Дитё

– Значит, так. Как вас зовут? – спросил я, как только они взошли на борт «Ласточки».

– Андрей Волков, старший матрос-плотник, – представился матрос.

– Алевтина Андреевна, повар, – сказала та, которую тащил я.

– Марина Васильевна, – представилась следующая.

– Значит, так. Вы, Марина Васильевна, занимаетесь уборкой. Вы, Алевтина Андреевна, займитесь кухней, скоро народ прибудет, нужно будет покормить, напоить. А теперь с вами, Андрей, яхту изрядно потрепало в урагане, так что посмотрите, что можно исправить, починить.

Быстро показав им где что лежит, я прыгнул обратно в лодку и, дав полный газ тарахтящего на холостом ходу мотора, рванул к остову судна, нужно было торопиться. Эксплуатировал я спасенных для того, чтобы они были заняты делом и не думали, как нам выбираться из «ока», о своем спасении и об оставшихся внизу. Трудотерапия в действии, короче.

Нырнув снова с грузом, привязанным к поясу, я уже по проторенному маршруту вынырнул там же, где собрались все выжившие во время трагедии с судном.

– Что-то долго вы, – сказал старпом.

Я объяснил, почему задержался, и ответил, что теперь уже спасение пойдет быстро.

– А это кто? – кивнул я на лежачего, всего перебинтованного человека.

– Боцман, его в двигательном придавило сорвавшейся балкой.

– Он в сознании? Вытащить сможем?

– Не знаю, сможем или нет, но он пока без сознания. Переправим его последним.

Как только один из матросов надел баллон, мы вчетвером нырнули в воду и поплыли на выход, пробираясь по проходам сухогруза. С парнями было работать заметно легче.

Сделав так четыре рейса, я переправил всех наверх, пока не остались старпом и боцман.

– Давайте быстрее, там, кажется, уже шов разошелся, и судно заметно просело! – крикнул я, выныривая.

Быстро надев на старпома баллон, загубник которого он вставил в рот бессознательного боцмана, мы поплыли со всей возможной скоростью к выходу, пользуясь моим баллоном на двоих. Уже у самой поверхности кислород у моего баллона кончился, и мы с выпученными глазами вынырнули на поверхность, жадно хватая воздух открытыми ртами.

Рядом послышался шум мотора, и около нас притормозила лодка. Я почувствовал, как меня хватают сильные руки и затаскивают в лодку. А вот боцмана вытащили и уложили на дно лодки очень аккуратно, явно беспокоясь о раненом.

И как только в уже тесное пространство лодки втиснулся старпом, мы погнали к яхте, которую облепили матросы, устраняя видимые и невидимые повреждения. Все понимали, что именно от «Ласточки» зависит, выживут они или нет, так что старались все.

– Красавица, – сказал старпом, осматривая мою яхту.

– А то! Знаете, какие деньги пришлось за нее выложить? – сразу же загордился я.

– Триста тонн? – на глазок прикинул он тоннаж.

– Триста двадцать, – ответил я.

– Кстати, мы не представились друг другу. Бессонов Олег Владимирович, старший помощник сухогруза «Абхазия». Шли с грузом в Лос-Анджелес из Шанхая.

– Александров Артур, путешественник.

– Александров. Александров, уж не тот ли это Александров, который композитор?

– Тот, – скромно потупил я глазки.

– Так вас же убили, это еще по центральному телевидению показывали пару лет назад.

– Не убили, а только ранили. Вот меня и запрятали получше.

– То-то я смотрю, лицо я где-то видел, а тут вон оно как, – протянул Бессонов, глядя на меня.

Я пожал плечами, пускай сам домысливает, почему меня скрывали от общества после ранения, хотя он должен знать, «утка», из-за которой в меня стреляли, была запущена в народ уже давно.

Притормозив у трапа яхты, мы быстро взобрались на борт и стали помогать поднимать боцмана, который пока так и не пришел в сознание.

– Давайте его ко мне в каюту, – скомандовал я, как только поднялся на борт.

– Вроде дышит, – приложив пальцы к шее, облегченно вздохнул старпом.

– Доктор где?

– Его в Шанхае сняли, из-за аппендицита, а нового прислать не успели, – развел руками выходящий вслед за мной из каюты Бессонов, выпроводив сперва матросов.

