Страница 21 из 22
Аудитория заворожённо слушала. В первых рядах конспектировали.
– Постмодернизм, – задумчиво произносил обозреватель.
– Постмодернизм, – с восхищением повторяла студентка из первого ряда.
– Экспрессионизм, – говорил обозреватель.
– Экспрессионизм, – мечтательно вздыхала студентка из второго ряда.
– Простите, пожалуйста, повторите фамилию новенького прозаика по буквам, – попросил кто-то из задних рядов.
Обозреватель продиктовал по буквам.
– Хочу заверить, – улыбнулся он в конце выступления, – что наш журнал живёт, здравствует и будет жить, несмотря на уменьшившийся в силу разных обстоятельств тираж.
– А какой сейчас тираж?
– Пятьдесят тысяч.
– Всего пятьдесят тысяч? Раньше был, по-моему, миллион!
– Три миллиона было. Зато сейчас у нас самые верные, настоящие ценители отечественной прозы.
– А как выглядит журнал?
– Пожалуйста! – обозреватель вынул из полиэтиленовой сумки журнал, показал.
– Это настоящий? Сейчас такой выходит?
– Конечно.
– А почему обложка не синяя, а бледно-голубая?
– Нам сказали, что синяя экологически вредна.
– Можно поближе посмотреть?
– Пожалуйста, – обозреватель передал журнал сидящим в первом ряду, журнал стали листать, гладить, читать фамилии авторов, заголовки статей, передавали дальше.
– Можете оставить нам этот экземпляр? – робко спросил кто-то из преподавателей. – Для университетской библиотеки?
– Конечно, три экземпляра оставлю… Если б знал, что нужно, взял больше, – и обозреватель вынул из сумки ещё экземпляры журнала, передал в зал.
– А почему Жириновского выбрали? – вдруг громко спросил мужчина с горящим взором, сидящий сбоку.
Обозреватель пожал плечами.
– Я за Жириновского не голосовал, – сказал он. – И родители мои, из Малоярославца, тоже не голосовали за него.
– А почему Шахрай поссорился с Гайдаром? – вскочил другой мужчина с пятнами на лице. – Почему Фёдоров не справился с Геращенко?
– Товарищи, товарищи, у нас литературная встреча, – поднялась с места проректор Гаянэ Хачатуровна.
– Продолжайте, пожалуйста, – улыбнулась она выступавшему.
Тот продолжил выступление, рассказал о прозе Ерофеева, стихах Дмитрия Пригова, повести Марины Палей.
– Если у вас есть вопросы, пожалуйста, задавайте, постараюсь ответить, – закончил он своё выступление, вытер вспотевшее лицо платком и дружелюбно улыбнулся студентке из первого ряда, восхищённо смотревшей на него.
Студентка поднялась, приблизилась к новомировцу, дотронулась пальцем до рукава его джинсовой куртки, прошептала: «Настоящий!» И удалилась на место.
Аудитория дружно поблагодарила выступавшего аплодисментами.
Затем поднялся критик из «Дружбы народов», вернее, выплыл из облака сигаретного дыма, в котором пребывал, стали видны волнистые, чуть с проседью кудри и задумчивый, чуть прищуренный взгляд истинного критика (истинные критики постоянно вспоминают замечательные страницы прочитанных ими книг, поэтому порой им бывает трудно вернуться в реальную жизнь, будь то солнечный Ереван или библейский Иерусалим).
– Ну, мы сначала хотели поменять название нашего журнала «Дружба народов» на какое-нибудь другое, – сказал он, – но подумали, подумали и не поменяли…
– Правильно сделали, – крикнул кто-то из зала, – дружба есть дружба.
– Молодцы! – крикнул кто-то ещё.
В зале раздались аплодисменты.
– Москва – Ереван! Москва – Ереван! – закричали во дворе.
Проректор Гаянэ Хачатуровна встала и закрыла окно.
– Пожалуйста, продолжайте, – подбодрила она критика.
– Ну, вы помните, – продолжал критик, ещё сильнее прищуриваясь, как бы обозревая «даль времён», – когда у нас печатали Иона Друцэ из Молдавии, Гранта Матевосяна из Армении, Олжаса Сулейменова из Казахстана, Амирэджиби из Грузии, Мара Байджиева из Киргизии, Матса Траата из Таллина, Ивана Драча из Киева, Акрама Айлисли из Баку?..
