Дух оперы

Танцуя, я дошёл до конца сквера и вошёл в суживающуюся горловину улицы. На тротуарах появились уже пешеходы, спешащие на службу, а по дороге проезжали машины и автобусы. Я перешёл через улицу и у геронтологической клиники, свернув в скверик, подошёл к круглому фонтану. Удивительно, но снега в нём не было. По всей видимости, дворник в этом месте работал даже ночью.

Чаша фонтана была небольшая и неглубокая. Я перешагнул через край чаши и встал в середине фонтана. Скверик, отгороженный от пешеходной мостовой ажурной решеткой, густо зарос кустами и деревья, поэтому свободного пространства вокруг фонтана оставалось мало из-за близко расположенных скамеек, но для меня сам круг чаши мог стать ареной или сценой, как в театре, к тому же, за решёткой ограды толпились люди, ожидая транспорта. В мою сторону они не смотрели, потому что меня защищали ветви деревьев, покрытые снегом, но их присутствие я ощущал, как артист ощущает за занавесом наполненность зала зрителями. В мою душу сразу проникло чувство нахождения в театре, которое возникает в замкнутом пространстве при волнении в преддверии общения с кем-то или с чем-то неизвестным, когда человеку предстоит куда-то выйти: артисту – на сцену, а зрителю ступить в неизведанное пространство. Ведь в театре мы одновременно являемся и зрителями, и актёрами, где можно посмотреть на других и показать себя.

«А что если мне сейчас произнести какую-нибудь зажигательную речь, – подумал я, – обратят на меня люди внимание или нет»? Конечно же, это – глупо: произносить речи из фонтана или бассейна. Люди в театре жизни всегда пытаются обратить внимание на себя, и я не составляю исключения. Но для того, чтобы на тебя обратили внимание, нужно быть привлекательным. А привлекать к себе внимание других людей можно только своим умом или обаянием. Обаяние – это дар природы, и им наделены немногие, то есть, не все, желающие его получить, а вот ум приобретается самим человеком в ходе развития его умственных способностей. И это, прежде всего, труд, который полностью зависит от самого человека. Очень часто за гибкий ум человеку прощают много. К тому же, сам ум может стать средством обаяния. Но как же стать умным? Как развить свой ум до такого уровня или совершенства, чтобы превратиться в гения? Что же такое острый ум, как не постоянное движение мысли? Это – поток мыслительных операций и концентрированного устремление к какой-либо идее. Откуда же берутся мысли? Они берутся из истока, из предела истинного бытия. Слово и мысль прокладывают человеку путь к Истине, из-за которой он находится в вечном странствии, проходя через реальные и нереальные миры; и, конечно же, Истина является его реальной ценностью. Путь духовных исканий! Как это красиво звучит! Этот путь мысли порождает всё его творчество и является конечной целью его бытия. Это и есть его отечество, его родина и его рай блаженства. И мной тоже овладевает чувство стремления к совершенству, потому что я «не есть нечто уже сложившееся, а есть требование духа», как сказал один великий писатель. И я являюсь этим самым духом, который стремится осуществить все мои высшие потенции, суть которых мне ещё не разъяснила природа.

И тут я остановился в своём мысленном движении и воскликнул: «Что же я делаю?! Я стою здесь, в этом фонтане, и несу всякую чушь, занимаюсь глупостью и чудачеством. Что же меня выбило из колеи, привело сюда и сделало жалким позёром»? И тут я вдруг понял, почему я это всё делаю. Я познакомился с Луиджи, который показал мне свое тотальное превосходство надо мной. Он способен делать то, что под силу только магам, волшебникам, святым или богам. И я полностью ощутил всё своё ничтожество. Более того, он не только превзошёл меня, но и покусился на самое святое: решил переспать с моей возлюбленной, с девушкой моей мечты, с Агнией, лишить её девственности. Разве могу я ему это позволить! Нет! Всеми силами я должен противостоять ему, стать таким же, как он, сильным и могущественным, проникнуть в его секреты и победить его. Но для этого мне нужно для начала хотя бы сравниться с ним и овладеть его магией, освоить метафизику и проникнуть в мистику. Но как это сделать? Здесь нужна не йога, а что-то более совершенное. Здесь нужно полное проникновение в себя, в своё я. Ведь мы до сих пор не знаем, что мы собой представляем. И мне необходима помощь математики, музыки и физики и ещё каких-то мистических наук. Я должен поймать этот космический ветер, несущий из Вселенной звуки мироздания, понять его, преображая в свою собственную субстанцию, и с его помощью поменяться сам и изменить всё мое окружение. Но как же раскрыть себя и трансформироваться в своё истинное «я»?

