Соло

Нужно было время, чтобы обдумать, правильно ли она поступает, но его не было. То время закончилось, оборвалось, когда Надин бросила детям слово, полное усталости, одиночества и грусти, а они восприняли его как удар побольнее. Доля секунды, чтобы стать чужими. Так просто.

–Егозвалилеосоло, – почти не шевеля губами, произнесла Надин. – Филипп! – придерживая трубку, она протянула мужу очки, которые всё это время лежали на спинке дивана. Так просто.

Он не расслышал, что она сказала, и в темноте продолжал напрягать зрение, чтобы внимательно изучить бумаги, которые держал в своих трясущихся руках. Что-то подсказывало, что он должен это сделать, чтобы немного прийти в себя. Голова продолжала гудеть, и мужчина надеялся, что мысли о работе отвлекут его от боли.

На серых листах не было фотографии, и Филипп вчитывался в описание внешности подсудимого. В мелких буквах мерещилось что-то знакомое, но он никогда не доверял себе во время похмелья. В это время могло привидеться всё, что угодно, но когда он поднял глаза на жену, то встретил её непривычно жёсткий взгляд. Надин смотрела прямо, не выпуская из рук очки, и ждала.

–Лео! – донёсся откуда-то с океана голос дочери.

Филипп нахмурил брови, пытаясь собраться с мыслями и словами. Головная боль вдруг уступила место неясной растерянности и страху. Собственно, он всегда начинал бояться, если терял контроль над ситуацией. Мужчина нарочно выпустил из рук лист бумаги и наступил на него, как только тот коснулся пола. Всё происходило в тишине и лишь где-то с шумами волн его снова звала дочь, его Лиззи.

Он очень старался найти нужную реакцию, минуя гнев, но единственным, что волновало его сейчас, было лишь то, как Город воспринял заседание. Филипп прослыл как представитель пятого поколения судей из семьи Соло, и эти слухи сейчас снова стали самым важным. Он прекрасно понимал, чем всё кончилось, вдруг разглядел заплаканные глаза жены, слышал, как кричит Лиз, но единственное, о чём думал, была репутация.

«Докажи, что ты достоин носить эту фамилию, Лео».

Надин молча протянула ему телефон, который лежал на раскрытой ладони. Комнату заливали ритмичные звуки гудков.

–Что?! – рявкнул мужчина.

–Думала, что ты хотя бы с ней об этом поговоришь, – холодно ответила Надин, – но… связь оборвалась…

–Это ты, – он ревностно отдёрнул руку и осмотрел телефонную трубку, – это ты что-то нажала!

–Увы, наверное, мы превысили лимит минут.

Филипп замер, вслушиваясь в тишину, в которой тяжело звучали гудки. Да, наверное, сейчас он был готов поговорить, но время… Оно напоминает о себе в те самые моменты, когда больно.

Он ведь так любил, когда маленькой девчонкой Лиз говорила «папа» своим ангельским голосом, полным нежности, будто напевала мантру, в которой рано повзрослевший Фил находил спасение. В тот вечер, когда он услышал это в первый раз, всё прошлое будто обнулилось: ни осталось ни тени того парня, который шёл на баррикады, разъезжал с бард-группами по стране и организовывал съезды неопсихологов. Он вдруг впал в состояние безусловной любви и пообещал, что будет любить эту кудрявую девочку больше всех. Отказался от должности Начальника Суда, которая пророчила исполнение всех его материальных мечт, и снова вспомнил про страх. Первый шаг, первое падение, первое свидание и теперь…

–Гудки… – прошептал он.

Надин, вернув телефонную трубку на базу, оперлась о край стола и опустила голову.

–Перезвонит? – словно ребёнок, спросил Филипп.

–Нет, – ответила она и подняла глаза, полные слёз. – Скорее всего, звонила с телефона Алана, а этого делать нельзя. Нельзя звонить на семейные номера.

–И что делать?

–С кем?

–С Лиз, Надин, с Лиз, я хочу с ней поговорить!

–А с Лео?..

Этим именем в который раз она нанесла ему пощёчину. Впервые нарочно. Филипп ударил ладонью по подоконнику и весь сжался от боли. Надин смотрела на него пристально, едва заметно вздрагивая от слёз, и считывала каждую эмоцию в поисках нужной ей. Но не нашла, зная наперёд то, что он сейчас скажет.

–Не хочу.

