Страница 72 из 145
Два водянистых глаза уставились на меня из-под трагично изогнувшихся бровей, и я попыталась стереть с лица презрение. Гэйхэ Василенко была из тех, кто собирает сплетни и чешет языком направо и налево, льстит сильным и самоутверждается за счёт слабых. Я терпеть её не могла, и она прекрасно об этом знала. И, должно быть, испытывала ко мне те же чувства. Однако я вынуждена была поддерживать с Василенко формальные отношения, ибо она так хорошо могла настраивать коллектив против неугодных, что ей позавидовали бы самые отъявленные интриганы.
- Ага, – протянула я, деланно соглашаясь.
Шири, сидящий напротив, скривил лицо и раздражённо поднял крылышки. За долгие циклы совместной работы он научился понимать мои чувства, как никто другой. Больше всего я боялась, что весть о разрыве с мужем долетит до ушей Василенко. Потому утром дала себе зарок, что на работе буду молчать о произошедшем в тряпочку. Но я просчиталась. К тому моменту, как я распахнула дверь, Василенко уже всё знала! Как и следовало ожидать, в курсе событий оказалась вся амбулатория: от госпожи Стоун до младших помощников.
- Молилась всё Покровителям, чтобы тебе дочь послали, – продолжала причитать Василенко. – Чтобы твой бессовестный хоть пользу принёс своим жалким существованием.
- Ага, – проговорила я сквозь сомкнутые зубы. Считать Йозефа жалким не хотелось. Потому, что мысль о двенадцати годовых циклах, выкинутых в никуда, пугала до тряски в коленях.
- И где ты теперь? – Василенко вздохнула с такой горечью, что я едва удержала слёзы.
- В гостинице, – произнесла я. – На вашем участке.
- Это в «Чёрной гвоздике» то? – Василенко всплеснула руками. – И как?
- Замечательно, – ответила я без эмоций. – Чудесное обслуживание, живая музыка, удобства в номере и ресторан на первом этаже, где постояльцев бесплатно кормят.
Жрица Василенко рассмеялась. Её сморщенное лицо на миг сделалось открытым и почти красивым. Но лишь на миг.
- Я что-то не то сказала? – с непониманием пожала плечами.
- Когда я слышу про «Чёрную гвоздику», – пояснила Василенко, – я каждый раз вспоминаю тот случай.
Я подняла на неё вопросительный взгляд. Из вежливости. Меньше всего мне хотелось слушать сплетни.
- Циклов шестнадцать назад, – продолжала Василенко, энергично размахивая руками, – хозяин «Чёрной гвоздики» Винченцо Морино что-то не поделил с Ленор Лазовски.
- С Лазовски?! – как только я услышала знакомую фамилию, пассивность ушла. Глаза моментально полезли на лоб. Василенко сыграла на моих слабостях, и я поддалась на провокацию. До чего же глупо!
- Она молодая тогда была, красивая, – протянула Василенко. – А он уже был потерян, и один тащил сына.
- Так младший и старший Морино – это отец и сын?
- Ну да. Полагают, что Винченцо колёса к ней подкатывал тайком. Да не приняла, а ещё и угрожать начала, что в Пропасть отправит за презрение к Устоям и Положениям. Негоже, мол, потерянному на женщин заглядываться. Но тот не сдавался. В итоге Ленор прокляла Винченцо и его дело. От «Чёрной гвоздики» целый месяц шёл отвратительный запах, да такой сильный, что все постояльцы разбежались!
- Лазовски талантлива, как ни крути, – заметила я. – Вот только не помню я такого.
- Конечно, не помнишь, ты же была подростком, – Василенко пожала плечами. – А вот я запомнила очень хорошо. Я как раз завязала со жреческим активом и пришла работать в амбулаторию. И в первый же день попала туда на вызов! Пахло так, словно в каждом углу по крысе сдохло!
- Интересно, – выдохнула я, – а кто же снял проклятье?
- Понятия не имею. Но по репутации «Чёрной гвоздики» это всё здорово ударило. Целый годовой цикл Винченцо работал себе в убыток.
Василенко подавала информацию с таким колоритом и самозабвением, что мне почти удалось учуять запах разложения. Она всегда обсасывала чужие несчастья до косточек. Неважно, кому в окно прилетал камень – местному фонарщику или члену Совета – Василенко непременно об этом знала. И бралась рассуждать о его цвете, форме и размере. И о звуке, с которым он разбил стекло.
- Сейчас не похоже на то, что он терпит убытки, – отметила я назло.
- Наглецам везёт, – проговорила Василенко с неожиданным негодованием. – Он просто умеет прибирать к рукам чужие деньги.
Для приличия я улыбнулась и кивнула. Злорадствовать над прошлыми бедами старшего господина мне совершенно не хотелось. Более того: вчера он показался мне неплохим человеком. Пусть издали, но всё же.
Василенко довольно блеснула глазами и, тряхнув светло-зелёной юбкой, торчащей из-под униформы, вышла. И только после того, как за ней захлопнулась дверь, я осмелилась скорчить недовольную гримасу.
- Стерва, – заключил Шири.
- Ещё какая, – согласилась я. – Лазовски и то приятнее. По крайней мере, говорит всё в лицо.
Медленно разогнув затёкшие ноги, я встала. Подошла к окну и зажмурилась от солнечного света. Куст жасмина бил в стекло растопыренными пальцами веток. Дорожка перед парадным входом пустовала. Посетителей сегодня оказалось немного, и после восьми принятых занемогших выдалось долгожданное окно. Но даже хорошее стечение обстоятельств не спасало от тягостных мыслей.