Цена магии

А потом что-то загремело.

Этот звук не напугал курьера, и мужчина лишь отодвинулся в сторону. Две глиняные руки схватили коробки, которые уже были выгружены, и понесли их куда-то во мрак.

Процесс продолжался недолго. Вскоре, голем, потрепанный, как самый старый и матерый голубь в стае, скрылся где-то во мраке, а за ним юркнул и курьер, умело обращаясь невидимкой во мраке ночи.

И уже потом земля задрожала от глухих шагов глиняного гиганта, которые доносились словно откуда-то из-под улицы.

А лицо Магната на коробках улыбалось мраку…

Синий и эфемерный клубок ночи медленно, но верно разматывался. Уцепившись за его несуществующую нить, можно было бы прийти туда, не знаю куда. Радовал факт, что можно было прийти хоть куда-то, а не топтаться на месте.

Инфион шарахнулся в сторону, после чего задел что-то ногой и приземлился на мокрую от легко дождя и тумана брусчатку. Морда каменного дракона, напугавшая волшебника, назойливо смотрела с крыши, а из пасти не такого уж чудовищного чудовища капала вода.

– Что это за морда! – опешил Инфион, заставляя себя встать. Но организм работника Бурта пытался разубедить сознание – зачем вставать, когда можно несколько минут полежать? И организму было абсолютно неважно, где расположиться – сырые камни казались ничем не хуже теплой постели. А если подключить воображение, то можно действительно почувствовать себя в кроватке, правда незначительно мокрой. Но не от того, от чего матрац обычно промокает…

– Морда как морда… – протянула Лолли. – И что ты вообще так перепугался?

– Я, если ты не заметила, шел прямо перед тобой и первым увидел эту штуку, – волшебник наконец-то встал, но с огромной аккуратностью, чтобы не поскользнуться еще раз. – Кто вообще придумал лепить драконьи морды на крыши? Даже не просто морды, а большие драконьи морды!

– Может вместо того, чтобы возмущаться, просто расскажешь нам, куда идешь?

– А? А. – двух звуков было достаточно, чтобы передать весь мыслительный процесс, который кипел, как молоко, вот-вот готовое убежать. – Я просто ориентируюсь по свету. По фонарям, в особенности.

– Чего?! – работница Борделя всплеснула руками. – То есть ты не знаешь, куда идешь?!

– Конечно, не знаю. Я здесь впервые, как и ты, как и Ромио.

– И ты ориентируешься по фонарям?

– Я ориентируюсь по свету, это две разные вещи, – важно поправил собеседницу Инфион. – Он приведет нас к какому-нибудь горящему окну, а если окно светится – значит люди не спят, и это хоть какая-то возможность переночевать где-то.

Лолли замерла с открытым ртом. Она хотела было что-то возразить, но то самое слово, которое не воробей, все-таки оказалось воробьем, решившим остаться в своей клетке. И правильно сделало.

Инфион очень аккуратно, шаркая ногами по недавно помытой природой брусчатке, пошлепал вперед. Жаль, что природа не ставит таблички «Осторожно! Скользко!!!» в конце каждого дождика.

Ноги иногда проваливались в небольшие лужицы, разбивая отражение скрытого туманом неба. После такой встречи ступням становилось не очень приятно, но вода, хотя бы, была не ледяной. Инфион словно плыл в тумане –даже делал характерные движения руками, чтобы хоть как-то прорваться сквозь эти джунгли.

Несмотря на плохую видимость, волшебник все же разглядел каменного дракона полностью. Тот грациозно и по-хозяйски сидел на крыше дома, сложив крылья и свесив вниз хвост. Складывалось ощущение, будто-то когда-то эта рептилия просто присела отдохнуть на ближайшую крышу, но забыла взлететь до рассвета и, как многие тролли из сказок, обратилась в камень волей солнечного света.

Но все было куда проще – это была обычная скульптура. Ведь если дракон превращается в шикарную статую лишь завидев утренние лучики, то это какой-то неправильный дракон.

