Страница 3 из 14
Что уж говорить о создателе этого людоедского режима? Невероятным образом он сочетал в себе все известные и только предполагаемые человеческие пороки.
По версии авторов, Мао был не просто никчемным политиком, угробившем все, что только можно угробить, и навредившим везде, где только можно навредить, но и препоганейшим человеком. Очень характерна фраза Джона Холидея на недавней российской презентации книги: «Соратники Мао считали, что работать с ним невозможно. Он был деспотичен, неприятен в общении, груб. К тому же он был занудой и брюзгой».
Нет ни одного слуха о Мао, пусть даже самого сомнительного, который авторы не процитировали бы у себя. Поэтому прочитавшие книгу могут добавить – а еще он был маньяком («непосредственно наблюдая акты насилия, Мао испытывал своего рода экстаз»), аморальным типом (бросался на всех женщин, оказавшихся в пределах его видимости, после чего любовниц уничтожал), лодырем (весь знаменитый Великий поход проехал на носилках), ну и на сладкое – «весьма редко мыл голову и чистил зубы. А душ и ванну и вовсе не принимал десятилетиями».
Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
Если и появляется в книге что-то светлое, то можно биться об заклад – это отблески сияния Соединенных Штатов Америки: «Мао также волновала привлекательность Запада в глазах членов его собственной партии. Его армия любила американское оружие: его собственные телохранители считали, что американские карабины гораздо лучше советских автоматов. «[Американские] карабины легче и стреляют точнее. Почему бы не закупить побольше карабинов?» – просили они Мао. Американские машины внушали благоговение».
Резюме незамысловато – агитка.
Кондовейшая, просто какая-то неправдоподобная в своей несусветности агитка. Ей-богу, заскорузлый советский агитпроп и тот работал тоньше. Не случайно даже в западных изданиях рецензенты пытаются напомнить авторам, что кроме черной, существуют и другие краски: «Благодаря Чан и Хэллидэю мы узнали много нового о чудовищных преступлениях Мао. Но даже чудовища порой способны делать благо – пусть неосознанно, при осуществлении совсем других целей и стремлений. – пишет Уилл Хаттон в "The Guardian". – История человечества полна противоречий и непредвиденных результатов. Рецензируемая книга – да и наше понимание ситуации в Китае – только выиграли бы, если бы авторы учли это обстоятельство».
Никто не спорит, что Мао вовсе не был ангелом на Земле, и преступлений за ним числится немало, но почему-то даже дважды посаженный им Дэн Сяопин в итоге заявил, что «в своей политике Председатель был на 70 процентов прав и лишь на 30 процентов ошибался». Здесь же – ничего, кроме этих 30%.
«Неизвестный Мао» если и заставляет о чем-то размышлять, то разве что об изменениях в сегодняшней геополитической расстановки сил и соответствующей корректировке пропагандистского «огня по штабам».
Что же касается работы Александра Панцова, то она, без сомнения, более выдержана.
В этой книге Мао отнюдь не сосуд греховный, а живой человек – сомневающийся, ошибающийся, страдающий даже. Поэт, между прочим – Александр Панцов всерьез считает «великого кормчего» очень талантливым стихотворцем и стихи Мао в авторском переводе красной нитью проходят через всю книгу. Создатель КНР описан хоть и без особой приязни, но, по крайней мере, без безудержного нагнетания страстей и повторения сомнительных анекдотов.
Но у этой книги другая беда. Ей подкузьмили те самые «закрытые архивы».
Дело в том, что Александр Вадимович оказался одним из первых исследователей, прорвавшихся в рассекреченные фонды Коминтерна. И при написании книги автором владело понятное желание ввести все найденное в научный оборот. В книге непропорционально много говорится о международном коммунистическом движении и помощи, получаемой КПК из Советского союза. В итоге складывается странная картина – жила себе компартия Китая – нежизнеспособное образование, существование которой поддерживалось исключительно помощью извне. Если бы не советская помощь – давно бы загнулась, потому как сами китайские коммунисты только и умели, как разорять крестьян, да выяснять отношения между собой. А потом – р-р-раз! И вынесла из страны Гоминдан, превосходящий ее по всем параметрам, встав во главе четверти населения Земли.
Недоумевающему читателю остается только сидеть с ошарашенным лицом – Как?! Почему?! Не дает ответа.
Напрягает и то, что чем меньше становится советское влияние в Китае, тем торопливее автор. Период после 1949 года вообще дан скороговоркой, так, «культурной революции» автор «Мао Цзэдуна» выделил не более десяти страниц в своем почти тысячестраничном томе.
Как ни жаль, но приходится резюмировать, что полноценной и непротиворечивой биографии Мао Цзэдуна у нас до сих пор нет. Как впрочем, нет и жизнеописаний Дэн Сяопина, Ким Ир Сена, Хо Ши Мина и многих других если и не замечательных, то весьма примечательных людей.
Подождем. Свято место пусто не бывает.
А. Панцов. Мао Цзэдун. М.: Молодая Гвардия, 2007
Ю. Чжан, Д. Холлидей. Неизвестный Мао. М.: Центрполиграф, 2007
Глава 4. Человек с ошибкой в фамилии, или Первая Донцова русской литературы
Если вы не филолог, вы почти наверняка не знаете, кто такой Матвей Комаров. Но про его книгу вы точно слышали. Советские школьники вообще наизусть учили риторические вопросы Некрасова:
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Роман про "милорда глупого" и написал Матвей Комаров – самый популярный и самый нелюбимый коллегами писатель страны, своеобразная "Дарья Донцова" русской литературы XVIII и XIX века.
Факт первый: О самом Матвее Комарове известно очень немного. Известно, что он был крепостным и вольную получил только после смерти своей хозяйки Анны Лонгвиновны Щипачевой (по первому мужу Зотовой, по второму Эйхлер), когда ему было уже хорошо за пятьдесят. Известно, что он был грамотен, по-своему начитан, управлял домом барыни и зачем-то часто бывал в московском Сыскном приказе. Был большим патриотом своего провинциального города, и к своей фамилии неизменно дописывал "житель города Москвы".
Кроме того, свою фамилию он неизменно писал с ошибкой – "Камаров". Его все время правили, но он упрямо продолжал "акать".
Факт второй. Тусуясь в Сыскном приказе, Комаров воочию видел сидевшего там под следствием знаменитого разбойника Ивана Осипова, более известного как Ванька Каин. Про него он и решил написать свой дебютный роман. Потом подумал, и решил добавить еще одного разбойника – для гарантии. Вскоре вышла книга с обычным тогда безразмерным названием: «Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина со всеми его сысками, розысками, сумасбродною свадьбою, забавными разными его песнями, и портретом его. Второго французского мошенника Картуша и его сотоварищей».
Потом умные люди объяснили лаптю, что времена Плутарха и сравнительных жизнеописаний давно минули. А, может, он и сам смекнул – зачем писать одну книгу о том, о чем можно написать две книги?
Так или иначе, но при переиздании книг стало две: «История славного французского вора и мошенника Картуша и товарищей его» и «Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений».
Обе книги стали умопомрачительными бестселлерами, уронив все издательские рекорды того времени и вколотив их в бетонный пол ногами заподлицо. "Ванька Каин", к примеру, только при жизни автора переиздавался 15 раз.