Ревенант

– Будет создан прецедент, – ввернул я юридический термин, и мой собеседник кивнул.

– Уверен: приор станет всеми правдами и неправдами тянуть время, ссылаясь на собственную неосведомленность и отсутствие ответа из Линбурга, – заявил граф Хирфельд, и на его осунувшемся лице заходили желваки. – Рано или поздно этой игре придет конец, но это все время! От меня требуют переправить вас в империю незамедлительно, а я не представляю, как подвигнуть прокурора изменить свое решение и дать санкцию на скорейший отъезд!

Я не знал всех политических раскладов, но прекрасно понимал, что в делах, подобных этому, случайностей не бывает. У королевского прокурора имелись собственные резоны поступить так, а не иначе. Быть может, он просто хотел насолить магистру-управляющему, а может статься и так, что все это – результат неких подковерных интриг.

Ангелы небесные! Сам я с легким сердцем задержался бы в доме графа еще на седмицу или две, да только глупо недооценивать герхардианцев. Они точно не упустят возможности решить проблему… неофициальными методами. Здешняя миссия невелика, но наше промедление позволит выписать подкрепление из Сваами или даже Майнрихта, а то и просто столковаться с наемниками.

– Ладно! – вздохнул граф Хирфельд, понемногу успокаиваясь. – Ладно! Не берите в голову, магистр. Что-нибудь непременно придумаю.

Мы распрощались, и я вернулся в выделенные нам покои. К этому времени Уве и Марта разошлись по комнатам, и только маэстро Салазар сидел за столом и планомерно накачивался вином.

– Привет-привет! – помахал он мне и предложил: – Выпьешь?

Я отказался и скрылся в спальне. При моем появлении Марта прекратила отрабатывать сложную эфирную связку и с горечью бросила:

– У меня ничего не выходит!

– В университете научат, – пожал я плечами, уселся на кровать и снял туфли. – Сотворение чар не только искусство, но и наука. Сосредоточимся пока что на разрушении чужих заклинаний, да и морок тебе дается неплохо.

– Я хочу лечить, а не калечить! Созидать, а не убивать!

– Уясни одну простую вещь: мертвецы лечить не умеют. Хочешь выучиться тайному искусству – будь добра, потрудись оставаться живой. Вот этому я тебя и учу.

Девчонка моментально успокоилась и надолго замолчала, потом задумчиво произнесла:

– Разрушение чар, морок… А внушение?

– И это тоже, – кивнул я. – Давай! Оцени мои ментальные блоки и попытайся их обойти. Не проломить, как в прошлый раз, а именно обойти.

Марта вдруг зарделась.

– Тебе действительно хочется этого?

Я закатил глаза.

– О женщина! Необязательно снова отращивать себе груди, придумай что-нибудь безобидное! Это тренировка, а не прелюдия к постельным игрищам!

Девчонка смутилась пуще прежнего, но тут же вспомнила о моих наставлениях, успокоила дыхание и чисто погрузилась в легкий транс, дабы почти без всякого перехода прибегнуть к ментальному доминированию и попытаться проникнуть за выставленные мной блоки. Этот запретный раздел магии давался Марте необычайно легко, но я без всякого труда отстоял свои мысленные бастионы от поползновений ведьмы, а под конец заставил обороняться ее саму; правда, не особо в этой контратаке преуспел. С пользой время провели, не без этого…

Следующее утро оказалось почти точной копией вчерашнего, разве что злой на весь белый свет Микаэль не ушел в город, а лечил головную боль остатками вина да отпускал язвительные комментарии в адрес Уве и Марты. Школяр продолжал упражняться в сотворении магических щитов, ведьма вновь занималась их разрушением, и, надо сказать, определенные успехи наблюдались у обоих.

Сам я углубился в изучение трактата о нереальности нереального и очень скоро напрочь позабыл о своих подопечных, оставив тех на попечение беспрестанно ворчавшего маэстро Салазара.

– Ты что творишь, бездарь?! – сокрушался бретер, не стесняясь в выражениях. – Да у тебя никак ослиная задница вместо головы! Три лишних узла! Три! Уве, ты бакалавр тайных искусств или свой жезл на помойке нашел?

