Страница 49 из 69
[1] "поставить на счетчик" — заставить платить за каждый день просрочки некий процент от основной суммы долга
Глава 15
Глава 15.
«Не волнуйся, мы в зале! Удачи тебе!». Эта запись высвечивается на дисплее телефона, когда я читаю сообщение Светы. Сердце замирает от волнения. Мой дипломный спектакль и самая сложная роль. Не важно, что в зале меньше ста человек и все они родственники моих сокурсников и члены комиссии.
Ромка стоит рядом, волнуясь не меньше моего. Он выглядит так очаровательно в черном фраке с галстуком-бабочкой, высокой шляпе и солидной тростью. Каштановые волосы гладко прилизаны гелем и кажутся черными как смоль. Еле шевеля губами, он повторяет свои реплики. Я тихо хихикаю, наблюдая за ним.
— Что? — смущается Ромка. — Тебе тоже не помешает повторить слова перед началом спектакля. Надеюсь, в этот раз ты не станешь называть моего героя Дмитрием?
— Не сомневайся, — краснею я.
— И как же поживает твой брюнет?
— Он не мой! Сделай одолжение, не спрашивай ни о чем!
Рома обиженно отворачивается и бурчит:
— Ты не нужна ему, Власова! Он поиграется с тобой и бросит! Потом не приходи реветь на моё плечо…
— Обойдусь, не переживай… — огрызаюсь я.
Мы даже не замечаем за разговором, как в зале становится тихо. Постановка начинается. Сердце обливается кровью. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Не позволю своим переживаниям взять верх над актрисой в самый важный день моей жизни.
Мой выход. Нервы на пределе. Моя героиня должна была обольщать всех присутствующих мужчин на балу, танцуя венский вальс. Плевое дело! Только бы не подвела ещё не совсем зажившая нога. Вздыхаю, освобождая голову от лишних эмоций, и забываю на время, кто я есть на самом деле. На сцену выходит совсем другая девушка: гордая, темпераментная, уверенная в своей неотразимости. Её взгляд надменный и хладнокровный, но, тем не менее, Граф Лофицкий (герой Ромы) влюбляется в неё с первого взгляда. Но вот Софье казалось, что никто не достоин её внимания. Мы кружимся с Ромкой в вальсе, читая свои реплики. В зале стоит мертвая тишина. Моя героиня не поддаётся его обаянию и осталась равнодушной к графу…
Ромка играет уже совсем другую сцену, в которой признаётся своему лучшему другу, как сильно ему приглянулась Софья, он сообщает, что хочет признаться ей в своих чувствах.
Теперь сцена разговора Софьи и матери. Их отношения сильно походили на те, что были в жизни между мной и моей матерью. Поэтому эпизод, никогда не казался мне сложным. Мать говорит, что если девушка не изменит свой нрав, то останется ни с чем. Но Софии нет до этого дела, она смеется в ответ и продолжает играться чувствами мужчин, влюбляет в себя лучшего друга графа Лофицкого, после чего друзья ссорятся.
Наступает время самой сложной сцены для Ромы. Его герой приходит к своей возлюбленной и признается ей в любви. Софье скучно, она не хочет так просто пускать его в своё сердце, она обнадеживает графа своим признанием в любви и отправляет на дуэль с бывшим другом. Когда граф покидает сцену, Софья признается зрителям, что ей начинает нравиться этот пылкий юноша, и когда он вернется к ней с дуэли, она будет готова отдать ему свое сердце.
Одно из моих главных правил — никогда не смотреть в лицо зрителей, если в зале есть знакомые люди. Чтобы не выйти из образа. Поэтому я смотрю чуть выше их голов, на пустые стулья, читая свой монолог. В дверях толпятся студентки нашего института — поклонницы Ромы, среди них и верная четвёрка. Девушки готовы стерпеть выговор от руководства, но не пропустить не один спектакль с его участием. Тем более — этот был самый сложный и важный. Я быстро отвожу от них взгляд и случайно натыкаюсь на темно-карие глаза. Их я не могу спутать ни с чьими другими. Он пришел… как и обещал в кафетерии. Какое-то мгновение я застываю на сцене, не в силах отвести взгляд от любимых глаз, затем расплываюсь в улыбке. Пауза слегка затягивается, я прихожу в себя и отворачиваюсь. Моя героиня с радостным смехом покидает сцену, а кулисы сдвигаются вслед за ней. Должна признаться, я смеялась искренне, вместе с ней.
