Страница 49 из 96
- Это мой… У меня был… - Дарья в спешке не сразу нащупала клавишу отбоя.
- Давай сюда. Ты у меня за это в карцер пойдешь!
Дарья перевела виноватый взгляд на сокамерницу. Та глядела зло и возмущенно, но молчала.
Все вещи Лисневской тщательно обыскали на предмет еще каких-нибудь запрещенных предметов. Заодно перетрясли и нехитрые пожитки Махи.
Слова о карцере оказались не пустой угрозой. Дарью тут же перевели в это маленькое полутемное помещение. Да уж… Она не просто проведет восьмое марта в тюрьме. Она проведет праздник в жуткой темнице, рискуя застудить почки или заработать бронхит.
«Тюрьма в тюрьме», как сами заключенные часто называют карцер, разительно отличалась от ее камеры. Это была холодная комната с привинченными к бетонному полу столом, стулом и койкой. Освещала пространство одна электрическая лампочка слабой мощности, находившаяся над дверью и защищенная металлической сеткой.
Как ей успела пояснить Маха, подобревшая после того, как получила в подарок набор дорогой французской косметики Гарлен, по закону в карцере не могут держать дольше пятнадцати суток. Но закон этот не всегда соблюдается, так что тут как повезет. Кроме того, для заключенных в карцер запрещены свидания, передачи, чтение книг и журналов, а прогулки хоть и есть, но крайне короткие.
Хранение и использование запрещенного средства связи являлось серьезным нарушением внутреннего распорядка пенитенциарного учреждения. Но учитывая то, что Лисневская была уличена в подобном впервые и за все время пребывания в СИЗО не получила ни одного нарекания, ей предстояло пробыть в карцере всего неделю.
Всего неделю… Целую неделю! Полное отсутствие связи с внешним миром повергало в отчаяние. За это время она не сможет узнать ничего о Каплине, не сможет связаться с Олегом. Разрешены лишь встречи с адвокатом, но как раз его она видеть не хотела.
Если верить ощущениям, здесь было не больше пятнадцати градусов тепла. А ночью температура еще опустится. И никакой вентиляции, поэтому в камере стоял отвратительный запах.
Дарья натянула рукава теплого свитера почти до самых кончиков пальцев и прижалась лбом к шершавой холодной стене. Вот так живешь, добиваешься чего-то, а потом случается беда, и ты узнаешь, что в целом мире у тебя нет никого, кто поможет, поддержит и никогда не бросит... Давно накопившиеся и постоянно сдерживаемые эмоции, наконец, вырвались наружу. Она плакала от отчаянья, бессилия и усталости. Осела на грязный пол, вся сжалась, словно продрогший воробей на ветке. А за что бороться? И нужно ли? Сейчас казалось, что уже не за что и не нужно.
- Тебе, что, Лисневская звонила? – как только Олег закончил разговор, спросила Мила.
Она сидела за компьютером и делала вид, что очень сосредоточена на чтении какой-то статьи. Но не пропустила ни одного слова из беседы мужа с Дарьей.
- Ага, представляешь, у следователя этого, Каплина, заболела мать. Кажется, что-то очень серьезное. Ей нужен уход. Дашка просит, чтоб мы ей денег заняли и помогли ему, наняли сиделку.
- Вот как, - Мила вскинула брови. – Какой неожиданный приступ щедрости… Конечно, Каплин там один нормальный следователь. Без него Лисневскую быстренько на зону отправят. Слушай, а я кое-что придумала!
Она даже подскочила от избытка чувств.
– У меня одна знакомая есть… Помнишь, из общаги? Она нуждается в деньгах, а тут как раз подработка! Если Лисневская готова платить сиделке матери Каплина, то какая разница, кто это будет? Тем более, этот человек точно порядочный.
- Вера? Ну, предложи ей. Отличная идея. Хотя согласится ли она? Работа тяжелая.
- Не тяжелее, чем двенадцать часов на ногах стоять в рыбном отделе. Она же будет в квартире Льва Гавриловича. Значит и сына сможет с собой брать. Он у нее мальчик тихий, больной женщине не помешает. Там же не одна комната…
- Тогда позвони этой Вере, спроси.