Доставалось и Марте; ее маэстро именовал исключительно бестолочью, советовал позабыть о волшбе и собирать грибы и ягоды, раз уж она в упор не видит слабых мест сотканных школяром чар. Я на эту ругань не отвлекался, всем моим вниманием завладели пространные рассуждения Алфихара Нойля. Нет, в книге не было ровным счетом ничего интересного, да только написали ее языком столь заумным, что приходилось прилагать немалые усилия, чтобы вникнуть в смысл витиеватых словес.

При этом, как и говорил архиепископ Фредрик, ничего еретического или даже просто крамольного в этих рассуждениях не сыскал бы даже самый придирчивый ревнитель веры. Сначала автор пространно расписывал особенности осознания и принятия человеком абстрактных понятий и прослеживал изменения, происходящие при переходе от индивидуального восприятия к некоему коллективному и бессознательному аналогу этого действа. Дальше приводились доводы в пользу существования ментального плана бытия, где происходило взаимодействие того самого коллективного бессознательного.

Рассуждения, лишенные общей нити, очень быстро утомили, возникло даже впечатление, что в руки попал какой-то другой философский трактат, и я открыл титульный лист, но нет, черным по белому там значилось: «Рассуждения о нереальности нереального».

Нереальность нереального? Хоть бы слово об этом написано было!

Неужели пустышка? Неужели Роберт Костель польстился на броское название и ничего из этого сочинения для себя не почерпнул?

От невеселых размышлений отвлек вскрик Марты. Как оказалось, утомленный однообразностью упражнения Уве смухлевал и закрепил конец эфирной нити узелком. Ведьма подвоха не заметила, в итоге ее ощутимо тряхнуло выплеском силы. Обозленная девчонка трясла рукой, крыла школяра последними словами и грозила сходить за ножом, дабы под корень отчекрыжить шутнику тот орган, которым он думает, и речь шла отнюдь не о голове.

Микаэль кудахтал от смеха и вмешиваться в перебранку не спешил, пришлось отрываться от чтения и утихомиривать Марту самому.

– Смотреть надо было, куда пальцы суешь! – рявкнул я, с шумом захлопывая книгу. – И думать, что делаешь, а не повторять, будто дрессированная собачка!

– Но… – выдавила из себя оскорбленная в лучших чувствах девчонка и указала пальцем на подбоченившегося Уве. – Он изменил плетение! Я с таким не умею работать!

Школяр ухмыльнулся.

– Да с ним теперь и не сделать ничего, умей – не умей!

В отличие от большинства ритуалистов он и в грош не ставил способности истинных магов, так что я решил преподнести очередной урок сразу обоим своим подопечным.

– Ну-ка сплети щит! – потребовал я, и маэстро Салазар мигом прекратил покатываться от хохота и весь обратился во внимание, предвкушая очередное развлечение.

А вот Уве и бровью не повел. С непрошибаемой уверенностью в собственной правоте он несколькими уверенными движениями волшебной палочки воссоздал нужное плетение, не преминув и на этот раз закрепить конец эфирной нити. Я медленно выдохнул, заставил себя погрузиться в неглубокий транс и прибегнул к истинному зрению, а после недолгого изучения схемы указал Марте на один из узлов и потребовал сместить его относительно других вверх и немного в сторону.

Ведьма испытующе посмотрела на меня, затем с опаской выполнила распоряжение и шустро отшатнулась назад, когда эфирное плетение вдруг съежилось, скрутилось в сияющую точку и погасло.

Уве от изумления даже рот разинул.

– Но как, магистр? – округлил он глаза. – Это невозможно! Немыслимо!

Школяр закашлялся и спешно приложил к губам носовой платок, тогда я ободряюще похлопал его по плечу и посоветовал обдумать на досуге допущенную при сотворении чар ошибку, а после прогнал слугу в сад.

– И не вздумай до обеда наведываться в библиотеку! – предупредил его напоследок. – Тебе нужен свежий воздух! Заодно оцени магическую защиту имения. Вечером расскажешь о ее уязвимостях.

– А они есть? – усомнился Уве.