Ромка уже лежит мертвецом, когда я прихожу за кулисы. Он открывает глаза и басит:
— Удачи…
— Спасибо.
Если самый сложный эмоциональный этап в спектакле для Ромки был завершен, то для меня все только начинается. Только увидев графа мертвым, она осознаёт, как сильно любит его. В этой сцене я плачу, мы репетировали её лишь дважды, потому что я так вживаюсь в роль, что потом мои рыдания никак не могут успокоить всей группой.
Третий раз не исключение. Члены комиссии и весь зал сидит в напряжении, когда надменная высокомерная Софья превращается в смиренную убитую горем девушку и корит себя за содеянное. Она продолжает жить в безутешном одиночестве до конца своих дней, искупая свои грехи…
Когда в тихом молчании зала передо мной сдвигаются шторы, вся наша группа слышит громкие аплодисменты зрителей. Каждый из нас отлично справился со своей ролью, но мы не спешили поздравлять друг друга. Наше мнение здесь мало кого интересует, главное то, что скажет нам наш режиссер-постановщик и, конечно же, глубокоуважаемая комиссия.
— Ты просто молодец, Катя! — Ромка довольно улыбается и берёт мою руку.
Я никак не могу остановить слезы и, вытирая их нескончаемый поток, хвалю в ответ:
— Это ты молодец, Ром.
— Ладно тебе! — он отмахивается и хитро подмигивает.
Занавес раскрывается, и он проводит меня к краю сцены. Зал продолжает аплодировать. Вся наша группа кланяется перед зрителем, каждый здесь играл свою небольшую историю. Хоть и наша с Ромой — основа сюжета. Гладя на Свету, я не сдерживаю улыбки. Она оживленно аплодирует, периодически вытирая слезинки носовым платком. Марина так же шмыгает носом и кажется немного грустной. Оказывается, пришел и Дэн, посылая мне воздушные поцелуи и подмигивания. Но далеко не их восхищенные взгляды были сейчас важны. Я скольжу к тёмным глубоким глазам, чувствуя, как от волнения учащается пульс. Дмитрий смотрел на меня со смесью удивления, нежности и восхищения. Я быстро отворачиваюсь к Роме, не в силах побороть смущённую улыбку. Как неловко — я реву как ненормальная и никак не могу остановиться. Разумов смеётся и говорит:
— Успокойся уже, Катя! Я ведь живой!
Смех прорывается сквозь слезы, и я отталкиваю шутливого напарника.
— Глупый!
— Ты так весь грим себе смажешь!
Неожиданно он касается моих волос на макушке и крепко обнимает, прижав мою голову к своему плечу. От неожиданности я забываю, что плакала. Смущаюсь. Не оттого что он меня обнимает меня, а от того, что он делает это перед всем залом… и при нём.
Мы все собираемся в общей гримерке, выслушиваем замечания и похвалу членов комиссии, после чего ещё долго ждём оценок за игру. Я и Ромка получаем «отлично» за своё исполнение. Напарнику не делают ни одного замечания. Моё же замечание оказывается там, где я никак его не ожидаю. Комиссия отметила, что сцена разговора с матерью не доработана. Это впервые заставляет меня задуматься, о том, что мне совершенно не известно, какими должны быть настоящие отношения с матерью.
Эта мысль не отпускает меня и на следующий день, в разгар рабочего дня. Я заканчиваю перевод и отстраняюсь от черновиков и компьютера. Перед глазами всплывает горящий взгляд темных глаз, нависающего надо мной Дмитрия в темноте гостевой комнаты. Под ложечкой засосало, и я прогоняю непрошенный образ. Глупая улыбка касается губ. Он оберегает меня, всегда непрошено, без моего ведома. И сколько бы я не отрицала, в действительности мне невероятно приятна его опека. Пусть я стала более уязвлённой — это не от того, что я стала слабее, а от того, что в моей жизни появился кто-то гораздо сильнее.
Правда есть одно «но»… Как ни крути, Коля прав, и Дима довольствуется далеко не одной женщиной! И больше всего неприятно осознавать то, что я почти не переживаю за подругу, лишь за себя. Несусветный эгоизм.