Тьма века сего

— Ну нет, — хмыкнул Мартин, поежившись. — Мне не жаль.

Оба тихо рассмеялись, и стриг, помедлив, уже серьезно сказал:

— Альта просила кое-что передать. Она считает, что в следующем году стоит перевезти Александера из Карлштейна в приют Конгрегации. На время.

— Она помнит, на чем мы условились?

— Да, и просила обсудить это в Совете. Альта считает, что быть при дворе и при отце — дело хорошее, но Александеру стоит начинать налаживание связей с будущими макаритами с самого детства, и ему будет полезно проводить время частью в Карлштейне, частью в Макарии. А ей полезно будет хотя бы ненадолго вернуться к работе, «пока совсем не закисла».

— Ему два года, — напомнил Курт терпеливо. — Какие связи, о чем она? Вот когда будет хотя бы лет пять — тогда и обсудим. Пусть даст человеку спокойно пожить, хотя бы пока он не научится толком говорить и хоть как-то понимать, что происходит вокруг.

— Тебе придется сказать ей это самому, — мягко, но настойчиво сказал Мартин. — Придется выделить время в своем плотном служебном плане и их навестить.

— Разумеется, — невозмутимо отозвался Курт. — Как только цепкие когти Висконти соизволят меня выпустить. Сдается мне, у него тем для заседаний запасено на пару томов.

— Неудивительно, — хмыкнул стриг. — Даже я понимаю, сколько всего пришлось разгребать.

Курт не ответил: поспорить тут было не с чем.

Два с половиной года, миновавшие с того памятного дня, когда их маленькая группа вышла из Поттенбрунна с безжизненным телом беглого понтифика, и впрямь выдались насыщенными, и покоя не знали ни Фридрих, ни Конгрегация.

Первые же проблемы начались тотчас после того, как в замок вошли инквизиторы в сопровождении собственной стражи и легионеров Императора: часовня оказалась пустой. На полу остались пятна крови Мартина, осталось на стене треснувшее Распятие, но тел восьми монахов в потрепанных хабитах не было. Замок обыскали с крыши до подвала, заглянув во все возможные закутки, но ни единой живой души обнаружить не удалось; что сталось с бойцами и разведчиками, направленными сюда ранее, тоже осталось неизвестным.

По лагерю тем временем разнеслась весть о смерти еретика, зовущего себя антихристом, и к телеге с телом Коссы потянулись делегации и отдельные любопытствующие, желающие лично взглянуть и убедиться. Поняв, что препятствовать бессмысленно, да и неполезно для пропаганды, майстер Великий Инквизитор махнул рукой и лишь велел выставить охрану, дабы пресечь возможные инциденты, если кому-то в порыве гневных чувств вздумается учинить с телом поверженного противника какое-нибудь непотребство вроде пинания, плевания или отрезания выступающих частей на сувениры.

Погоды, к счастью, стояли предсказуемо студеные, и тело могло относительно спокойно дожидаться решения своей судьбы. Везти его через половину Австрии в пределы Империи, само собой, было затеей исполнимой, но рискованной, посему торжественное сожжение останков еретика следовало учинить на месте, тщательно рассчитав, где, когда, каким образом и в какой обстановке, дабы репутационные выгоды были максимальными. В итоге был выбран небольшой холм неподалеку, где и соорудили солидный костер.

Тем временем одна за другой повалили новости.

Первой пришла весть из Вены: войска Эрнста Железного в кровопролитном, но успешном сражении после долгой осады захватили город. Взять в плен сына Альбрехта Австрийского не удалось — тело было найдено на камнях у подножия башни его резиденции, и осталось неизвестным, решился ли он сам на добровольный уход из жизни, дабы не оказаться в руках врагов, или ему помогли. Как бы там ни было, Фридрих со спокойной душой мог исполнить то, что было обещано Эрнсту при планировании вторжения, а именно — вручить ему фогство и собственно Вену, наведение порядка в которой и стало заботой герцога. Точнее, бывшего герцога: упразднение герцогств как таковых на всей территории Австрии и установление вместо них фогств было вторым решением Императора. Впрочем, кое-что Эрнст приобрел, став графом новосозданной единой Австрийской марки — Империя не забывала о каре для врагов, но и друзей и подданных без награды не оставляла.