Инфион находился в Сердце Мира меньше часа, но его уже начинала терзать некая ностальгия по солнечному Златногорску, в котором не было дурацких драконов на крышах, а туманы были тоненькими и наводняли город лишь ранним-ранним утром. И чувство это не раскрывало себя полностью, оно замерло в стадии бутона, постепенно покалывало душу. Оно было похуже любой самой страшной адской муки – будь то варка в котле (притом варили там точно не суп), или, например, бесконечные пытки демонов. Одна, собственно, несуществующая, душевная игла порой приносит страданий больше, чем стая разгневанных бесов с острыми, только недавно заточенным трезубцами и довольными ухмылками.

Работник Бурта, стараясь все же смотреть на дорогу, или на ту ее часть, что была видна сквозь симбиоз ночи и тумана, иногда оглядывался на лица своих спутников. И каким-то невероятным образом волшебник видел то же самое чувство сквозь их восторженные новым окружением гримасы. Даже Ромио испытывал эту странную ностальгию.

Хотя, возможно, все это было навеяно усталостью, или же ночная дымка портила не только видимость, но и чувства.

Строго говоря, природа решила закурить огромную порцию тумана, дождавшись, пока вся родня уснет, и никто не сможет лицезреть этого преступления во мраке балкона. Правда, на утро оказалось бы, что все об этой маленькой пакости прекрасно знали – особенно тот, кто проходил под окнами того самого балкона.

Очередной дом, а вместе с ним и каменный дракон, скрылся в тумане, и вокруг стало чуточку темнее – Инфион отдалился от ближайшего фонаря. Но волшебник уже приметил другую точку вдали, и она, как ему казалось, была жирнее и ярче. Если бы древние астрономы понаблюдали бы за движениями троицы от фонаря к фонарю, то определенно изобразили бы на астрономической карте новое созвездие, назвав его, допусти, «каля-маля». Ну, или «зигзаг», на крайний случай.

Стены домов, покрытые туманом, казались лабиринтом. В какой-то степени это действительно было так – незнакомый город всегда становился хитроумной системой проходов, улиц, домов и переулков. Вот только в Сердце Мира не было своего Денвера, который за несколько лишних философов готов был провести экскурсию.

Яркая точка становилась все четче и четче, пока не превратилась в окно – которым, собственно, все это время и была. К удивлению Инфиона, окошко было не одно – рядом еле-еле засыпали другие, потускневшие.

Померкший свет импульсом ударил в мозг, и сонные шестеренки с синяками под глазами начали просыпаться и шевелиться. Инфион включил тормоза, остановился, оглядел светящиеся окна, посмотрел на нового каменного дракона на крыше и тут же опустил глаза вниз, от греха подальше.

– И что ты остановился? – заворчала Лолли, разглядывая дом.

– Меня смущают горящие окна. В обычных домах свет горит в одном, ну двух окнах, но уж точно не во всех.

– А по-моему, это норма.

– Мне кажется, – вдруг заговорил Ромио, – что если во всех окнах горит свет, это значит, что все дома. А если окон много, то и людей много. А много часто людей живет в таких, ээ, пансионах, как пристанище госпожи Фить'иль.

Ромио замолчал. Работник Бурта и девушка посмотрели на него глазами, полными ужаса – оттого, что романтик выдал хоть какую-то относительно здравую мысль. А где-то в сторонке нервно покуривал трубку Шерлок Холмс, поражаясь дедуктивным способностям романтика. Доктор Ватсон был рядом и восторженно хлопал.

– Здравая мысль, – попытался улыбнуться Инфион, но улыбка все еще спала и появилась на лице лишь на долю мгновения.

– Тогда, идем?

– В смысле, идем? – опешила Лолли.

– Ну, в прямом. Постучимся и попросимся внутрь.

– А если мы ошиблись в рассуждениях? – лицо волшебника выразило бы какую-нибудь эмоцию, если бы эмоции уже не легли спать, накрывшись теплым одеялком.

– Ну и ничего. Постучимся, а там посмотрим.

– Хочу тебя огорчить, но не каждый будет рад стуку в дверь в такое время. Точнее, никто не будет такому рад. Более того, он не обрадуется тому, что на его пороге стоят трое непонятных людей. В общем, он просто не обрадуется.

Инфион подвел итог своего мини-эссе, который, как учат в школе, отражал главную мысль всего вышесказанного.