Страница 19 из 96
Олег не мог находиться в квартире, где каждая мелочь напоминала о жене. Уже несколько дней он ночевал в бабушкиной двушке, которую та когда-то завещала ему. Рука не поднялась продать ее или сдавать. Здесь все напоминало о детстве. Старый телевизор, по которому смотрели «Голубой огонек» в новогоднюю ночь, так и стоял, накрытый кружевной салфеткой. Диван был разложен и на него небрежно брошен клетчатый плед, которым Лалин укрывался.
На работе он не появлялся с того самого дня, когда все произошло. Время от времени пил. Не напивался до беспамятства, но с учетом того, что еще недавно он не употреблял спиртное вовсе, для него даже полбутылки коньяка казались чем-то из ряда вон выходящим.
После звонка Милы Лалин бросился в ванную и уставился своими опухшими глазами с красными прожилками в зеркало. Да уж, ничего не скажешь. Хорош! Воспитатель ему точно Ваньку не отдаст. Небрит, взъерошен, и перегаром несет за метр. Олег принялся чистить зубы и бриться. Решил ехать в детский сад на такси. О том, чтобы сесть за руль, и речи не шло.
Сердце радостно бухало о грудную клетку. Позвонила сама! Видимо что-то там у нее стряслось из ряда вон выходящее. В этом они потом разберутся. Главное, что она сделала шаг к примирению! Теперь нужно было ей все объяснить так, чтобы она правильно поняла.
А случилось тогда вот что. Дарья вновь явилась к Олегу на работу, на этот раз чтобы уговорить его еще немного подержать у себя ее «украшение». Синий футляр так и лежал в сейфе поверх документов. Признаться, Лалин о нем вовсе забыл.
- Спасибо, ты настоящий друг! – Лисневская, пребывавшая в прекрасном настроении, бросилась к нему и принялась целовать сначала в одну щеку, потом в другую.
- Дашка, прекрати, - он пытался увернуться.
Но та, очевидно, в порыве чувств еще крепче обняла Лалина, едва не усевшись к нему на колени. В этот момент открылась дверь, за которой оказалась Мила. Олег грубо спихнул с себя Дарью и бросился догонять жену.
Вернулся Лалин быстро. Даша, уже не такая веселая, сидела на стуле. Увидев, насколько он разъярен, испуганно заморгала и словно сжалась вся. Казалось, он сейчас ее ударит!
- Уходи, - прорычал Олег.
- Подожди. Да, я дура… Виновата. Давай, я с ней поговорю.
- Убирайся, я сказал! И цацку свою забирай!
- Я не могу, Олег, пусть у тебя побудет. Ну, пожалуйста! - взмолилась Даша. - А с Милой я поговорю, обещаю!
- Пошла ты!
Лисневская вышла вон, и он остался один. Сел за рабочий стол, уронил голову на руки. Потом спохватился, взял телефон, набрал номер жены. Аппарат абонента был выключен...
***
Григорьев с некоторой досадой наблюдал, как Николетта и девочка садятся в коляску. На прощание Александр поцеловал актрисе руку с галантностью, на которую способен только аристократ. Ее рука была в его ладони всего пару мгновений, но у Григорьева перехватили дыхание от осознания этого. Она выразительно посмотрела на него, словно догадавшись об его чувствах. А он глядел на самое прекрасное лицо на свете... И любовался.
Коляска уже тронулась, когда он вдруг передумал и на ходу запрыгнул в экипаж.
- Провожу вас до вокзала, - пояснил мужчина, поймав ее удивленный взор.
В дороге почти все время молчали, обменявшись лишь парой ничего не значащих фраз. Еще несколько улиц и экипаж выехал на Вокзальную площадь.
Григорьев заранее убедил актрису одеться попроще, чтобы не привлекать к себе внимания. Сейчас, глядя на мелькавшие в толпе хмурые лица, словно высматривающие хорошо одетых пассажиров, чтобы ограбить их, Николетта пришла к выводу, что Александр был прав.
На железной дороге творилось что-то невообразимое. Казалось, весь город решил уехать. Женщина с девочкой ни за что не протолкнулись бы к вагону, если бы не Григорьев, оттеснивший всех от Николетты. Взяв Ксению на руки, он поставил ее на площадку вагона, затем поднял туда же вещи.
Пока Ксюша болела, царь отрекся от престола. Это повергло в шок Николетту, приученную отцом уважать и почитать императора. После этой новости актриса решила, что уезжать необходимо как можно скорее. Тем более что бунты гремели во всех крупных городах империи.
Женщина поднялась по ступенькам в салон-вагон, остановилась и обернулась. Он застыл под этим пронзительным острым взглядом. Теперь понимал, что в ней его пленило - хрупкая красота, какая-то неуловимая грация, томность движений, и в то же время естественность.
Ее место было вторым от входа. Григорьев ждал, когда она появится в окне. Он поднял воротник. В лицо летел снег. Вот, наконец, в окне мелькнуло бледное лицо Николетты. Странный предводитель рабочих с офицерской выправкой и умная, утонченно-красивая женщина с полминуты смотрели друг на друга. Потом актрису сменила Ксения, прижавшаяся к стеклу носом.
Когда поезд тронулся и, набирая ход, помчал в ночной сумрак, Григорьева неожиданно охватило ощущение полного одиночества и ненужности. Он остался один на один с городом, готовым встать на дыбы. А ведь неделю назад он и подумать не мог, что способен на такие чувства. Мрачная готовность погибнуть в любой момент еще недавно казалась ему героизмом и высшей доблестью, а теперь - неслыханной глупостью и абсурдом. До щемящей боли в груди, при которой невозможно вдохнуть, захотелось домашнего тепла.
Николетта не знала, что возвращаясь с вокзала, Григорьев увидел у дома, где арендовал комнаты, запыленный Паккард и нескольких человек в штатском. Нутром почуял - его приехали арестовывать. Попадаться было нельзя! Александр с минуту из темноты наблюдал за теми, кто был послан за ним, а потом повернулся и пошел прочь. Пальцы в кармане плотнее сжали браунинг. Если заметят, начнется погоня, он будет отстреливаться. Но никто его не преследовал. Григорьев пожалел, что не уехал сегодня вместе с женщиной, которой уже был готов открыть душу. Увидит ли он ее еще когда-нибудь?