– Из Баку? Не произносите при нас слова «Баку»! – вскочил мужчина с горящим взором.
– Акрам Айлисли – хороший писатель, – растерялся критик.
– Акрам Айлисли – хороший писатель и мой друг! – выступила вперёд Анаит Баяндур.
– Акрам Айлисли из Баку ваш друг? – возник перед ней депутат от оппозиции. – И вы с ним дружите?
– И с ним, и с Рамисом Алиевым, и с другими хорошими писателями из Баку, – твёрдо сказала Анаит.
– Я выступлю в парламенте, – взвился депутат, – я поставлю вопрос…
– Ставьте, – крикнула Анаит и отвернулась от депутата.
Тот исчез, будто растворился в воздухе.
– Мы хотим продолжить традицию нашего журнала печатать Маро Маркарян, Сильву Капутикян, Гранта Матевосяна, других армянских писателей. Ждём новых произведений, – улыбнулся критик и сел.
– А журнал с собой привезли? Можете показать? – спросили из зала.
– Пожалуйста, – критик встал, вынул из сумки журнал, пустил по рядам.
Все стали разглядывать его, читать вслух названия статей, фамилии авторов, передавали журнал дальше.
– А что делает сейчас Фазиль Искандер? Пишет? А Андрей Битов? Почему Евтушенко молчит?
– Почему Жириновского выбрали? – снова вскочил мужчина с горящим взором.
Аудитория опять загалдела.
– Я за Жириновского не голосовал, меня вообще не было в Москве, – пожал плечами критик.
– А где вы были? Может, в Баку? – вскочил мужчина с пятнами на лице.
Критик развёл руками.
– Не в Баку. В Израиле. Я в гости ездил по приглашению.
– А почему у вас есть такие партии – чистые фашисты? – поднялся в зале ещё один мужчина.
– В Москве много всяких партий, – помолчав, ответил критик, – в Москве много разных людей. В Москве живёт десять миллионов человек. Вот, сколько сейчас в Армении?
– Три миллиона, – ответил кто-то из зала.
– Не три миллиона, триста тысяч уехало, – поправил кто-то из зала.
– Не триста тысяч, больше уехало, – заметил кто-то ещё. Зима, знаете, какая холодная была!
– Товарищи, товарищи, – снова поднялась с места Гаянэ Хачатуровна. – У нас литературная встреча. Давайте поблагодарим гостя за интересное выступление.
Все дружно зааплодировали.
Настала очередь рассказчицы из Москвы.
Она выступила вперёд, посмотрела в окно, на ветку цветущего персика и сказала с чувством: «Минас Аветисян. Роберт Элибекян. Джотто Григорян». И закрыла глаза, кажется, потеряла сознание.
– Воды, – вскочил студент из первого ряда. – Ей плохо.
Гостья снова открыла глаза и внятно произнесла: «Мартирос Сарьян. Акоп Акопян. Эчмиадзин». Глаза её снова закрылись.
– Дайте же воды! – закричал студент из первого ряда.
Воды поблизости не оказалось. Но другой студент, более находчивый, чем первый, протянул руку в окно, сорвал ветку цветущего персика и преподнёс гостье. Та тут же открыла глаза, поблагодарила улыбкой, прошептала:
– Где я? В Армении? Тогда я прочту рассказ о вашей замечательной поэтессе!
И она с улыбкой, не потеряв сознания ни на секунду, прочла рассказ о присутствующей здесь поэтессе.
Поэтесса поднялась, приветственно помахала всем рукой, сказала несколько прочувствованных строк об Анне Ахматовой, когда-то переводившей её стихи. Молодо улыбнувшись, села на место.
Все дружно похлопали, все были рады, что любимая поэтесса находится среди них, такая же обаятельная, искренняя, талантливая и прекрасно выглядит, несмотря на свои семьдесят с лишним лет.
Наконец взоры присутствующих обратились к последнему из московских гостей, он ожидал выступления с гитарой в руке.
Он встал, тряхнул длинными белокурыми волосами, сверкнул бледно-голубыми, как московское небо, глазами и запел взволнованно и страстно о Весне, Любви, Красоте.
Лица присутствующих озарились улыбками. Краски жизни явственно заиграли на них. Девушки широко раскрывали глаза, краснели, прикладывали ладони к пунцовым щекам, преподавательницы вздыхали, мечтательно смотрели в окна, на ветки цветущего персика, юноши хмурили мужественные брови, двигали желваками, скрежетали зубами.