Дротнинг

Дротнинг

Екатерина Федорова

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Допросы

Возвращаясь к овчарне, где сидела Труди, Харальд вдруг вспомнил о факелах.

Когда он уходил, два древка, освещавших овчарню, уже догорали. Алые головешки пускали синеватые язычки у самой земли, но ведьма могла успеть — и пережечь над ними веревки, которыми он стянул ей руки. Затем вытащить изо рта кляп и натворить дел…

Пусть только попробует, недобро подумал Харальд.

Но следом у него мелькнуло, голодно и жадно — да, лишь бы попробовала! Сванхильд защитит дар сына. А сам он взамен получит право добраться до Асгарда. Если теперь, после договора с богами, Труди наведет чары на кого-то из его войска, это, считай, новая угроза. Неизвестно, кого успеет зачаровать ведьма, но потом эти мужики будут ходить рядом со Сванхильд. В их памяти могут остаться приказы, отданные из Асгарда. Они дождутся того времени, когда Сванхильд, родив сына, станет обычной бабой. Беззащитной перед людьми, которыми управляет воля богов. Только раб не мстит никогда…

А умный бьет загодя. И он наведается к асам, чтобы все узнать — но сначала сходит в поход. Отловит там пару тысяч рабов и вспорет им брюхо.

Одному за другим. По очереди.

Над плечом качнулась змея — или змей, как назвал его Локи. Раздалось прерывистое шипение, такое же голодное и жадное, как мысли Харальда. Следом нутро ему скрутило сухой судорогой.

Я жажду жертв, осознал Харальд. А мысли от этого туманятся, и разум ищет оправданий…

Змей над плечом снова качнулся, Харальд угрюмо глянул в его сторону. Нижняя челюсть твари, теперь удлинившаяся, отросшая в половину змеиной морды, отвисла. Голубоватым глазом змей косился на него.

Что-то змей осмелел, подумал Харальд. И так неизвестно, как примет Сванхильд это украшение, а тварь ведет себя так, словно начала что-то соображать. Не затаит ли Сванхильд страх, увидев его со змеем над плечом? Или отвращение?

Тогда его ночи станут нерадостными. А если вспомнить свадьбу с Труди, и те думки, что звенели в уме у волчицы — про предательство…

За спиной у Харальда, обрывая его мысли, раздался возглас Свальда, шедшего следом:

— Вон ведьма, что меня околдовала!

Харальд, успевший заметить девку, кивнул. И продолжил шагать к овчарне.

Ведьма, отдававшая приказы ярлу Огерсону, сидела на земле шагах в семи от овчарни, где осталась Труди. Рядом торчал Сигурд, помощник Свальда. Пялился украдкой на девичьи голые плечи и почти голую грудь.

— Пусть твой человек оттащит ее чуть дальше, — буркнул Харальд, уже берясь за засов на двери овчарни. — Я допрошу эту ведьму после Труди. Хотя постой-ка…

Он резко развернулся, подошел к девке. Спросил, глядя на нее сверху вниз:

— Ты ведь Брегга Гунирсдоттир? Раз опять полезла к Свальду — значит, Брегга. Больше некому.

Ведьма, мелко трясясь от холода, одно мгновенье смотрела Харальду в лицо. Потом отвела взгляд. Над тряпьем, закрывавшим ей рот, безумно блеснули синие глаза — помутневшие то ли от страха, то ли от полумрака и теней.

Свальд, тоже подошедший и вставший рядом, удивленно бросил:

— Да какая это Брегга?

Но затем, сразу кое-что сообразив, выдохнул:

— Выходит, они могут менять лица? Все или только Брегга? Да у нее и грудь с задницей усохли так, что не узнать! Я хочу послушать, что она тебе скажет, брат. Только не дай ей снова меня заколдовать…

Последние слова Свальд произнес чуть слышно. Но Харальд, расслышавший их ясней ясного, уронил:

— Я за этим пригляжу. Однако тебе придется побыть на всех допросах, Свальд. Сам я могу поспешить и прикончить одну из баб, не узнав у нее всего. Поможешь мне своим ножом? Заодно услышишь собственными ушами, что они еще могут.

Больше Харальд ничего не сказал, решив отложить объяснения на потом. И так пришлось потратить немало времени, рассказывая Свальду о том, что случилось на пиру. Они с братом еще побеседуют за чашей эля, когда с ведьмами будет покончено. И когда он услышит, что скажет Сванхильд. Увидит, как она на него посмотрит…

— Положись на меня, — пообещал Свальд. — Я спешить не стану.

