Страница 2 из 7
– Делай что хочешь, – посоветовала подружка.
Она развернулась и ушла.
В тот вечер, Алёна, проревела часа три, не меньше, но решение не нашлось. Любимый парень, которого она буквально боготворила, предал её. И никому в этом мире, она совсем не нужна, кроме крохотного существа у неё под сердцем, в котором и есть сейчас её спасение. Есть ради кого жить дальше.
Дни шли медленно. В детском доме, где жила и воспитывалась Алёна, готовились к выпускному балу. А любимый Мишка, уже во всю, крутил любовь с её бывшей подругой Лилей.
Самочувствие у девушки и так было не очень, мучили головокружения и тошнота, а после того, как девчонки угостили Алёну компотом из крыжовника, стало ей совсем не выносимо. Сначала скрутило живот. А чуть позже, по бёдрам, потекло что-то тёплое и липкое. Невыносимая боль полосовала всё тело, и прекратилась только после того, как девушку накрыла спасительная темнота обморока.
Очнулась Алёна на больничной койке, под капельницей. Рядом сидела подруга Настя.
– Что случилось?
– Алён, ты только не волнуйся. Всё уже позади.
– Что позади? Где я?
– Ты в гинекологии. И тебя чудом спасли.
– Только меня?
– Малыша, спасти не удалось. Ты что-то приняла, да?
– Насть, да ты что? – еле ворочая сухим и шершавым языком, возмутилась Алёна. – Ты же знаешь, как я ждала этого ребёнка.
– Тогда тебе помогли, – предположила подруга. – Что-то подлили? Тебя угощал кто-нибудь в тот день?
Алёна задумалась. Мысли путались и перескакивали одна на другую. Было трудно уловить их суть.
– Кажется, я пила компот. Мне его Даша и Женя принесли.
– Ты пила его?
– Да.
– Зачем? Ты же знаешь, что они подруги Лильки и Мишки.
– Откуда же я знала, что они способны на такую подлость. Меня тошнило с утра, и хотелось кисленького. Вот они и подвернулись с угощением, как раз во время.
Алёна расплакалась.
– Эх, Алёнка. Теперь мы уже ничего не докажем. Врачи сказали, что самопроизвольный выкидыш случился. Такое на ранних сроках беременности часто происходит. А ты ещё на нервах вся была последнее время.
– А эти врачи не сказали, у меня ещё дети будут?
– Да. Я слышала, как медсёстры болтали что-то типа того, что молодая и ещё родишь. А это значит, что будут у тебя, подружка, ещё детки.
– Только этого «кроху», уже не вернуть. Не уберегла я его.
– Алён, мне очень жаль, что такое произошло. Только не вини себя. Надо жить дальше.
– Как, Насть? – закричала Алёна. – Как дальше жить, среди этого дерьма, лжи, предательства, разврата и грязи?
– Алён, не кричи. Я ещё кое-что хочу тебе сказать. Тебя выперли из детдома. Твой аттестат у меня. Сказали, что тебе есть уже восемнадцать, ты отучилась, а значит пора на вольные хлеба. К тому же, им нужно было как-то замять дело с твоей беременностью.
– Подожди, Насть, но это же не честно. У меня теперь совсем разбита судьба, – грустно произнесла Алёна, вытирая слёзы. – Чем мне её склеить? Да и зачем?
– Подружка, не расстраивайся. Всё ещё наладится. У тебя целая жизнь впереди.
– Ага, только вдребезги разбитая. Ладно, Насть, спасибо что навестила. У меня к тебе будет одна просьба.
– Какая?
– Принесёшь сюда мои вещи, и документы? Я буду тебе очень благодарна.
– Постараюсь.
Алёна отвернулась к стене, тем самым, давая понять, что разговор окончен. Настя вздохнула, немного посидела в тишине и ушла.
Через пять дней, девушку выписали. Идти ей было совсем некуда. Мать тихо спивалась. Бабушка жила бедно и едва сводила концы с концами. Аттестат об окончании средней общеобразовательной школы был на руках, и она решила ехать подавать документы в институт. Алёна была отличницей и схватывала знания просто на лету. Её тяга к медицине проявилась лет в семь, когда она залечивала детишкам из детдома разбитые носы и колени.
