Дух оперы

Несомненно, мы оба с ним обладаем новым стилем физического мышления, который позволяет нам творить из ничего что-то, и поэтому мир у нас не разлагается на части, а синтезируется в новую реальность, и это – не частные констатации или общие категории, а некое видение обратной стороны действительности, так называемой изнанки реальности объективного мира. Но что же это за изнанка? Математическая модель мира, при помощи которой формируется физический костяк? Сама оболочка осязаемого мира? Или тот магический набор определённых символов или знаков, при помощи которых и создаётся вся материальная основа физического мира? Что это? Основа всех основ? Бестелесные атомы краеугольного камня мироздания?! Абсолютная консистенция, связывающая суть и сущность!?

Трамвай подъезжал к моему институту, я смотрел на корпуса, ответвляющиеся от основного здания моей Альма-матер – «материнской души», как я с гордостью называл мой институт за его внушительные размеры, где только одни коридоры составляли протяжённость в семи километров, и где училось более тридцати тысяч студентов. И я им преподавал математику. Я считал, что математика, вообще, представляет собой нечто волшебное. Она больше связана с философией, чем с другими точными науками. Именно поэтому она и входит в астрономию, механику и физику как единое целое, превращаясь в философию познания, становясь философией бытия. Математика – это также и музыка, поток прерывности с непрерывностью, где звук имеет материальное осязаемое наличие, объединяющее время и пространство в нечто материализующееся в пустоте, и влияющее на наши органы чувств, как прикосновение к холоду или теплу, к твёрдости или мягкости. А само звучание речи?! Разве это не математика, несущая свои символы и различительные особенности частного и общего? Сам наш язык и членораздельная речь – это уже соединение математики и философии.

Трамвай остановился, студенты гурьбой вывалились из вагона. Все мы направлялись ко входу в наше огромное учебное учреждение. Некоторые студенты здоровались со мной, так как я когда-то преподавал им свой предмет. И это было мне приятно, меня помнили. Я направился прямо в свою аудиторию. Потому что у меня уже не было времени забежать в общежитие. Настроение мой повысилось, так как в моей душе приятно щекотало моё самолюбие – чувство моей значимости в этом храме науки. Испытывая это ощущение в душе, я даже воскликнул про себя, как будто бы уже читал лекцию моим студентам:

«Да, именно, математика становится философией нашего бытия, рождая в нас математические представления эмпирических корней, которые преобразуются в определённые условности, помогающие нам открывать скрытые законы априорности, складывающиеся в интуицию. Математика и есть та изнанка мира, проникая в которую, мы начинаем понимать истинные закономерности мира, где сложные природные явления, включая нашу собственную жизнь, разум и наше человеческое бытие представляются уже не механической эволюцией чего-то абстрактного, а взаимосвязанное единство всеобщего бытья, где все частности соединены в единое целое и не могут рассматриваться по-отдельности, тем более, разрываться на такие составляющие: как материя и дух, общее и целое, главное и второстепенное. В этой изнанке всё является главным и значимым, и от каждой мелочи и детали зависит наша общая реальность».

Дверь открылась, и я вошёл в свой храм знаний, где меня ждали новые приключения, опрокидывающие все мои представления о реальности.

3. Продолжение знакомства с реальностью

Когда я вошёл в наш храм знаний, меня тут же окутала атмосфера Математической Шамбалы. В этом институте я когда-то сам был студентом, и мне сразу же вспомнились бесконечные споры той прекрасной эпохи нашей юности, когда мы ещё только открывали этот мир в своём сознании, но такие споры могли возникать только в обществе Высшего Разума.

