Страница 2 из 22
– Рудаки. Десятый век. Эпоха Саманидов, – ответил он.
– А когда жили кидани?
– После сельджуков, двенадцатый век.
Я схватил планшетку и нашёл там страничку со своими рисунками, недавно я перерисовал каменную роспись в пещере, неподалёку отсюда.
– Что это?
– Это богиня Умай, – сказал он, взглянув на рисунок. – Богиня плодородия у тюркских народов.
Мы помолчали. Всё-таки одет он как самый обыкновенный чабан.
– А почему вы так одеты? – спросил я. – Не в какой-нибудь парчовый халат, в дорогие меха? У вас такая важная миссия…
– Так удобнее, – ответил он. – Так одевались чабаны во все времена.
– А нет ли у вас чего-нибудь из того времени, где вы побывали? – загорелся я. – Хотелось бы взглянуть… Может быть, какая-нибудь монетка времён Кушанского царства или бронзовая застёжка, серёжка…
Человек посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Вынул из-за пазухи веточку, протянул мне. От веточки исходил такой знакомый душистый горьковатый аромат!
– Полынь! – ахнул я. – Емшан-трава!
– Да, проезжал недавно большое поле, – сказал он.
– А где было поле? В какой стране? – спросил я.
– Дешт-и-Кипчак.
– Там жили будущие казахи?
– А также татары, кумыки, балкарцы, карачаевцы, якуты, чуваши, гагаузы, многие…
Он поднялся и свистнул. Лошадь подошла к нему.
– Мне пора, – сказал «чабан». – Рахмат. Я рад, что вкус хлеба не изменился. И изюм тот же.
Опять где-то наверху нежно просвистел суслик, над нашими головами пролетела парочка перепёлок.
– Рад, что суслики ещё живут в степи и птицы летают. Сау бул, друг. Может, ещё увидимся.
Он вскочил на лошадь, взял её под уздцы и поскакал прочь.
Я смотрел ему вслед. Он был абсолютно реальным. Ничто не просвечивало сквозь него. Ни звёздное небо, ни расплывающийся в лучах заката степной пейзаж… И цокот копыт слышался ещё долго. А потом всадник ускакал в глубь каменистой впадины, растаял в желтеющих сумерках.
Когда вечером я возвращался на уазике в посёлок, рассказал водителю, что днём видел странного чабана, который показался мне просто сумасшедшим.
– А в Аксае много сумасшедших, – сказал, усмехнувшись, водитель, – особенно после испытаний на Семипалатинском полигоне…
Поздно вечером в гостиничном номере я включил телевизор. Показывали «Клуб кинопутешествий», праздник в окрестностях Лхасы в Тибете. На праздник съезжались местные жители, на лошадях, яках, с шерстяными пледами на плечах, тут же были гости-иностранцы, некоторые – с кинокамерами. Показали крупным планом каменистую пустынную дорогу, по которой ехала семья тибетцев: мужчина с мальчиком, верхом на лошади, и женщина с девочкой на руках. Позади них, чуть отстав, ехал верхом ещё один мужчина. У него было скуластое смуглое лицо и смоляные волосы до плеч. Одет он был в овчину и штаны из телячьей кожи. Сначала я принял его за местного жителя, но потом пригляделся и узнал. Вдали высились величественные стены горного монастыря с пагодой.
Праздник должен был начаться в полночь. Ожидалась ночь полнолуния.