Еще одной проблемой, требующей незамедлительного решения, были те самые территории. Не сказать, что война опустошила эти земли, но из-за вычур Коссы ближайшие несколько деревень обезлюдели в самом буквальном значении, да и армия Альбрехта положила в боях большую часть дееспособных мужчин. Бывшее герцогство австрийское требовало и управленцев на местах, и рабочих рук, и решение было найдено простое и проверенное еще Орденом за многие десятилетия: переселенцы с германских и богемских земель. Фридрих таким образом убивал даже не двух, а трех зайцев — заселял опустевшие территории, обеспечивал землей своих подданных и вбивал в австрийский монолит имперские колья.

Советы и мимоходные совещания «на лету» шли едва ли не каждый день — решения, взвешенного, с учетом дальних последствий, требовало буквально всё, включая возвращение победителей к родным пенатам. На захваченных землях следовало оставить гарнизоны, по еще не пройденной территории — пройти, редкие очаги сопротивления — загасить, сдавшихся и пожелавших присягнуть — принять, сомневающихся — убедить. Оставался еще замок архиепископа Зальцбурга, осаду и штурм которого Фридрих уже распланировал, когда от святого отца прибыл парламентер с предложением сдать Хоэнзальцбург без боя в обмен на обещание сохранить жизнь пастырю душ и позволить ему провести остаток дней простым монахом — в любой, даже самой захудалой обители, на выбор Его Величества.

Тем временем Орден и Конгрегация занимались своими проблемами, в кои-то веки совместно, не вырывая друг у друга кормило и не интригуя друг у друга за спинами. Ситуация на сей раз была особенной и прежде небывалой: два орденских комтурства, некогда оставшиеся на территории Австрии по стечению обстоятельств, а после — постепенно, незаметно, но прочно перешедшие под руку герцога, закрывая глаза на все его грехи. В сражениях они, правду сказать, участия не приняли, не запятнав себя братоубийством и предпочтя отсидеться в стороне, и теперь следовало решить, как быть с собратьями во Христе. Расследование проводили вместе — инквизиторы майстера Гессе и комтуры фон Юнгингена. Решение судьбы братьев-отступников и претворение этого решения в жизнь майстер Гессе полностью передал Ордену.

За многочисленными хлопотами духовного и светского порядка пришла зима — настоящая, холодная и многоснежная, и возвращение победоносного войска домой пришлось отложить до весны. Традиционная торжественная коронация новоизбранного Императора в Майнце тоже вынужденно откладывалась, и Rex Romanorum[228] Фридрих, прикинув все возможные последствия, принял решение сразу после Рождества короноваться в Санкт-Пёльтене — городе, ближайшем к месту славной победы над силами Антихриста.

А в январе Альта родила мальчика. Первое, о чем спросил Фридрих после того, как убедился, что оба участника процесса в полном здравии, это унаследовал ли новорожденный дар женщин своего рода. Отрицательный ответ он постарался принять с видимым равнодушием, но нельзя было не заметить, что Император испытал огромное облегчение, да и Альта, кажется, была сим фактом весьма довольна.

К концу зимы пришли самые долгожданные новости — из Италии. Миланский фогт вошел в Рим, а главное — сумел в нем остаться, что было, с учетом норова славных граждан Вечного города, куда большим достижением. Разумеется, немалый вклад в успех внесло то, что граждане попросту устали. Граждан совершенно не устраивал Рим, превратившийся в помойку, в грязных закоулках которой семьи самозабвенно делили районы и кварталы, таверны и мастерские, склады, рыночные места и даже уличных девок, не заботясь о том, сколько непричастных горожан попадает под горячую руку. Великий город, город славы мирской и горней, будто снова возвратился во времена пришествия готов, а в варваров, к собственному ужасу, постепенно превращались его исконные обитатели.

228

Римский король (лат. Rex Romanorum) — титул главы Священной Римской Империи от избрания до коронации Папой в Риме, после которой он и получал полное право зваться Императором. Титул «избранный император», которым именовался отец Фридриха Рудольф по причине невозможности римской коронации, в реальной истории впервые и единственный раз был использован (с одобрения Папы) Максимилианом I в 1508 году.