Страница 53 из 96
Молодая женщина выдвинула ящик буфета и достала альбомы с фотографиями. В одном были детские фото Льва Гавриловича, а в другом – его армейские снимки. Каплин не знал, что она вот так потихоньку изучает его прошлое. А Вера всегда с нетерпением ждала, когда ее подопечная заснет, чтобы вновь окунуться в чужую жизнь.
Обстановка в квартире Каплина была более чем скромная. Советский мебельный гарнитур из ДСП, старые продавленные диваны, пестрые узорные ковры на стенах – все это не менялось годов с восьмидесятых. На Веру буквально физически давила, нависая своей мрачной громадой, эта «горка» в гостиной. Когда-то такие однотипные застекленные шкафы были в каждой советской квартире. А сейчас от них все стремились избавиться.
Кое-где ободранные или вздувшиеся обои не добавляли уюта. Еще более усугубляли ситуацию два кота, запах от которых был соответствующий. К слову, котов Вера терпеть не могла с детства.
Черно-белые снимки черноволосого юноши в форме завораживали Веру. Каплин был очень красив и сейчас, но в юности он выглядел настоящим полубогом. Наверное, девчонки так и вешались ему на шею. Где-то внутри кольнуло чувство, похожее на ревность. Жаль, что спросить у него обо всем, что ей так хотелось узнать, Вера не могла. Этот мужчина прошел Чечню, и не обмолвился пока об этом ни словом. А еще в конце альбома, между пустыми страницами, Вера нашла единственное фото с девушкой. Они стояли, обнявшись – он, высокий широкоплечий брюнет, и она – хрупкая, ниже на полторы головы, блондинка с длинными волосами. Его рука лежала на ее талии. На вид ему и двадцати не было, а ей так и вовсе больше семнадцати не дать. Фотография была подписана: «Любимому Левушке от Светланы. 1994 год». Кто она? И чем закончились их отношения?
Щелкнул замок. Вера в панике бросилась убирать альбомы. Каплин еще не должен был вернуться, обычно он приходил позже. Однако это был именно Лев Гаврилович. Он медленно вошел, небрежно бросил ключи на стол. И тут его взгляд застыл на чем-то, лежавшем на полу. Вера опустила глаза и с ужасом увидела возле ножки дивана то самое фото, которое сейчас рассматривала. По спине пополз холодок.
Каплин ничего не сказал, молча поднял снимок, и вдруг разорвал его на мелкие кусочки. Разорвал равнодушно, как рвут старые, ничего уже не значащие открытки и конверты.
Но по его взгляду Вера поняла, что совершила большую глупость, роясь в его вещах.
- Лев Гаврилович, я… хотела прибраться, - не нашла ничего лучше, чем соврать, молодая женщина. – Будете борщ? Я только сварила.
- Если честно, я так устал, что даже есть не хочется. Но все равно спасибо.
- На работе проблемы?
- Да, есть немного, - он провел рукой по глазам, потер переносицу. – Вы извините, что я вас задерживаю. Я договорился выходить на работу несколько раз в неделю. Просто у меня сейчас очень важное дело об убийстве, которое нужно довести до конца.
- Ничего! – поспешила заверить его молодая женщина. – Для меня совершенно не затруднительно бывать у вас.
Когда она ушла, Каплин еще долго не ложился. Работал за компьютером.
Единственным уголком современности в этой квартире был компьютерный стол. Даже кресло – удобное, с высокой спинкой. На нее-то следователь и запрокинул устало голову, прикрыв глаза. Им завладели отчаяние, беспомощность и апатия, которая временами сменялась злостью. Злостью на нее и на себя… Как, черт возьми, как это произошло? И не было никакой возможности увидеться с ней. Администрация СИЗО отказала ему во встрече с подследственной. Не понятно, на каких основаниях срок пребывания Дарьи в карцере продлили еще на неделю. Неужели она попала туда из-за него? Но ведь она хотела о чем-то говорить с ним. Может, что-то вспомнила? Или случилось нечто такое, о чем она желала сообщить?
Он с горечью представлял, как ей там тяжело, страшно, одиноко. Эти мысли его самого повергали в еще большее отчаянье. Но как он мог помочь? Все-таки телефон являлся серьезным нарушением правил СИЗО. Вдруг его озарило. Она должна узнать, что дорога ему, что он ее не оставит.
После того пикантного случая он каждую ночь прокручивал в голове эту ситуацию и в его фантазиях все происходило вовсе не так, как было в реальности. В них он не сбегал, словно растерянный мальчишка.
Каплин поймал себя на мысли, что снова думает о том моменте в СИЗО, который терзал его воображение уже столько времени, не давая спокойно спать по ночам. Все это жгло его изнутри и требовало выхода…
Неделя, в конце концов, все-таки подошла к завершению. В день, на который была намечена поездка в пенитенциарное учреждение, Каплин с самого утра находился в приподнятом настроении. Считал часы до полудня.
И вот, наконец, ее привели… Дарья Лисневская безмолвно опустилась на стул и зябко поежилась. В карцере она простудилась, что не удивительно. Ее страшно морозило, в голове был полнейший сумбур. Она плохо понимала, что вообще происходит. Даже когда увидела Каплина, как обычно что-то писавшего в своем блокноте, ничего внутри не екнуло. Ни стыда за свой прошлый поступок, ни радости от встречи она не испытывала. Лишь слабость и желание лечь в постель, укрыться с головой одеялом и спать, спать, спать...
Лев Гаврилович поднял на нее взор. Вот такая, в свитере и джинсах, она была ему более близка и понятна чем тогда, при первой их встрече, в деловом костюме и на шпильках. Эта женщина каким-то немыслимым образом совмещала в себе все, о чем он когда-либо мечтал, что вызывало в нем безумное по силе желание, и что он был способен полюбить.