Страница 107 из 145
Пожилая консьержка повертела разрешение в руках. Вгляделась в росчерк госпожи Бессамори так, словно желала увидеть в загогулинке тайный смысл, и даже просветила магическую голограмму. И лишь когда убедилась, что мне действительно посчастливилось встретить Анацеа Бессамори, сняла печать с массивной арки. Путь внутрь был открыт.
Если бы меня спросили, как пахнет время, я непременно упомянула бы запах пыли, мрамора, оплавленного воска и старых бумаг, зачерниленных письменами. Аромат архива цвёл именно такой гаммой. Текучими секундами, трещащими на циферблате, старыми открытками с посланиями без адреса и подписей. Фотографиями. И выжженными свечными фитилями, рассыпавшимися в прах.
Юная непосвящённая работница проводила меня в раздел для дозорных, где хранили личные дела преступников, ссыльных и пропавших на Девятом Холме людей. Она не задавала лишних вопросов, и за это хотелось её расцеловать. Подпись Анацеа Бессамори на разрешении не просто имела магическую силу, а строила мир по моему велению. Сегодня эти стены принадлежали мне.
Все ниши в полукруглом зале занимали лестницы полок. Они поднимались параллельными рядами с самого пола и упирались в потолок. Стеллажи скалились цветными зубами папок и местами кривились жутковатыми ухмылками, проседая под тяжёлыми томами. На верхних ярусах серели комья паутины.
Личные дела пропавших и бежавших оказались на полке у двери. Судя по сеточке паутины, искусно оплетавшей ярусы, и пыли, лазали сюда только редкие безумцы. Как я. На торце каждой папки желтела этикетка с аккуратно выведенным именем и фамилией. Перьевые буквы местами размылись, скрыв имена и даты.
Я протянула руку и вытащила первую попавшуюся папку. Открыла, не особо вглядываясь в текст. Какой-то бежавший от Посвящения мужчина, ничего интересного. Судя по энергетическому посылу рисунка, прикреплённому к уголку обложки, скорее всего, жив.
Коварное и плавающее «скорее всего» вкралось в мои заключения шестнадцать годовых циклов назад. В тот момент, когда я перестала доверять своему таланту. Сиил всегда казалась мне живой… Даже после того, как я лично опознала её тело.
Разочарованно водрузила личное дело на место. И зачем я схватила эту папку? Мне нужны только женщины с именами, начинающимися на «И»! Нечего тратить время попусту: глядишь, и закончу к темноте.
Но зря я волновалась. Я справилась за полтора часа. Таких женщин оказалось лишь четверо. Если верить энергетическому посылу рисованных изображений, троих из них уже забрали Покровители. Одна из ушедших – скорее всего, ушедших – вообще оказалась нефилимкой. И ни у одной из пропавших не могло быть детей-подростков: не подходил возраст.
Скрипя деревом по мраморному полу, я подвинула к стеллажу стул и вскарабкалась на него. Оставалось просмотреть два верхних яруса. Я читала надписи на ярлыках вслух, чтобы не пропустить нужную. Слоги имён и фамилий, потерявших смысл и значение, отскакивали от языка и рассыпались мёртвыми зёрнышками. Абрамов Лаэрра, Адиссон Алекта, Акеллар Витреа, Акомо Реана, Альтер…
Дыхание перехватило. Поле зрения застелил чёрный дым, а воздух неожиданно запах стоячим водоёмом, тиной и разложившейся плотью. Покачнувшись на стуле, я ещё раз вгляделась в неровный ряд букв и произнесла собственную фамилию.
«Альтеррони Сиил», – выкрикивал ярлык чернильным голосом размытых букв.
Я навалилась на полку, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Стеллаж податливо покачнулся, едва не опрокинув на меня папки, но выстоял. Вот уж не думала, что архивное дело Сиил окажется в этой группе папок. Ведь её нашли, пусть и мёртвой…
Одним Покровителям известно, как я тогда плакала. Я теряла себя день за днём. Перестала за собой следить и ходить в Наставню, отказывалась от еды. Забыла, как спать и вставать с постели. Временами казалось, что разучусь дышать... Но однажды мать привела к нам в дом госпожу Гир – в ту пору молодую и свежую. Ничего не спрашивая, Гир коснулась моего лба, и меня отбросило на стену. И показалось, что в голове что-то щёлкнуло и переключилось.
Когда я открыла глаза, я по-прежнему помнила всё. Так же ярко, как и раньше, чувствовала грусть и тоску. Но эмоции больше не разрушали. Не выедали изнутри по ложечке. Словно я смотрела на них со стороны.
Гир велела, чтобы я смирилась и всё забыла. И я больше не поминала имя сестры всуе. Но для меня Сиил всегда была жива. Она говорила со мною внутренним голосом. Она давала мудрые и до боли лаконичные советы, когда жизнь в очередной раз катилась под откос. Я уверенно считывала её энергетику с портрета: так, словно она не умирала.
А ещё Сиил приходила ко мне каждую ночь и напоминала о том, что я совершила шестнадцать годовых циклов назад.