и в первый раз.
– Какой-то вы пугливый совсем, – внезапно расстроилась она, предаваясь на время какому приливу уныния, – уж, не напугали ли вас в детстве? – с некоторым сомнением в голосе спросила его тут же девушка.
– Да, да, именно так и было. Бабушка мне рассказывала. Матушку свою я ведь не знаю. Померла бедняжка при родах, а так вот только бабушка и осталась. Сейчас, правда, уже и ее нет, – сокрушительно помотал головой со стороны в сторону Молчун, надежно укутываясь в предложенную спутницей ему роль, в то же время зорко следя за ней и буквально исследуя каждое неуловимое движение.
Этому его приучила осторожность, добытая за годы такой тайной жизни, самую простую форму которой по-настоящему он и не знал, все время прячась за личиной то одного, то другого человека.
Но сейчас не время было рассуждать об этом, а потому, он быстро собрался и вместе с ней покинул тот самый вагон, где уже во всю раздавался самый мощный храп во всей Европе, так как сам поезд мчал всех именно туда, и уже не так уж и много оставалось времени до самой границы.
Спустя время непродолжительного перехода, они прибыли в нужный вагон и уселись друг против друга, в надежде снова возобновить тот самый разговор, который удалось весьма незатейливо поддерживать в самом начале их случайного знакомства.
Но почему-то того не получалось, и это заставляло несколько нервничать их обоих, отчего почти мгновенно захотелось спать и можно сказать, бросило во всю в зевоту.
К тому же во всем этом вагоне царила полнейшая тишина, отчего Молчун даже ненароком подумал, что это вполне очевидная ловушка, но вот только не понятно с какой целью.
Все эти мысли не давали возможности ему уснуть, когда они все же приняли об этом решение после непродолжительного молчания. К тому же его побеспокоил и проводник, который ко всему прочему был без своего форменного жилета и тому причитающейся фуражки.
После недолгих переговоров Молчун согласился отдать тому некоторую сумму, чтобы уже больше никуда не пересаживаться и, как говорится, ехать до конца.
– А ехайте, куда глаза поглядят, – так сказал ему на прощание проводник, запихивая деньги себе в карман и подмигивая обоими глазами поочередно.
Молчун в ответ также улыбнулся и подыграл тому в настроении, догадавшись, что тот немного навеселе, как и многие другие в поезде, не желающие особо предаваться всем тяготам переезда и гнетущих их со всех сторон мыслей.
Проводник благополучно покинул купе, и дверь с небольшим грохотом закрылась.
– Скоро Брест? – тихо послышался вопрос откуда-то снизу и тот же Молчун, едва не подпрыгнув на своем месте, больно ударился головой о верхнюю, очевидно разобранную самим проводником полку.
В ужасе спохватилась и Люся, быстро схватывая одеяло на себя и почти в прыжке перебираясь к Молчуну.
Где-то снизу из-под полки нижнего купейного места показалась кучерявая голова мальчишки, сонно трепещущего своими глазами, оборванного и грязного, словно сам черт.
– Господи, Иисусе, – нервно перекрестилась дамочка и еще ближе подобрала свои ноги, почти наваливаясь на Молчуна.
– Черт тебя возьми, – ругнулся и сам не свой Молчун и даже хотел было перекреститься, но вовремя сдержался, понимая, что он все же советский человек и всякие чертовщины ему ни по чем.
– Ты чего здесь улегся и как сюда попал, чертенок этакий, – вырвалось дальше у Молчуна.
– А меня дяденька пустил. Я ему немного денег дал за это. Мне, вот как, нужно до Бреста добраться, – и он показал рукой на свое довольно тощее горло, – там у меня тетка с дядькой. Они помогут работу найти и приютят на время. А сам я детдомовский, босота прикормленная. Своих родителей потерял в детстве. Говорят, расстреляли их. Меня дядька какой-то из дома вынес и в детдом тот упек. Так я вот здесь и очутился, – внезапно замолк он, тихим жестом утирая набежавшую слезу.
– Ладно, не плачь. Доедешь до своего Бреста, но дальше никуда. Ты понял?