Страница 7 из 20
Вскоре к нам пришел участковый. Положил на стол фуражку, невесело усмехнулся и покачал головой. Хлюпая носами, мы с Тайкой молча наблюдали за Ринатом, словно ожидали от него чуда. Но Ринат сел за стол, сцепил пальцы и протянул:
– Ну, девчонки, дела… Бывает же такое… – Он пожевал губами и недоуменно пожал плечами. – Кому старуха помешала? Так, сейчас следователь придет, расскажите, что знаете…
В коридоре послышались шаги, и на кухне появился невысокий коренастый мужчина в кожаном пиджаке, улыбающийся так приветливо, будто его пригласили на именины. Вслед за ним появился Юрка и, указав на нас мужчине, сообщил:
– Это Таисия, моя сестра… А это – Светлана Сергеевна Митрофанова.
Мужчина радостно затряс головой:
– Удальцов Андрей Михалыч… Старший следователь…
Мы с Тайкой смотрели на Андрея Михалыча хмуро и радости его совсем не разделяли.
– Таисия Алексеевна, расскажите с того момента, как вы подошли к двери Георгиевской… – попросил тот и снова улыбнулся.
– Я забыла перед отъездом отдать ей пакет, – начала Тайка, голос у нее дрогнул, но она справилась, – и он остался у Светы. Я решила его отнести и поднялась наверх. Несколько раз звонила, она не открывала… Не знаю, почему я нажала на ручку… Но я нажала, и дверь вдруг открылась. И я подумала, что Татьяна Антоновна… куда-то ушла и забыла запереть замок. Заглянула в коридор, а там все валяется… ну как у меня… Я стала ее звать и сразу прошла в комнату. Там было темно, потому что шторы были задернуты. И я удивилась, потому что Татьяна Антоновна не любит… не любила сидеть в темноте. Я зажгла свет и увидела ее на диване… Сначала я подумала, что она спит.
Здесь она не выдержала и взвыла. Юрка сунул ей стакан с водой, Тайка постучала зубами о стекло и немного успокоилась.
– Тогда я подумала, может, у нее болит голова… И еще я увидела в комнате такой беспорядок.... Понимаете, просто у нее не могло быть такого… Я подошла и…
Дальше подружка не смогла рассказывать. Она заплакала, давясь слезами, и, как мы ни старались, успокоить ее не могли. Да и немудрено было зарыдать. То, что увидела Мегрэнь, и злейшему врагу увидеть не пожелаешь.
Когда мы с Юркой влетели на лестничную площадку и она махнула рукой на дверь Татьяны Антоновны, мне и в голову не могло прийти ничего подобного. Я просто вошла в коридор, с удивлением разглядывая царящий там бардак, и прошла дальше в комнату. Татьяна Антоновна лежала на старинном кожаном диване, и первой мне бросилась в глаза напряженность ее позы. Я подошла ближе. Старушка была в ночной сорочке, а на левой ноге – домашняя тапочка. Это меня и удивило, я не могла представить, чтобы Татьяна Антоновна лежала на диване в тапочках.
– Татьяна Антоновна, – тихо позвала я, – вам плохо? Татьяна....
Я наклонилась и вдруг увидела, что глаза ее открыты. Рот застыл в напряженной гримасе, реденькие седые волосы разметались по багровому отекшему лицу… Последнее, что я успела увидеть, – забрызганный бурыми пятнами белоснежный воротничок… Я потекла вниз на растаявших ногах, и перед глазами все расплылось дрожащей мутью.
– Светка! – Юркин голос не дал мне грохнуться в обморок, я оглянулась и уцепилась за его плечо. – Что?
Ему хватило одного мгновения, чтобы понять, что произошло. Подобное он видел гораздо чаще моего, поскольку служил в шестнадцатом отделе МУРа, но в это мгновение голос у него дрогнул.
– Татьяна Антоновна? – то ли спросил, то ли позвал, потом схватил меня за плечи и толкнул к дверям. – Иди, звони… Забери Тайку – и марш на твою кухню!
На негнущихся ногах я добралась до коридора. По лестнице уже поднимались недоуменно перешептывающиеся соседи. Краснощекая Верка-парикмахерша с четвертого этажа пугливо глянула мне в лицо и быстро перекрестилась:
– Матерь божья!
***
Часы на моей кухне показывали половину одиннадцатого, когда старший следователь Удальцов поднялся, поблагодарил нас с Мегрэнью неизвестно за что и удалился. Юрка вышел вслед за ним, и я услышала, как они шепчутся в коридоре.