Итак, мне нужно овладеть собой, своим собственным духом, но это – только первый этап моей трансформации. Я должен стать сам королём, императором и богом. Лишь после того, как я сотворю себя, раскрыв свою истинную сущность, то смогу перейти ко второму этапу своего формирования – создать вокруг себя своё королевство, свою империю, свой театр действия, в котором я буду режиссёром и актёром, одним словом, творцом своей судьбы. Да! Именно! Я стану человеком в театре, но не простым человеком, а научусь передвигать фигурки на своей сцене, управлять всеми событиями и всеми людьми в моём собственном театре. Лишь после этого можно будет переходить к третьей стадии своего развития – становиться «человеком в храме», иными словами, устанавливать прямую связь в Высшим Разумом и Высшими Силами Вселенной. И это будут апофизом моего совершенства, когда я сам стану богом, а не рабом Всевышних сил. Я сам начну перемещаться в небесных сферах, познавая пределы истинного бытия, и это станет жизненным путём моей бессмертной души. И благодаря этому странничеству, я смогу перемещаться всюду, где есть пространство, посещать души людей в поисках чистой земли и подлинного рая, насыщая свой дух знаниями и открывающейся Истиной. Я постигну конечную точку своего жизненного пути, где окончательно произойдёт моё самостроительство и закончится моё ученичество в воплощении истинного вочеловечения. Я верю, что страстность моего духа сможет достичь этого, и я стану истинным гением, если даже мои одержимость и тревога доведут меня до безумия. Но ведь это «безумие» и сможет преодолеть все границы мыслимого и немыслимого, и станет определяющим знаком моей подлинной личности.

Но что такое «безумие», как ни истинное просветление. И я уже сам чувствую, что становлюсь безумным. Что же случилось? До появления Луиджи в нашем институте вся наша жизнь текла спокойно и размеренно: часы занятия в институте, наше преподавание, подготовка к лекциям, а в свободное время – встречи в кафе с друзьями и долгие философские беседы на темы миропознания и роли в них математики. Практически, ничего не происходило в нашей обыкновенной жизни. Были, конечно, праздники и пьянки, но все наши разговоры не выходили за границы наших доморощенных размышлений.

На кафедре нас – пятеро парней – преподавателей-математиков, и мы размышляем лишь в рамках нашей узкой профессиональной сферы о только интересующих нас вещах по определённому спектру тем, гордясь своей начитанностью и проникновенностью нашего мышления. И вся наша гордость, возникающая от упоения красотой создаваемых нами теорем и математических схем, вдруг показалась мне некой вычурной забавной игрой ума с претензией на гениальность, и не больше этого. Ведь увидеть истинный мир своим глазами – очень сложная задача.

Мне тут же вспомнился опыт художника-пейзажиста Людвига Рихтера, жившего в девятнадцатом веке, который предложил своим товарищам нарисовать один и тот же пейзаж с условием «ни на волос ни отклоняться от природы». И хотя пейзаж был одним и тем же, и каждый художник добросовестно придерживался этого правила, но получились четыре совершенно разные картины, и они все отличались друг от друга настолько же, как и отличались сами личности этих художников. Так происходило и с нами, преподавателями математики. И каждый из нас смотрел на мир под своим личностным углом зрения.

Хоть мы и образовали своё «Тёмное братство», но единого мнения у нас ни в чём не было. Мы назвали своё братство «тёмным», потому что ежедневно погружали свои умы в самые тёмные математические дебри, пытаясь высветлить хоть какие-то общие понятия в картине мироздания, но чем больше мы углублялись в наш материал, тем больше погружались в хаос и беспросветную тьму, может быть, потому, что тёмной материи во Вселенной намного больше, чем светлой, и общего движения к светлому будущему у нас не получалось. Хоть и жили мы напряжённой духовной жизнью, но из нашего безумия и «математического чудачества» не только не могли найти выход, но ещё больше погружались в них, может быть, потому, что каждый из нас тянул наше «тёмное братство» в свою сторону. У нас даже музыкальные предпочтения были разными. Олег, обладающий в своих порывах ленивым вдохновением, был без ума от музыки итальянского композитора Луиджи Росси; Сергей, упорно работающий над своей диссертацией, вдохновлялся от произведений Баха; Андрей, всегда склонный к внутренним переживаниям, любил Бетховена; а Юрий, временно угодивший из-за своего неуёмного ума в психушку, предпочитал более поздних композиторов: Берлиоза, Клода Дебюсси, Камилла Сен-Санса, Рихарда Штрауса, Вагнера и прочих. У каждого из нас был свой музыкальный вкус и своё видение реальности. Хоть нас все осуждали и считали безумцами и чудаками, и даже смеялись над нами, считая нас отверженными и непонятными в научной среде, но я всё ещё верил, что мы, несмотря на всё это, были на голову выше всех этих учёных светил. И даже когда мы уже не верили в свой успех, мы всё же не отходили от своих устремлений, продолжая верить в успех своей миссии, и наши истинные идеи и чувства прикрывали скрытой иронией, а на наши занятия смотрели как на игру и забаву, надеясь на то, что когда-нибудь наши деяния, исполненные чистой духовности, и идеи получат воплощение в действительности.