–Так я и думала, – она вдруг вся подтянулась, вытерла слёзы и, обойдя диван, вышла из комнаты, тихо закрыв дверь. Филипп прекрасно знал эту гордую походку – так Надин снова становилась сильной.

14.

Волны били о берег, оставляя в темноте лишь короткие едва заметные белые пенящиеся следы. Алан следил за могущественной стихией.

–Что с ним? – Лиз резко протянула телефон мужу.

–Сколько можно было разговаривать?! – раздражённо ответил Алан, вводя пин-код. – Уже ночь, нужно понимать, что в такое время разговоры могут быть слишком чувственны, а это опасно, – произнёс он, понизив голос, – опасно, Лиз.

Она резко вскочила с дивана и бросилась из комнаты, и через минуту в коридоре громко распахнулись дверцы шкафа. Алан взволнованно поднялся и встретил своё отражение в темноте панорамного окна. Высокий молодой человек с чёрными короткими волосами смотрел на него в немом испуге и быстрым шагом направился в коридор.

–Лиз? – мужчина замер на пороге. Посреди коридора лежал раскрытый чемодан, и, собрав волосы в хвост, Лиз с каким-то отчаянным неистовством бросала в него всё, что попадалось под руку. Её лицо совершенно ничего не выражало, и лишь руки проворно снимали с вешалки последнее пальто.

–Поеду и узнаю, – бормотала она себе под нос.

Чувства, которые Алан не позволял себе, вдруг начали овладевать им. Он смотрел на жену в назойливо ярком свете лампы и пытался остановиться, но голос уже налился строгостью.

–Лиз!

Телефон, оставленный на журнальном столике в гостиной, издал сигнал, и Алан испугался. Устройство психологов всегда продолжало реагировать на превышение допустимой силы эмоций, и, заметив нарушение, спустя несколько звуковых предупреждений отправляло данные в Министерство. Нужно было срочно провести дезактивацию при помощи биометрических параметров, и мужчина уже развернулся, чтобы сделать это, когда Лиззи подхватила чемодан и направилась к двери.

–Куда ты?

Девушка подняла на мужа глаза, и он впервые так отчётливо увидел их – два голубых озера, обрамлённых длинными ресницами, с крупными каплями слёз. Алан забыл отвести взгляд и так и стоял, обомлев от ужаса, и лишь протянул руку к ней навстречу. Когда-то он уже видел такую картину: несколько фигур в освещённом коридоре, потрёпанный чемодан и глаза, полные слёз, которые заметили Алана – маленького мальчика, подсматривающего из-за двери. Тогда в нём и появилось то пронзительное чувство, которое теперь мужчина в себе люто ненавидел. Страх. Он снова испугался, что потеряет.

Лиззи резко развернулась, обдав мужа цветочным ароматом, и дрожащими пальцами ввела нужную комбинацию цифр на щитке сигнализации. Лампочка на панели потухла, и дверной замок щёлкнул. И это был самый громкий звук во Вселенной.

–Куда… ты собралась?

Лиз, не оборачиваясь, замерла на пороге, взвешивая слова, смакуя напавшую тревогу. Она не объяснила себе, что собирается делать, и теперь не находила, что ответить.

–Я спросил тебя, куда ты, Лиз, – мужской голос становился всё строже, меняясь неосознанно, неосторожно по воле давно забытых воспоминаний. – Остановись!

И только когда Лиз испуганно вскинула глаза, Алан осознал, что стоит к ней вплотную и держит тонкое женское запястье, со всей силой продолжая усиливать хват. Она сжала губы от боли, и они стали ещё бледнее, и попыталась разомкнуть сильные пальцы мужа. В нём никогда до этого не было столько жестокости, и Алан на миг испугался. Только давно известно, что два одинаковых по силе страха не могут существовать одновременно. Он испугался своей злости и боялся потерять Лиз.

–Это мой брат, Алан, в Суде был мой брат, понимаешь?! – звуки вырывались у неё из груди с глухим хрипом.

–Что за вздор ты несёшь! Ты говорила мне, что он погиб, забыла?! Ушёл из дома и не вернулся!

–Мне нужно в Город, Алан! Я знаю…, – её лицо было красным от обжигающей боли в области запястья, -…знаю, что мы договорились, но… Он жив! Мама сказала, что это он был в Суде! Мой брат! Я не могу остаться здесь…