Мегрэнь сжала виски руками и, раскачиваясь взад-вперед, прошептала:
– Светка, неужели все это взаправду?
Я вздохнула:
– Не зря мне сегодня кошмар приснился.
Хлопнула входная дверь, вернулся Юрка.
– Что теперь будет? – спросила Мегрэнь, и губы ее скривила жалобная гримаса.
– Что и всегда, – развел руками Юрка, – следствие… Хотя тут…
Он многозначительно пожал плечами, давая понять, что подобные преступления раскрываются далеко не всегда.
– А когда… ее? – нервно клацнув зубами, спросила я.
– Точно сейчас нельзя сказать… Около суток.
– Ножом?
– Нет, задушена.
– А откуда кровь?
– Мочки порвали. Видимо, серьги выдернули…
– Серьги? – изумилась я. – Да они у нее простенькие были…
– Не скажи, – вдруг встряла Мегрэнь, – как раз наоборот. Мы один раз с ней болтали, разговор о камнях зашел. Она свою сережку сняла и говорит: «Видишь, камешек какой невзрачный? Это потому, что ты не разбираешься. Да я их специально и не чищу, чтобы зря глаз не мозолить…» Это, говорит, алмаз. А работа старинная, теперь такие не в моде… Вот так…
– Мне и в голову не приходило, – призналась я. – Выходит, ее могли из-за сережек убить?
Юрка хмыкнул:
– Не исключено, раз так… Если, конечно, нашелся человек, который в этом разбирается…
Я вытащила из бара бутылку коньяка.
– Просто так все равно не уснуть… Помянем Татьяну Антоновну…
Ближе к полуночи Юрка встал и потянул Мегрэнь за руку:
– Пойдем, поздно уже…
– Юрка, – встревожилась та, – ты ведь у меня останешься? Я одна не могу…
– Останусь, останусь, – недовольно забубнил Юрка, подталкивая осоловевшую от выпитого коньяка сестренку. – А ты как, не боишься?
Он оглянулся, и я замотала головой:
– Нет, я в порядке. Спокойной ночи…
По большому счету, я Юрке соврала. Но сидеть на кухне уже не было сил, ныла спина, и я почти обрадовалась, когда за семейкой Лапкиных захлопнулась дверь. Хотя, казалось бы, после такого безумного дня уснуть может только самый бесчувственный человек. Но глаза упорно слипались, и я поплелась в комнату.
– Может, это просто кошмарный сон? – Проходя мимо, я с надеждой глянула в большое овальное зеркало, висевшее в коридоре.
Зеркало явило взору покрасневшие веки и мешки под глазами, я вздохнула и покачала головой. Одно верно – все это настоящий кошмар.
Я рухнула в кровать как подкошенная. Ноги и руки налились свинцом, и сон навалился, словно большой лохматый медведь, нещадно давя и не принося желанного отдыха. Подушка жгла лицо, одеяло обвивало ноги, я вскакивала, крича, и валилась снова, скуля от жалости к себе самой.
Ближе к утру немного полегчало. Но вот ледяные тиски снова стиснули затылок, и, застонав, я попыталась поднять голову… Однако тело не хотело слушаться. Кошмар продолжался. Устав от бесплодной борьбы, я подумала: «Я должна проснуться… я обязательно должна проснуться…» Под веками набухли горячие слезы, и жгучие ручейки потекли по щекам… Подушка намокла, а я начала задыхаться… И вдруг поняла, что не сплю…
– Кто здесь?! – рванулась я вверх, но холодные пальцы еще сильнее стиснули голову, рывком вдавив лицо в подушку.
Подавившись собственным криком, я задергалась, пытаясь вырваться. Но рука все давила и давила, виски прокололо вспышкой дикой боли, и сознание поплыло… Тут хватка ослабла, и я судорожно вздохнула, впрочем, уже мало что соображая.
– Ну что, угомонилась? – насмешливо прошептал кто-то, склонившись к самому моему уху.
И тихо рассмеялся, так, словно вдалеке глухо ударил хриплый колокол…
А я лежала, уткнувшись в промокшую от слез подушку, дрожа от слепого ужаса. Что это – страшный сон или продолжение дневного кошмара? Кто здесь? Кто сидит рядом, сжимая стальными пальцами мой затылок?
Не знаю, сколько прошло времени: может, час, а может, минута. Мне казалось, что я слышу какие-то звуки. Шорохи… Шаги… Вдруг громко звякнуло стекло.