Страница 32 из 36
– Андрей?
– В армии, говорит, механиком был. Они за три дня управятся. Так что я у вас должник.
– Бог с вами, Пьерик. Это я должник.
– Только ужинать отказываются, – жаловался он.
– Да это из-за меня. Они не хотели оставить меня одного, ждали.
– Так вы бы вместе. Мы же договаривались, – бормотал француз. – Я слышал, что сестра Николя.., – Колю Пьерик уже нарек по-своему, на французский манер, – в больницу попала?
В двух словах я объяснил ситуацию. Отъезд Элен сорван. Я как раз собирался ехать к ней.
Пьерик недовольно качал головой. Но я и без того чувствовал себя глупо. Разве не я надоумил девушку поехать со мной шляться по пляжам? Не я ли позволил ей лазить по рифам босяком, не снабдив ее резиновыми тапочками. Но на эту тему и говорить не хотелось.
В эту ночь я мало спал. Под утро опять ударила гроза. Вокруг грохотало. Среди ночи пришлось ходить вокруг дома и проверять, закрыты ли ставни, окна.
Я пообещал Пьерику вернуться пораньше и прийти с ребятами ужинать. Хотя, конечно, предпочел бы свое вечернее одиночество за садовым столиком.
– Вот это отлично! – косноязычно одобрил Пьерик. – Скажу Герте. Она что-нибудь приготовит на всех. Но вы точно приедете?
– Точно.
У Элен было бледное лицо, потерянный взгляд. Она сидела на балконе в плетеном кресле. Едва я увидел ее одну через витраж из коридора, по которому мне предложили пересечь отделение общей медицины, чтобы пройти к «комнате отдыха» – так здесь называли лоджию, где ютилась пара плетеных кресел, – как мне стало очевидно, что ее не выпишут и сегодня.
В синей бумажной пижаме, с собранным на затылке пучком волос, в черных очках, она сидела на солнце с капельницей. При виде меня Элен вскочила, чуть не сорвала со штатива на колесиках пузырь с лекарством, подведенный ей вену, и едва не оступилась из-за плотно забинтованной ноги.
Я не решался расспрашивать. Спохватившись, показал ей вещи, принесенные в пластиковом пакете, которые приготовил для нее Коля. В пакете лежала ночная рубашка, свитер, пара девичьих футболок, сменное женское белье, новенькие кеды, носки, какая-то книга в мягком переплете. Чтобы не смущать ее, я пояснил, что собирал вещи Коля; но я действительно просто не решился копаться в ее чемоданчике.
На пороге балкона вырос силуэт медсестры. Она должна была отвести пациентку на какую-то процедуру или на очередное обследование. Элен не удивилась, ее предупреждали.
Медсестра помогла перенести штатив с капельницей через порог лоджии и пообещала, что минут через тридцать мы сможем встретиться уже в палате. Они медленно поплелись по коридору, следом за капельницей на колесиках.
Элен прихрамывала. Забинтованная нога явно причиняла ей боль. От одной мысли, что ее хрупкая белая стопа, обмотанная бинтом, от которой мне не удавалось оторвать взгляда на пляже, изранена еще и скальпелем, какими-нибудь хирургическими щипцами, грудь мою наполнял холодок.
Довольно глупо было оказаться одному на балконе городской больницы, куда пациенты приходили курить или просто посидеть на солнце, на свежем воздухе. Плетеная мебель. На низком столике – кипа потрепанных газет и журналов. В большом терракотовом вазоне с пожухлым, неухоженным кустом вместо цветов была действительно навалена горка окурков. На улице же – опять жарища. Больница как больница. Несносно медленные, тормозящие на каждом шагу лифты. Повсюду бетон. Подвесные потолки из пенопласта, собранного квадратиками. В коридорах запашок паршивого растворимого кофе. Почти сплошь «цветной» персонал; коренных жителей на эту каторгу уже не заманишь.
Я ждал перед дверью в палату. Элен вернулась минут через двадцать. Мы прошли внутрь. Светло, просторно. Правда, стояли две кровати, кем-то занимаемые, но пустующие, неприбранные.