Мать лишили родительских прав, ещё, когда крохе было три годика. Бабушка уже в то время болела, и была слаба, и ей никто не мог доверить малышку. Так, Алёна, оказалась на государственном обеспечении. Девочке ничего не оставалось, как приноравливаться к новой, чужой жизни и законам. Ей повезло, в группе детки оказались смирные и дружелюбные. Они не только не обижали друг друга, но и защищали от всех и вся. Держались вместе, сплочённо, в своём детском несчастье.
За мыслями и воспоминаниями, Алёна добралась до места назначения. Документы у неё приняли, сообщили дату вступительных экзаменов и распрощались.
И снова пустота и одиночество. Она как бродячий пёс, смотрела растерянными глазами по сторонам. Хотелось сесть на тротуар и завыть. Чтоб хоть кто-то увидел, пожалел, помог.
Сил у Алёны ещё было маловато, и одолевала слабость, после перенесённой операции. Но идти куда-то, было просто необходимо, скоро стемнеет. А ночная жизнь, играет по своим правилам, порой очень опасным и жестоким.
Девушка присела на лавку в скверике, возле небольшого, панельного дома в пять этажей и горько заплакала. Она крошила трясущимися руками булочку, на которую наскребла последние деньги, и кормила голубей. Птички слетелись к её ногам и хватали хлебные крошки, а Алёна всё ревела и ревела, да так жалостно, что у проходящих мимо людей бежали мурашки по коже. Но все они равнодушно отводили глаза, и стремились дальше.
Девушка подавилась собственной слюной и заперхала. От этого, ей стало ещё обиднее, слёзы полились по лицу, капали на одежду и асфальт. А Алёна, пытаясь их вытереть, только больше размазывала по худеньким щекам.
– Батюшки ты мои, девонька, ты чего так плачешь?
Фраза прозвучала над ухом девушки так неожиданно, что она сильно испугалась и подняла опухшее, заплаканное личико.
– Кто тебя обидел?
Рядом стояла маленькая, худенькая старушка в жёлтом платочке и синем пальто, которое было ей явно великовато. Она жалостливо смотрела на Алёну и пыталась заглянуть в самую глубину души, сквозь мокрые, красные глаза. В руках, бабуля, сжимала сетчатую авоську, ещё давних времён производства. Из этой сумочки торчали: батон, пакет молока и мешочек с картофелем.
Алёна похлопала глазами и опять заревела.
– Да что же это такое? – воскликнула старушка.
Она положила сетку на лавочку, присела рядом и погладила девушку по голове.
Не выдержав этой неожиданной ласки, Алёна кинулась на грудь бабули и прижала её к себе. Так, обнявшись, они просидели минут пять, а потом Алёна отодвинулась.
– Простите меня, – произнесла она.
– За что?
– За эту выходку, – ответила Алёна.
– Глупости говоришь. Мы все ещё пока люди, и просто обязаны понимать других и помогать.
– Спасибо, что посидели со мной. Я пойду.
– Постой. Что у тебя случилось? Расскажи, станет легче. А я может, чем помогу.
От безысходности, голода и страха, девушка выложила свою историю, как на духу, сбиваясь и всхлипывая.
– Дела, – молвила старушка и покачала головой. – Это же надо быть такими подлыми.
– Я пойду, – снова промямлила Алёна.
– Да погоди ты. Идти всё равно некуда, а в никуда, ты ещё успеешь сходить.
– Ну а сколько нам ещё здесь сидеть?
– Мы не будем здесь сидеть. А сейчас пойдём ко мне. Не бойся, я живу с дедом и двумя кошками, и у нас большая квартира.
– Нет, нет, – запротестовала Алёна. – Я не пойду к вам. Я чужая. Как вы не боитесь в дом приводить кого-то с улицы?
– Чего мне бояться? Накоплений у нас с дедом, нет. Мебель старенькая. Да и ты, вроде, на бандитку не похожа. Не могу я мимо твоей боли пройти. А уж коли обманешь, на себе грех носить будешь.
– Я не обману, обещаю. И буду помогать во всём. И подрабатывать устроюсь.
– Э не, так дело не пойдёт. Никакой работы. Тебе учиться надо, чтобы человеком стать. Тогда, глядишь, никто и не посмеет об тебя ноги вытирать.
– А у вас дети есть?
– Дочка, с мужем и детьми, в Астрахани обосновались. Уже два года там живут. А скоро и мы, с дедом, к ним переедем. Пойдём домой. Тебя, кстати, как зовут?