Страница 30 из 46
Больше всего поразила гостей хорошая организация всей деятельности форта, под управлением Ротчева. Трудно было поверить, что это был аванпост русских пионеров, маленький форт в диких местах Калифорнии. Вся эта хорошо-смазанная и организованная машина скорее напоминала образцово-ведущееся имение где-нибудь в России или в какой-либо другой европейской стране.
Прекрасные, светские манеры Ротчева и его очаровательная жена Елена буквально покорили экспансивных испанцев, которые глаз не сводили с красавицы Елены. Только и слышны были восклицания восхищения и похвалы по ее адресу. Да и трудно было не согласиться с ними, потому что Елена, вообще-то бывшая картиной необыкновенной красоты, сегодня, чувствуя внимание и слыша комплименты со всех сторон, как-то особенно излучала эту красоту. Она, казалось, хотела поделиться со всеми этим Божьим даром ей.
Многие испанцы, из любопытства приехавшие в русское селение, вначале разглядывали своих хозяев с некоторой осторожностью и даже опасением. В них еще сильно было чувство недоброжелательства по отношению к русским за то, что они почти тридцать лет тому назад пришли на эти, как они считали, испанские земли, обосновались там и как будто даже не собирались уходить, несмотря на бесконечные протесты и даже угрозы вначале испанского правительства, а затем, с объявлением независимости Мексики, на протесты мексиканского правительства.
Конечно, за тридцать лет существования Форта Росс, отношение многих испанцев, может-быть даже большинства их, совершенно изменилось, главным образом благодаря искусным дипломатическим способностям Ротчева. Отношения его с мексиканской администрацией в Монтерее были самыми наилучшими, особенно после того, как все недоразумения были выяснены и приняты меры к мирному разрешению взаимных инцидентов. Многие испанцы к этому времени диаметрально изменили свои мнения о русских, живших в селении Росс и стали самыми лучшими друзьями Ротчева.
Приглашение Ротчева после церковной службы садиться за стол, прямо под открытым, солнечным, калифорнийским солнцем, не нужно было повторять. С шумом, смехом и шутками хозяева и гости стали рассаживаться по местам. Обедавших было не мало. Кроме хозяев, Ротчева с женой, Анны, Николая и Ефрема, главных помощников коменданта по управлению фортом, а также двух ученых, Черных и Вознесенского, за столом сидело не менее тридцати испанцев, мужчин и женщин. Среди гостей также был и ближайший сосед русских американец Макинтош.
Все остальное население форта, русские промышленные, креолы и алеуты не отставали от коменданта, и шумно праздновали за стенами форта, где им было выдано достаточно пищи и водки, чтобы веселиться до самого утра. Весь день и до поздней ночи можно было слышать шум и смех на улицах селения, веселое пение и пляски, под аккомпанемент нескольких балалаек.
С правой стороны Ротчева за столом сидел Макинтош, человек лет сорока пяти и довольно сомнительной репутации. Ротчев, однако, любил его, может-быть потому, что он был человек прямой, а, кроме того, бывалый и много видевший. Не нужно забывать, что вокруг Ротчева, кроме Елены и Анны, были люди самого низкого социального уровня, в большинстве неграмотные, с которыми, конечно, трудно было разрешать мировые проблемы. Даже оба ученых были настолько увлечены своими узкими специальностями, что все, что было вне поля их специальности и работы, очень мало интересовало их. С Макинтошем же Ротчев мог разговаривать обо всем, поговорить о России и русских делах и узнать многое о молодой республике на американском континенте.
Макинтош довольно часто наведывался или в Форт Росс или на заимку у залива Бодего, в 18 милях южнее форта, куда часто на несколько недель исчезали Черных и Вознесенский, работавшие там над своими научными исследованиями. У русских в Бодего была прекрасная закрытая гавань, куда заходили корабли с Ситки и даже корабли других наций, так как Залив Росса был совершенно открытым и опасным в бурную погоду. Ранчо Макинтоша находилось недалеко от Бодего и поэтому, когда ему, в одиночестве, становилось тоскливо и невыносимо, он наезжал в заимку, если оба ученых были там, или же заезжал к Ротчеву в Форт Росс.