– Ну ладно, сам осмотрю, – сказал я.

Переодевшись, я вернулся в каюту и стал осторожно осматривать неумело намотанные бинты, как вдруг вспомнил кое-что.

– Олег Владимирович, пока я тут вожусь, вы не могли бы осмотреть территорию «ока»? Я на норд-вест видел какое-то непонятное пятно, возможно, еще один из неудачников, попавших сюда. Пытался связаться с ними по рации, но успеха не добился.

– Хорошо, если что, подойдем поближе.

– Ну это вряд ли. Я сомневаюсь, что вы разберетесь с управлением «Ласточки», уж больно оно специфическое. Лучше на лодке сгоняйте, возьмите запасную канистру с бензином – и вперед, а я пока тут.

– Опасно, вдруг «око» сдвинется.

– Кто не рискует, тот…

– …не пьет шампанского, я в курсе.

– Да не беспокойтесь вы так, осмотрю раненого – и сразу за вами. Да, и возьмите мобильную радиостанцию, у меня есть пяток штук.

Уложив в брезентовую сумку рацию, небольшой сухпай, не забыв пятилитровую канистру пресной воды, со старпомом отплыли на лодке еще три моряка, они уже подкрепились рыбной похлебкой, которую успела сварить Алевтина Андреевна.

– Счастливо, – крикнул я им, после чего, развернувшись, потопал в свою каюту, надо было заняться раненым.

Закончив разматывать бинты, я внимательно осмотрел боцмана.

«На груди небольшая ссадина, кровоточит, конечно, но не особо. Непонятно зачем забинтовали всю грудь, не из-за этой же царапинки? Так, а вот с головой похуже. Череп вроде не проломлен, но гематома присутствует, тут нужна томография, а не поверхностный осмотр!»

Легкое прощупывание ребер переломов не выявило, похоже, ребра целы. Заклеив лейкопластырем царапину на груди, я занялся головой, перебинтовал, как было, но больше ничего делать не стал.

– Что там с боцманом, Артур Кириллович? – спросил у меня седовласый моряк, когда я вышел на палубу.

«Хм, похоже, матросики, которые в лодке с интересом прислушивались к нашему разговору со старпомом, язык за зубами держать не стали, уже все всё про меня знают».

– С головой серьезно, похоже на контузию. А грудь – так, царапина.

– А в сознание он когда придет?

– Да кто его знает? – пожал я плечами и прошел в рубку, где у рации стоял радист и что-то слушал, приложив динамик к уху. – Контузия она такая, ничего конкретного даже врачи не скажут, – добавил я и, взяв бинокль, стал с интересом обозревать окрестности.

– Эх, жаль Васильича, хороший мужик, – вздохнул матрос, продолжая строгать рубанком доску.

– Да, наверное, – ответил я, не отрываясь от окуляров. – О, а где сухогруз?

– Минут десять назад на дно ушел.

– Понятно. Хорошее было судно?

– Нормальное, старое, правда.

– Олег Владимирович не выходил на связь? – спросил я радиста, представившегося Славой.

– Минут двадцать назад сообщили, что видят полузатопленное судно, сказали, что подплывут поближе.

– Понятно, идем к ним, – ответил я и, нажимая кнопки на пульте, стал активировать систему «Ласточки». Загудел дизель в моторном отделении, с вжиканьем поползли паруса на мачты.

– Классно у вас тут все оборудовано, Артур Кириллович, – восхищенно сказал Слава, наблюдая за моими движениями.

– Можно просто Артур. А насчет яхты, то да, спецзаказ, рассчитана на одного человека.

– Электроника, – сказал вдруг продолжавший что-то строгать позади матрос, причем непонятно каким тоном, то ли похвалил, то ли отругал.

– Простите, как вас?.. Егор Владимирович, так она и сделана для одного человека, можно сказать, именно для путешествий в одиночку. И кстати, а что вы делаете?

– Дверь новую строгаю. Сейчас Сашка остатки старой двери с петель снимет, и мы новую повесим. А вот насчет одиночного плавания я не согласен, опасно это, ни помочь, если нужда будет, ни поговорить не с кем.

– Ну, кому как, мне вот, наоборот, в одиночестве как-то спокойней.

Так, болтая на разные темы, мы плыли вперед, под легкий бриз, гулявший по эпицентру урагана.