Страница 250 из 262
24
Прекрасный золотой рассвет Прага встречала на ногах, пожалуй, мирно спали в своих кроватях разве что обыватели и навеселившиеся за ночь туристы. А вот всем остальным было совсем не до сна, события предыдущей ночи напрочь лишили всех, кто имел хоть какое-то отношение к общественным структурам, возможности и желания отдыхать.
Журналисты носились в поисках информации, выпивая литры кофе и отправляя сотни факсов, имейлов и смс; Все, кто отвечал за безопасность, собирались на заседания, отбивались от журналистов и делали важные звонки, заявляя, что все меры будут приняты и виновники наказаны, а те, кто был пониже чином, как раз и разгребали все то, что принесла с собой прошлая ночь, чтобы их начальники не выглядели пустословами; политики уже обсуждали свои выгоды и потери в кругу советников, ведь именно так эта каста людей видит мир – для них не бывает трагедий и триумфов, лишь плюсы и минусы; в больницах помогали раненым и изучали тела тех, кто эту ночь не пережил. А простые люди, те, кто уже или еще не спал, обсуждали невероятные новости, провода накалялись от потока информации, операторы сотовой связи фиксировали такой приятный для них бум активности потребителей. Город, потрясенный ужасами прошлой ночи, даже не замечал красоту рассвета, хотя все же был человек, оценивший то, что так часто оставалось неоцененным.
В большом и почти пустом зале ожидания международного аэропорта Праги среди немногочисленных полусонных пассажиров, ожидающих регистрации, этот человек ничем не выделялся. Неприметная одежда, опрятный внешний вид, а вот очки он снял, они остались в его прошлой жизни, когда он был Мартином, культурным и понимающим другом революции. Впрочем, какая теперь разница, кем он был, за свою жизнь он сменил немало имен и сменит еще больше, если будет на то воля Аллаха, а что до Мартина, так он умер, как и его друг, как и революция. Он провалил задание, он прекрасно это осознавал, но ему не было страшно, что он чувствовал, так это стыд и злость, если бы он только мог, он бы убил этого урода Томаша еще раз. Хотя, если на кого и стоило злиться, так это на себя, и самое ужасное, что Абу Хасан это понимал. Именно он был слеп и самонадеян, два самых страшных в его деле слова, они всегда вели к падению, и он исключением не стал. Он выстроил огромную башню, но проглядел, что фундамент с трещиной, и вот теперь эта башня рухнула, возможно, похоронив под своими обломками и его карьеру. Возможно. Этого он как раз не знал наверняка. И забегать вперед ему очень не хотелось, если бы он мог, он бы остановил время, если уж его нельзя было бы отмотать назад. Если, если. Любимое слово слабаков, а он никогда не был слабым, так что он твердо решил, что встретит то, что пошлет ему Аллах, с высоко поднятой головой.
Хотя, какие у него еще были варианты? Податься в бега? Смешно, он был частью огромного целого, и сеть эта опутала уже весь мир, не этим ли он так гордился? Так что мысли о побеге можно было оставить и похоронить вместе с Томашем и его революцией.
Просить пощады и унижаться, повиниться и сознаться в своих ошибках? Похоже, только это ему и остается, исключая первую часть, воин со сломанным мечом – уже не воин, он - жертва, так что, если он сломается и начнет умолять, жизнь ему точно не оставят. В его кругах ценили злость, жажду борьбы, жажду мщения, и сыграть на этом, пожалуй, единственный правильный выход.
Он узнал о том, что все рухнуло еще до того, как об этом заговорили в новостях, такой хитрый опытный лис, как он, всегда держал ушки на макушке, так что еще задолго до этого восхитительного рассвета он собрал свои немногочисленные пожитки и отбыл. У него всегда был план экстренной эвакуации, без этого никто не работал, поэтому, едва почуяв в воздухе запах дыма, Абу не стал дожидаться, пока появиться огонь, и земля под ногами начнет гореть. Быстро и четко он уничтожил все личное, протер весь домик моющей жидкостью, сжег старые документы, вещи погрузил в машину, которую Томаш так и не увидел в лесополосе, и был таков. В аэропорт он приехал уже без машины и без вещей, зато с новыми документами и в новой одежде. Пришло время «красной кнопки», он просто достал новую личность из потайного места и надел, как противогаз или маску в случае пожара.
На проделки Томаша он смотрел уже сидя за стойкой кафе в аэропорту. Смотрел и не верил, не мог до конца осознать, что этот сумасшедший говнюк, не способный и шагу ступить без подсказки, вытворил такое. Не мог поверить, что какой-то глупый пацан своим необдуманным выпадом положил конец его долгой и тщательно спланированной работе. И надо признать, ему фантастически везло. Такую удачу в чистом виде Абу наблюдал от силы пару раз за всю жизнь. Хотя удача все же отвернулась от этого урода Томаша, вряд ли везунчиков выносят в закрытом мешке.
Но если для Томаша все уже закончилось, то для него – только начиналось, как бы далеко ни отлетали его мысли, но все равно возвращались к одному: он провалил операцию, он покрыл себя позором, он совершил тьму просто непростительно глупых ошибок. И какой же он после этого профессионал? Он пил кофе, сидя за стойкой и смотря горящими от ненависти глазами на экран, где показывали крушение его надежд, вкуса он не чувствовал, да и спать, понятное дело, не хотелось, но так было принято, если ты ночью сидишь в аэропорту - надо пить кофе. Да, кое-какие привычки никогда не уйдут, думал Абу, заливая в себя черную жижу, выходит, въелось-то в меня только поверхностное, а то, что глубоко и действительно важно – выветрилось. И доказательства этого он как раз видел на экране перед собой.
Когда он понял, что еще один глоток кофе, и его вывернет наизнанку, он встал и прошел в зал ожидания. Люди вокруг прилетали и улетали, спешили по своим мирным делам, такие беспечные. Кто-то улыбался, кто-то выглядел усталым, кто-то хмурился, и, глядя на них, Абу думал, что с радостью поменялся бы местами с самым хмурым человеком, потому что вряд ли его проблемы были серьезнее, чем проблемы Абу. В зале он сел подальше от других ожидающих, все так делали, но сейчас он отделился не ради маскировки. Он чувствовал себя прокаженным, меченым, как будто теперь на нем висел ярлык, или было клеймо. Ночь казалась бесконечной и такой же черной, как его будущее, под этой темнотой могло скрываться все, что угодно. В зале ожидания стены были стеклянными, и каждую минуту Абу смотрела на восток, а небо по-прежнему было черным, как и его мысли. Как и его душа. Но смотреть в пол не было сил, можно было купить журнал или книгу и уставиться в нее, но ему не хотелось лишний раз вставать и демонстрировать себя окружающим.