Ливонская ловушка

Кирьянс, недоверчиво покачивая головой, придвинулся к пленнику ближе.

– Где это было?

– Где?

– Как называлось поселение ливов?

– Это замок Турайда. Там, где живет сам вождь Каупо.

– Каупо не наш вождь! – громогласно уточнил Кирьянс. – Он предал наш народ и продался германцам. Так ты – человек нашего врага, предателя Каупо! Ну, скоморох, что ты на это скажешь?

– Я не его человек. Зимой купец, который привел меня с собой, умер. Меченосцы увидели мое представление на весеннем празднике и позвали к себе, чтобы я спел для них в замке Икскюль. Мои песни понравились рыцарю Рейнгольду, он прибыл на помощь к Конраду, а потом заставил пойти с его отрядом в поход. Я отказывался, но он ничего не хотел слушать. Я стал его пленником и мечтал сбежать от него при удобном случае. Это был жестокий человек. Молодой, но жестокий. А теперь… Даже не знаю, в какую сторону мне теперь идти. Может быть, вы возьмете меня с собой?

Возбуждение от недавней схватки утихало вместе с угасающими сполохами костра, темнота все гуще обволакивала собравшихся на поляне ливов, и единственными звуками стало потрескивание догорающих веток. По обычаю, трудное решение должен был озвучить старейшина. Литвины, не задумываясь, забирали людей в рабство, чтобы те обрабатывали землю или ухаживали за скотом, пока мужчины заняты ратным делом. В отличие от них ливы не любили чужаков в своих селениях. Другое дело – скоморох. Каждый день и так приносил слишком много поводов для печали. Больше, чем поводов для веселья. Но и свидетели расправы с меченосцами были ни к чему. Люди пропадают в лесу по воле богов, такое случается, и винить за это некого. Но когда убийцы известны, мстители могут наслать на обидчиков целое войско…

Всего несколько мгновений назад Уго уже решил судьбу обезглавленного меченосца, не спрашивая ничьего согласия. Сейчас глаза окружающих его ливов тоже были устремлены на него. И он поднял вверх правую руку:

– Меченосцы расползаются по нашей земле, как муравьи весной. Сегодня нам повезло. Мы первыми увидели наших врагов. Кто знает, что будет завтра. Но мы не воюем со скоморохами. Ты правда хочешь пойти с нами?

– Если ты не против, великий вождь. Я – как осенний листок, которого носит ветер странствий. У меня нет своего дома, и мне не выжить в лесу одному. Да, я хотел бы пойти с тобой.

– Что ж. – Краем глаза Уго проследил за Кирьянсом. Лицо старейшины Мустанума было невозмутимо, но голова чуть склонена в готовности принять любое решение. – Пусть будет так. Но ты должен поклясться, что никогда и никому не расскажешь о том, что ты видел здесь и еще увидишь, оставаясь с нами. Согласен?

– Согласен! – пленник торопливо протянул руку навстречу старейшине, и Уго сжал его ладонь так, что на глазах миннезингера выступили слезы. – Я, минне… хорошо, хорошо, не дави так сильно… я, скоморох по имени Вальтер, или, если хочешь, листок, носимый ветром, согласен прилепиться к тебе! И клянусь никому не рассказывать о том, что увижу, оставаясь с твоим героическим отрядом… ой, больно же, ну как мне еще вас называть?… оставаясь с приютившим меня племенем ливов. Клянусь.

– Хорошо. Мы пожали руки. – Уго отпустил ладонь пленника, да не пленника уже, а добровольно перешедшего на их сторону нового члена общины, и повернулся к старейшине соседского поселения. – Если ты не против, конечно. А добычу разделим пополам.

Кирьянс кивнул в знак согласия, и висевшее в воздухе напряжение растворилось в сыром весеннем воздухе. Люди Уго привычно взялись выкапывать на поляне принесенными с собой лопатами ямы, снимали с трупов одежду и сапоги, собирали брошенное оружие. Скинув тела в яму, присыпали их тонким слоем земли, сверху накидали еловых веток, разворошили костры. Вскоре от места битвы не осталось и следа.

