Страница 1 из 28
История первая. Этюд в прыщавых тонах
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончился и отпуск. Он промелькнул одним ярким днём, в котором причудливо сплелись южное солнце, нежный песок пляжей, море, дайкири и романтические посиделки под луной, оставив после себя яркие, полные непонятной тоски, воспоминания да магнитики на холодильник.
Домой вернулись без Розы. Девушка, пользуясь своим призрачным состоянием, проникла в самолёт гордой Французской Республики и наконец-то отправилась осуществлять свою давнюю, во всех отношениях, мечту – навестить родной Марсель. По её клятвенным заверениям – не навсегда. Месяц, полтора – максимум.
Сцена прощания бывшей «дамы для удовольствий» и Антона в аэропорту получилась трогательной. Присутствовавшая при этом Маша даже всплакнула от избытка чувств. Призраки долго смотрели друг другу в глаза, многозначительно молчали, не находя в себе слов для самого главного – открытого признания в том, что они друг другу не безразличны. И только после расставания Швец горько заметил:
– Никогда не думал, что такое скажу, но я буду скучать.
Больше на эту тему он ничего не говорил, а Сергей и кицунэ с расспросами тактично не лезли. Зачем? И так всё понятно.
Прилетев, Маша приняла квартиру в целости и сохранности у неказистого, невзрачного бородача, нанятого ею для соблюдения порядка, придирчиво сунула нос во все углы и осталась довольной. Особенно долго осматривала подросшую Мурку. Девушка настолько завертела, затискала любимицу, что последняя с диким мявом вырвалась из заботливых рук хозяйки и нашла спасение лишь за диваном.
Чем кицунэ расплатилась с наёмным хранителем – для Иванова осталось загадкой. Скорее всего – ничем. Домовой то был свой, с турбазы. Потому наверняка девушка его просто «нагнула авторитетом» и немножко попугала для острастки.
Наступали суровые будни.
Надо сказать, что за отпуск в парнях многое изменилось. У Антона – внешне, у Сергея – внутренне.
Исполняя очередную прихоть Розы, призрачный инспектор поменял внешность в угоду подруге. Ей всегда нравились интеллигентные мужчины, потому Швец каким-то образом обзавёлся чеховской бородкой; зачёсанной как у молодого Максима Горького, по львиному назад, причёской и мешковатым костюмом в стиле группы «Браво», которая ему так полюбилась с недавних пор. И сразу стал похож на молодого доцента с кафедры сопромата или высшей математики, нацеленного исключительно на науку. Даже очки заимел, с простыми стёклами, чем ещё больше покорил избранницу.
Действительно, теперь Антон был похож на кого угодно, только не на оперативника. И ему это нравилось.
Сергей не отставал. На нём, неожиданно для него самого, серьёзно сказались повышение по службе, и вторая за год смерть. Парень стал солидней, резче, из него словно вылетело юношеское раздолбайство. Теперь это был уже не молоденький оперок, а вполне солидный молодой опер. Походка приобрела важность, а из верхней одежды он теперь предпочитал не легкомысленные футболки или толстовки, а вполне солидные рубашки и спортивные пиджаки. Джинсам и тяжёлым ботинкам новоявленный инспектор изменять отказался категорически – удобно, да и практично. Работать ведь часто приходится по ночам, в закоулках всяких. А там гвоздей на земле разбросано и грязи разной – в мокасинах с белыми парусиновыми штанами не побегаешь.
К тому же у пиджаков оказался один огромный плюс: в карманы, не нарушая внешней гармонии, удобно помещался пресловутый крест, смартфон, бумажник, деньги, сигареты с зажигалкой, нож, мелочь разная, и всё это добро абсолютно не оттягивало карманы и не мешало ходить. Прелесть, а не одежда при его образе жизни.
Не забыл Серёга и про Силу Яги. Первым делом, как вернулся, связался через приятеля с начальством и настойчиво потребовал избавить его тушку от этой напасти. В ответ Карпович долго вздыхал, давил на сознательность, попытался даже затянуть это дело в надежде, что подчинённый всё-таки одумается.