Она присела на край кровати у окна и виновато улыбалась. Я рассказал, что Пьерик не мог ребятам нарадоваться. Колин друг, помимо строительства, взялся чинить еще и всякий хлам по хозяйству и совершенно покорил пару своими познаниями в механике, приобретенными в армии. Пьерик, человек работящий, но немного безрукий, мне не давал проходу, не переставал меня благодарить. Словом, всё получилось очень удачно. В светлых глаза Элен мелькала смесь наивного ликования и благодарности.
– Ну а вы здесь? Что врачи говорят? – спросил я. – Что делать дальше? Ведь я вижу, вам ходить трудно. Что вам делали? Очистили рану?
– Да, всё очистили.
– Скальпелем?
– Ну, почти.
– Ужасно… Сколько собираются держать? Не из-за ноги же?
– Всё нормально. Хотели отпустить сегодня. Но давление опять их не устраивает. Хотят подержать до завтра.
– Давление – не шутка. Это не связано с носовыми кровотечениями?
– Нет. Думаю, что нет.
– Врачам говорили об этом?
Она взглянула на меня умоляюще.
– Ведь я вообще лекарств не принимаю, – сказала она. – А здесь… Здесь по-другому не лечат.
– Вы на каком языке с ними объясняетесь?
– На французском, на английском.
– Как же лечиться без лекарств?
– Очень даже можно, – улыбалась она.
– У вас родители… врачами были, откуда в вас это?
Она вздохнула.
– Может, я не должен допытываться, но вы болели чем-то похожим?
– Давно, в детстве, – ответила она с некоторым усилием. – Вы не беспокойтесь, ничего страшного.
Я хотел услышать точное название болезни. И вместо этого попросил приоткрыть окно.
– Да, душно здесь… Здесь еще две женщины лежат. Окно не дают открывать. Поэтому я там и сижу. Может, туда пойдем?
– Вы обедали? – спросил я.
– Да, обед приносили.
– Нормальный?
Она вновь уставила на меня умоляющий взгляд.
– Пойдемте, конечно – всполошился я.
И я стал неуклюже помогать ей выкатить за дверь капельницу.
Она планировала уехать прямо из Ниццы, сразу после выписки из больницы. Даже успела посмотреть расписание поездов, воспользовавшись телефоном и какой-то больничной сетью вай-фай, кодом к которой ей удружила медсестра. Но тогда я должен был вернуться в Ниццу завтра, чтобы привезти ее вещи?
Я, конечно, запротестовал:
– А Коля? Уехать не попрощавшись с ним? Вы же из-за него остались. Да и вообще. Сразу из больницы в поезд? Не могу согласиться. В конце концов, на мне лежит ответственность за всё это.
Одними глазами Элен опять умоляла не развивать тему дальше.
– Билет я вам куплю, как только выпишут… А вам надо остаться на день-два, – настаивал я. – Я вообще могу поселиться у Пьерика с Гертой, в гостинице. На пару дней. Ничего страшного не случится.
– Глупо как-то, – обронила она.
– Да нет, в этом есть что-то…
Она взглянула на меня вопросительно.
– Всё как в жизни, – пошутил я.
– Всё наоборот?
– Наоборот. Не так, как планируешь… Может, у вас по-другому получается?
– Не могу же я портить вам отпуск.
– Всё совсем наоборот.
Она что-то мельком сверила по моему лицу и промолчала. Пару минут мы сидели молча.
– Вы же не просто так приехали. Разве, вы не пишете, когда вы на отдыхе?
– Я уже объяснял.
– …что перестали писать.
Я всплеснул руками и стал ее уговаривать:
– Смотрите, какая погода! Лето. И не так жарко, как бывает. Очень хороший сезон в этом году.
Она едва заметно улыбалась краем глаз.
– Я решил провести лето как получится, жить по течению. У меня в жизни многое изменится в этом году. Мне кажется, что это лето последнее из той прежней жизни.
– Что изменится?
– Трудно объяснить. Так мне кажется.
– Только за билет я сама заплачу, – глубоко вздохнув, сказала она.
– Хорошо. Согласен.
Она всё же пристыдила меня взглядом.
– Самые правильные решения принимаются по необходимости. Есть такая житейская премудрость, – будто оправдываясь, заверил я. – Это сложно бывает понять. Сложно отказаться от идеи выбора. Еще сложнее увидеть в этом хорошую сторону. Но это так. Если понимаешь это, всё становится проще. И не ждешь ничего. Ни плохого, ни хорошего.