Глядя на снующих по коридорам студентов и студенток, я думал, что наше учебное заведение объединяло людей высших знаний благодаря этой самой атмосфере, позволяющей с разных отвлечённых точек зрения приходить к пониманию явлений жизни и вставать на крепкий фундамент жизненной философии; и если оно не приводило к обладаю всей истины, то хотя бы позволяло находить к ней истинный путь. Здесь возникло наше Тёмное Братство из моих друзей-преподавателей, людей выдающихся, опережающих своих современников по уровню своего интеллектуального развития и посвятивших свою жизнь служению Истине и человечеству. Они были поколением мудрецов, подвижников, учёных, нашедших своё убежище в этом храме науки для какой-то пока ещё непонятной нам миссии. Но все мы горячо верили, что в ближайшее время сделаем какое-нибудь невероятное открытие. Правда, один из наших мудрецов уже попал в психушку, но это всего лишь доказывало исключительность нашего дружеского сообщества. Возможно, что он проник в такие запредельные сферы и тайны, и достиг в своих знаниях такой высоты, что окружающие люди просто перестали его понимать. Когда с ним начали происходить эти странности, мы вначале не придавали им большого значения. Бедный Юрик!

Как только я мысленно произнёс эти два слова, то тут же, как эхо из пустоты, мне откликнулись слова Андрея «Бедный Йорик»! – восклицание датского принца из пьесы Шекспира «Гамлет». И сразу же перед моими глазами возник эпизод нашего посещения квартиры Юрия.

Отношения у меня с Юрием были более дружественными, чем с другими членами нашего братства, и однажды он пожаловался мне на то, что в его квартире происходит что-то неладное. В отличие от, нас он жил не в общежитии, а имел квартиру, которая досталась ему от его родителей по наследству.

– А что происходит у тебя дома? – спросил я его.

– По ночам мне снятся кошмары, – признался он мне, – а недавно в моей квартире завёлся полтергейст.

– И в чём это выражается? – спросил я его.

– Вдруг, ни с того ни с сего, все вещи начинают сами разбрасываться по комнатам, – начал объяснять он, – мебель сама двигается, слышится музыка; хотя ни радио, ни телевизор не включены; и со мной начинают говорить голоса. Ты не смог бы прийти ко мне и посмотреть на всё это?

По правде говоря, от его заявления и просьбы по моей спине пробежали мурашки, но я пообещал ему, что приду к нему вместе с друзьями.

После этого он долго тряс мне руку в знак благодарности.

Через несколько дней я с Олегом, Сергеем и Андреем пришёл к нему домой. Мне очень хорошо запомнился этот визит. Когда мы позвонили ему в дверь, долгое время никто там не подавал признаков жизни. Затем Юрий открыл нам дверь. Выглядел он несколько странно и был чем-то взволнован; в прихожей повсюду валялась на полу раскиданная одежда.

– Вот пришли навестить тебя, – сказал я ему, – ты же просил, чтобы я пришёл к тебе, а по дороге я встретил друзей и захватил их с собой, чтобы мы все вместе разобрались, что у тебя происходит дома. Надеюсь, что ты не будешь против того, чтобы мы сообща исследовали твой полтергейст?

Юрий смотрел на меня удивлёнными глазами, как будто не понимал, о чём я говорю.

– Нам можно к тебе войти? – подал свой голос Олег за моей спиной. – Ты нас впустишь, наконец, в своё жилище, или будешь держать на пороге?

– Да, – угрюмо сказал Юрий, – убедитесь сами, что у меня творится.

Мы все четверо, войдя в его квартиру, остолбенели от удивления, увидев царивший там беспорядок.

– Можно подумать, что здесь произошло побоище, – молвил Сергей, – как будто черти дрались друг с другом.

– Но что здесь произошло?! – воскликнул обеспокоенный Андрей.

– У тебя, что же, был налёт бандитов, которые всё переломали? – спросил Олег.

– Это – полтергейст, – сказал он угрюмо, – я уже привык к тому, что у меня происходят дома всякие чудеса, но на этот раз уж очень он расшалился.

При этих словах он посмотрел на меня.

– Полтергейст?! – спросили мои друзья в один голос.

– Впрочем, на него это похоже, – подтвердил Сергей, оглядывая квартиру, и тут же спросил его. – А тебя он не поколотил?