Русские вначале относились к американцу с большим подозрением, подозревали в нем шпиона, подосланного американским правительством, чтобы разведать все о деятельности русских в Калифорнии. В это время в Калифорнии особенно около Сан Франциско и Монтерея появилось много янки, которые вели себя довольно подозрительно и вызывали неудовольствие даже мексиканцев. Ротчев и администрация Русской Америки, не без основания, подозревали, что эти фермеры имеют какие-то свои планы, может-быть планы отторжения Калифорнии от Мексики и присоединения ее к Северо-Американским Штатам. Однако, в 1841 году, Ротчев был уже достаточно хорошо осведомлен о том, что ему и всем русским скоро придется удалиться из Калифорнии и вернуться на Аляску. Поэтому, его мало беспокоило, был ли Макинтош просто фермером или тайным агентом американского правительства.
Он ему нравился своей прямотой, а главное, был прекрасным компаньоном за стаканом вечернего чая. Макинтош много рассказывал о своей стране, о Бостоне, откуда он приехал много лет тому назад на шкуне, обогнувшей бурный Мыс Горн. Конечно, Ротчев слышал и знал кое-что о туманном или скорее сомнительном прошлом Макинтоша, но он закрывал глаза на эту фазу его жизни.
Он знал, что Макинтош появился по соседству с русскими селениями в Калифорнии не очень давно, может-быть года три-четыре тому назад. Вначале он поселился на ранчо недалеко от Залива Бодего вместе со своим компаньоном Джемсом Доусон. Они вместе охотились, заводили приятельские отношения с соседними индейскими племенами, даже начали обрабатывать землю. Совместными усилиями построили прекрасный дом на своей земле, на зависть испанцам, жившим дальше на юг и на восток. Два года тому назад, приблизительно в начале 1839 года, Макинтош съездил по делам в Монтерей и, между прочим, оформил в канцелярии мексиканского губернатора свои претензии на ранчо и окружающие земли. По какой-то неизвестной причине, он «забыл» пометить на документе на право владения землями имя своего компаньона Доусона. Таким образом, формально, он стал единоличным владельцем ранчо.
Когда это стало известно его компаньону, Доусон, с помощью индейцев схватил Макинтоша, связал его и немилосердно, до бесчувствия, отхлестал его плетью. Так как ранчо все-же оставалось собственностью Макинтоша, разъяренный Доусон, опять же, с помощью индейцев, распилил дом, в котором он жил с Макинтошем, пополам, и затем перевез половину дома, которую он считал своей, на другое ранчо вверх по реке Славянке, которое он закрепил за собой.
За столом, по левую руку Ротчева, сидел молодой испанский офицер, лейтенант Альфрез Пина, доверенное лицо генерала Валлейо, в то время бывшего самым влиятельным человеком в Калифорнии, с мнением которого приходилось даже считаться бессильному мексиканскому губернатору в Монтерее. Генерал Валлейо был богатым владельцем земель по реке Сакраменто и также был командиром гарнизона Сономы. На его обязанности лежало поддерживать мир и спокойствие в северной Калифорнии, чего он добивался довольно простым способом, подкупом самого могущественного вождя индейцев Солано.
Не лишне напомнить, что имя лейтенанта Пина фигурировало в небезызвестном инциденте с американским кораблем «Лозанна», год тому назад, в 1840 году, когда отношения между комендантом Ротчевым и генералом Валлейо обострились настолько, что можно было ожидать вооруженного столкновения между русскими и испанцами. Только совсем недавно и то, только благодаря усилиям агента Российско-Американской Компании в Иерба Буэна (Сан Франциско) Костромитинова, все шероховатости в отношениях были сглажены, и Валлейо опять подружился с Ротчевым настолько, что даже решил отправить лейтенанта в Форт Росс, как официального представителя генерала на торжествах там по поводу именин жены Ротчева.
Недоразумение с «Лозанной» произошло в июле 1840 года, в связи с прибытием в Залив Бодего американского корабля, под командой капитана Джошуа Спалдинг.