Ночью я вдруг проснулся. Внезапно вспомнил, что у моего дедушки был отец, говорят, богатырского телосложения и необыкновенных талантов. Фотографии его в нашем семейном альбоме не было, мама рассказывала о нём как-то таинственно и туманно. Кажется, были какие-то документы, но они исчезли в архивах госбезопасности много лет назад. Но ведь можно их, наверное, разыскать?! Восстановить связь времён, так сказать! Может, и я могу стать штопальщиком времени, хотя бы в пределах своего рода…
Мгновение
Ты сидишь в маленькой комнате в современном многоэтажном доме из стекла и бетона, окружённая знакомыми вещами, держа в руке журнал, чашку чая, бездумно глядя на книжные полки, акварель на стене, цветы в вазе. Кажется, ничего не происходит, ты ни о чём не мечтаешь, не вспоминаешь, не размышляешь, нет в этот миг ни прошлого, ни будущего… Вдруг за окном пролетает птица, чуть не задев крылом стекло. Ты вздрагиваешь, смотришь вокруг себя проснувшимся взглядом, ты чувствуешь, как бьётся твоё сердце, пульсирует кровь в висках, горяча ладонь. Тебе внезапно хочется действий, поступков, точных ярких слов. Ты ищешь бумагу, ручку, ищешь слова, ты тут же хочешь написать рассказ о женщине, похожей на тебя, жившей, однако, в седьмом или девятом веке… Может, она правительница и живёт в причудливом, похожем на драгоценный камень, брошенный в песках, дворце с галереями вдоль стен, там комнаты с зарешеченными окнами устланы мягкими узорными коврами, а стены обиты нежным переливчатым шёлком, и пахнет благовониями и осыпающимися лепестками роз… Написать о её прогулках по ночному прохладному саду, об её томительных взглядах в ночное небо, усеянное яркими, неправдоподобно большими звёздами, такие можно увидеть только в тех южных широтах… Написать о её смятении, мечтах, тоске… Она мечтает окружить свой трон возвышенными, благородными людьми, она хочет покровительствовать поэтам, художникам, учёным, философам, хочет править своим народом справедливо! Увы, мечты эти несбыточны, жизнь правительницы коротка, её правление недолговечно. Как всегда – козни врагов, борьба между собой приближённых к трону, за власть, за богатство, за сферы влияния, может, и её собственные ошибки… И лишь стихи, написанные ею, каким-то чудом сохранившиеся до наших дней, передают её переживания, размышления, они искренни, поэтичны, в них сохранился аромат её эпохи… А, возможно, ты увидишь перед собой совсем не эту правительницу, а солнечный октябрьский день в Египте, Долину царей и храм царицы Хатшепсут, высеченный в скале, увидишь золотой трон фараона Тутанхамона в Каирском музее и бесчисленных скарабеев, золотых, серебряных, сердоликовых, под стёклами витрин в залах этого музея… Увидишь жёлтую Ливийскую пустыню на пути из Каира в Александрию, рассвет на священной реке Ганг в городе Варанаси, погребальные костры индийцев на берегу великой реки, и свою зажжённую свечу на листочке баньяна, уплывающую вдаль… Увидишь серые, совсем не жёлтые пески под Ашхабадом и свою подругу-туркменку в бархатном платье вишнёвого цвета, сидящую на песке и увлечённо рассуждающую о повести «Джан» Андрея Платонова, так понравившуюся ей. Увидишь узкую каменистую улочку в старом Баку, где с одного балкона с чугунной узорной решёткой легко перекинуть пачку денег на противоположный балкон – как плату за соучастие в ограблении прохожего, за взлом сейфа, за похищение красавицы, – есть такие улочки в старом Баку, где сам воздух насыщен опасностью и приключениями… Ещё ты можешь увидеть современный, отстроенный после землетрясения, такой безликий район в Ташкенте – Юнусабад и трёхэтажную бетонную школу, построенную почему-то в яме, так что каждую осень жёлтые листья бесчисленных тополей с окрестных пустырей засыпают стены школы чуть ли не до окон первого этажа… И, наконец, ты видишь белую мечеть с зелёным остроконечным минаретом в твоей Уфе на берегу реки Белой, видишь старинные постройки торговых рядов в центре города, у бывшего трамвайного кольца и рельсы, по которым движется старый трамвай, первый номер, и он останавливается у деревянного дома с тёмными резными воротами… Но потом ты вспоминаешь, что дома уже нет, он давно снесён, и ты никогда больше не поднимешься по ступенькам деревянной лестницы на второй этаж, не откроешь дверь в освещённую утренним солнцем комнату, не увидишь величавый тополь за окном, и лиц дорогих тебе людей, они рассеялись по всему свету, а иных уже и нет в живых… В этот момент тебе становится по-настоящему грустно… Но за окном опять пролетает птица, чуть не задев крылом стекло, и ты замечаешь, что сидишь сейчас в своей комнате, в многоэтажном большом доме в городе Москве и слышишь, как неумолчно звонит телефон… Ты поднимаешься и идёшь ответить тому, кто звонит…
Восемь узбекских халатов
Первый узбекский халат из ткани бекасам синего цвета Дина подарила двоюродному брату Ринату на день рождения. Через неделю жена Рината позвонила и сказала: «Слава Аллаху, спать начал в твоём халате! А то замучил нас своей бессонницей. Теперь, как вернётся с работы из Верховного суда, поужинает, наденет твой халат и закрывается в спальне, засыпает… А ночью просыпается и садится работать, папки с делами преступников читает…»