Голос его прозвучал спокойно, хоть и хрипловато. Но по углам рта напряглись и застыли желваки.

Загадывал Харальд напрасно, Труди веревки на руках не пережгла. Когда он вошел в овчарню, девка сидела, забившись в угол. А потом, не запираясь, отвечала на вопросы — и больше не вспоминала о том, что успела стать его женой.

Свальду, зло выдыхавшему время от времени, не пришлось пускать в дело нож, потому что ведьмы были на диво откровенны. Видно, поняли, что их битва проиграна.

Даже Асвейг на этот раз заговорила сразу, как только Харальд перехватил ее запястья покрепче. Однако слова чеканила с ненавистью. Из тонкой, как жердинка, девки, она стала пышногрудой и пышнозадой. Но кое-что от прежней Асвейг в ней все же осталось — то, как она смотрела, пусть и мимо Харальда, как вскидывала голову.

Грудастая Брегга, наоборот стала стройной, высокой, тонкой. И повадки у нее изменились. Старшая Гунирсдоттир теперь ничем не отличалась от запуганных, сломленных рабынь, которых Харальд за свою жизнь повидал достаточно…

Допрашивать баб Харальд закончил уже перед рассветом. А потом настал черед мужиков.

Первым в сарай завели Убби. И Харальд, посмотрев в лицо своего хирдмана, теперь украшенное парой кровоподтеков, спросил неторопливо:

— Что, Убби, одной рукой, но замахнулся на мою жену? Решил поквитаться со мной за Рагнхильд?

Однорукий хирдман одно мгновенье молчал, угрюмо глядя ему в глаза. Затем отвел взгляд. Неровно сказал:

— Рагнхильд я, конечно, никогда не забуду. Однако замахивался я не на твою жену, конунг Харальд. А на зверя, который укусил новую дротнинг моего конунга. Да еще на свадебном пиру, прилюдно. Хочешь меня наказать? А за что? За то, что я кинулся защищать твою нынешнюю бабу?

— Ты знал, кто эта волчица, — тихо уронил Харальд.

И змея над его плечом беззвучно качнулась. Он продолжил, ощущая, как по телу, начиная от шрама, вспахавшего брюхо, ползет холод — и как тяжело, ледяной трясиной, колыхнулась внутри ненависть:

— Все войско знало, что должно случиться с дротнинг Сванхильд. Все были предупреждены. Волчица, не испугавшаяся огней и людей, рядом со мной… это могла быть только она!

— А хоть бы и так, — вдруг буркнул Убби.

И зыркнул на Харальда исподлобья. Но тут же снова отвел взгляд. Заявил твердо:

— Я свой нож занес не сразу. Сначала посмотрел на тебя, конунг. Ты стоял неподвижно, пока ярлы у тебя на глазах резали волчицу. И обнимал при этом свою новую дротнинг! Что я должен был подумать? Только одно — кем бы эта волчица ни была, теперь она тебе лишь помеха. К тому же зверь перед этим напал на твою новую жену. И тебя укусил!

Харальд резко выдохнул, Убби смолк, точно почуял что-то. Снова быстро глянул в лицо конунга. Добавил уже не так уверенно, но громче прежнего:

— Если ты сам стоял и смотрел, как твою бабу полосуют ножами — то искать виноватых начинай с себя, конунг Харальд! Однако все обычаи на моей стороне! Волчицу я не тронул ни рукой, ни лезвием, ни словом. Тут даже вергельд платить не за что. И как только ты приказал, я отступил назад. Никого не ранил, не убил!

Хирдман замолчал, по-прежнему глядя в сторону. Харальд, ощерившись, негромко уронил:

— Так ты видел, как меня укусила волчица, Убби? Но тогда ты видел и другое. Что я не схватился после этого за нож. Даже не шевельнулся. А ведь ты никогда не был дураком, Убби. И раз там, в Йорингарде, вовремя сообразил переметнуться ко мне… то и тут наверняка успел понять, что я не в себе. Что стою столбом, потому что скован чарами!

Убби, уставившись в угол овчарни, хмуро начал:

— Мало ли что я понял…

Но тут же осекся. Точно осознал, что сболтнул лишнего.

— А что ж еще, Убби? — шипяще выдохнул Харальд, делая коротенький шаг вперед.