Первой в ветвях дерева на опушке заухала сова. Следом, встревоженные недавним нашествием людей, заголосили другие птахи. Лес оживал. На поляну выбежала лисица, принюхалась, остановилась и попробовала разрыть землю под еловыми ветками, но что-то насторожило ее. Она приподняла голову над высокой травой и застыла. Только движение ушей выдавало ее. Успокоившись, она вернулась к своему занятию, и тотчас новый звук заставил ее застыть. Но лишь на краткий миг. Не раздумывая более, она метнулась к деревьям и скрылась в спасительной темноте.

Только тогда на поляну вышел человек в белом одеянии. Он медленно, подобно лисице напряженно вслушиваясь в звуки леса, прошелся по поляне, поворошил ногой ветки над недавним кострищем, подошел к месту, где ранее стояли шатры, поднял с травы заостренный колышек. Глаза его были расширены от ужаса и отчаяния. Он опустился на колени и тихо, почти неслышно пробормотал благодарственную молитву Господу. Потом поднялся, еще раз внимательно огляделся и, тяжело ступая, направился в сторону, противоположную той, в которой скрылись погубившие его товарищей язычники.

Глава 12. Рига. Июнь 1210 года

Пара ремесленников заделывала пролом в крепостной стене. Один из них пытался втолкнуть в щель слишком большой для нее камень, а его напарник, наблюдая за усилиями сотоварища, озадаченно почесывал русоволосую голову. Щель не расширялась, камень не уменьшался, мастеровые, не обращая внимания на окружающих, громко переругивались на неизвестном епископу языке, упорно пытаясь преодолеть природу вещей. Мудро ли это, доверять фортификационные работы иноверцам, усомнился Альберт и подозвал поджидающего в стороне городского зодчего Вартбуха – уже немолодого, заметно погрузневшего за последние годы человека с мясистым лицом. Зодчий был нарасхват – стройки шли повсюду, новые улицы возникали одна за другой, и каждое строение должно было возводиться исключительно с его согласия. Поговаривали, что и мзду он за это требовал немалую, но и про пожертвования для церкви не забывал, поэтому относился к нему епископ вполне благосклонно. До тех пор, пока во главу угла ставились интересы города.

– На последнем капитуле было сказано, что работы по укреплению крепостной стены должны быть первоочередными. Почему пролом до сих пор не заделан? – раздраженно бросил епископ. Настроение было скверным: Эрих фон Бред на Готланде с солидным запасом янтаря, который он должен был обменять с тамошними купцами на звонкую монету, так и не объявился, хотя Ригу покинул две недели назад, никаких известий о его пребывании не поступало, предположить можно было самое худшее. В результате на острове епископ оказался с пустой мошной, и склонить к походу в Ливонию удалось лишь двоих пилигримов, хотя и достаточно знатных родов, чтобы при них Иоганн уже не так уверенно распинался о подвигах своего именитого, но уж очень, очень отдаленного родственника. Хуже было, что и городская казна сильно оскудела. С тех пор как по требованию покойного магистра Винно фон Рорбаха и с соизволения Римского Папы треть завоеванных земель стала отходить ордену, поток поступлений в церковь заметно иссяк. Пришлось даже отложить на время покупку церковной утвари, приостановить постройку часовни. Да бог с этим! Не ему, слуге Господня, роптать на недостаток мирских благ! Все еще будет – и походы новые, и добыча великая, это еще только начало пути. Главное, не споткнуться бы на нем сейчас!

Вартбух почтительно склонил голову.

– Пока вы отсутствовали, ваше преосвященство, с Божью милостью, прошли проливные дожди, стену подмыл ручей и часть кладки рухнула. Людей не хватает. И не только.

– Что? Божьей милостью стену подмыл ручей?!

– Извините, если неудачно выразился, ваше преосвященство, но ремесленникам надо платить, а казна…

– Мне известно, что за работу полагается оплата, – оборвал его епископ. – Но мы только что прошли мимо твоего нового дома. Кажется, он заметно изменился.

Лицо Вартбуха побагровело.

– Мы найдем средства, ваше преосвященство. Не извольте беспокоиться.

– Я не буду беспокоиться, если это произойдет быстро. И еще. Сегодня я привез новых людей. Среди них есть каменных дел мастер Курт из Бремена. Найдите его и направьте сюда. Пусть хоть за спинами каменщиков стоит, но чтобы стена до завтра была в порядке!