Но Иванов был неумолим. Он просто всеми фибрами души чувствовал – не нужно ему такое счастье. Да и Чехия не особо нужна. В крайнем случае за свой счёт сгоняет, благо зарплата, да и доходы в общем, теперь это удовольствие вполне позволяют.
Обряд по очищению прошёл на следующий после возвращения день. В назначенный час боярин материализовался в квартире с неким господином в чиновничьей форме почтового ведомства Российской Империи. Последний, повздыхав, извлёк банку с непонятным гибридом краски и мази (точь-в-точь как у Бездушной), заставил раздеться, лечь на диван; после минут пять рисовал на груди Иванова непонятные каляки-маляки, беззвучно шевеля при этом губами, а затем, громко прочитав непонятную тарабарщину на неведомом языке, приложил к области Серёгиного сердца маленькую статуэтку слоника и буркнул:
– Всё. Разрешите откланяться.
Абсолютно ничего не почувствовавший инспектор поначалу не поверил:
– Как всё? Вы месяц почти готовились, вроде как ингредиенты ценные переводили – и всё? Так просто? Сеструха Яги покойной этот номер чуть ли не на коленке сляпала, без подготовки! А тут канитель такая…
Чиновник хотел что-то ответить, но его перебил Фрол Карпович.
– Это потому что она родную силу забрать пыталась. Семейную. Которая к ней сама липла. А здесь – сложнее. Мы же не родня… И если надумаешь обратно отыграть – только свистни. Сила, – палец указал на фигурку, – вот. Можем и назад вернуть.
И после такого невнятного разъяснения начальник резко исчез вместе с неизвестным коллегой и слоником, не дожидаясь Серёгиного ответа.
После душа, очистившись от следов ритуала, хозяин квартиры уселся на кухне, закурил и стал думать. «Странно это всё, – пуская дым в окно, рассуждал Иванов, – невнятно. У той тётки такое колдовство на раз-два делалось, а тут подготовка – мама дорогая. И это при возможностях этих ребят! Да тут, наверное, и одной Печати помощнее хватило бы вполне, хотя… Нет. Непонятно. Вот чувствую, что здесь какое-то двойное дно имеется, только не знаю, какое. А может и наоборот, это я свою паранойю радую. Тьфу, совсем запутался!». Поломав ещё голову над этим неразрешимым вопросом, Сергей успокоился и дал себе слово подсобрать информацию о случившемся. Окольными путями, так сказать, для собственного успокоения.
А ночью он опять стоял перед грозными очами руководства, вместе с приятелем. Фрол Карпович, всё ещё недовольный решением Сергея, обновил им Печати (они теперь приобрели ярко-жёлтый, почти оранжевый цвет и новую силу), долго и нудно рассказывал о высоком доверии, трудолюбии, периодически привычно порыкивая на подчинённых. Не забыл боярин и несколько раз акцентировать то, что Иванов первый среди живых за всю историю Департамента, удостоившийся должности инспектора. Отпустил начальник лишь под утро.
Помимо увеличения жалования почти в два раза, были и другие приятные сюрпризы от новой должности. Первая – если в руку с активированной Печатью взять смартфон – то в телефонной книге появлялся дополнительный номер: «Руководство», дававший возможность прямой связи с боярином. Вторая – официальный отпуск. Два раза в год по две недели.
Не обошли плюшками и Антона. Кто-то наверху так впечатлился делом Бездушной, что с могущественного плеча пожаловал ему возможность материальности по желанию, без ограничений, и грузоподъёмность обычного человека. В точные цифры никто не углублялся, потому Швец решил это выяснить опытным путём – гирьками или штангой в спортзале. Да и денег немного отсыпали.
Сначала Антон не понял – зачем ему денежные знаки, если он к ним даже прикоснуться не может? Но потом дошло – так Фрол Карпович проявлял заботу о подчинённом. Завуалированно. Именно боярин предложил передать деньги напарнику, якобы «на хранение», а по факту выплатить свою долю за отдых да немного за курево. Призрачный инспектор остался очень благодарен руководству, хоть виду и не подал.
Иванов тоже всё понял и принял довольно крупную сумму молча, без кокетливых отговорок и прочей пафосной мишуры. Больше к этому вопросу они не возвращались.