Тьма века сего

Курт встряхнул головой. «Вы стали слишком осторожны с годами, майстер инквизитор. Стали много задумываться там, где прежде принимали решения»… Кем бы ни был этот назойливый старикашка, а в этом он прав. Что бы это ни было, стоять тут и предаваться теоретизированию не имеет смысла, надо идти. Хоть куда-то. Надо двигаться. Хоть как-то. Надо найти группу Мартина раньше, чем она доберется до Коссы. Как — неведомо, но надо.

Дверь, вопреки ожиданиям, осталась на прежнем месте — единственный вход и выход из этой часовни, а вот ручки или хоть какого-то выступа, за который можно было взяться, не обнаружилось. Курт отступил, медленно обведя часовню взглядом; нет, других дверей не было.

— А почему бы и нет… — тихо пробормотал он и, убрав кинжал в ножны, толкнул ладонью створку от себя, отметив, что совершенно не удивился, когда она легко, без единого звука, отворилась наружу.

Снаружи открылся коридор.

В раскрывшийся проем Курт видел каменную стену, чуть запыленный пол, отсвет факела где-то в стороне… И какие-то скрюченные растрепанные веревки, свисающие с потолка.

Он подступил ближе, помедлил, перешагнул за порог и сделал два шага по коридору, вздрогнув, но не обернувшись, когда дверь захлопнулась за спиной. Непонятные веревки неподвижно висели над самой головой, и теперь, в свете частых факелов, стало видно, что это корни — в палец-полтора толщиной, с торчащими волосками мелких корешков; корни проросли через низкий потолок, почему-то не пустив его трещинами, проросли так часто, что потолка было почти не разглядеть.

Курт окинул его взглядом, потом опустил голову и посмотрел направо, налево; слева заросли корней становились гуще, длиннее, ухитряясь при этом неведомым образом избегать пламени факелов на стенах.

«Он вырастил зачаток Древа. Росток растет, и Косса пересаживает его в хранилище побольше. Он бегал из замка в замок, чтобы дать ему время вырасти, чтобы росток окреп, чтобы достиг размеров, когда сможет считаться Древом хоть как-то»…

Это уже самоочевидно было не «как-то». Древо уже явно не умещалось в каком-то ящике, этот замок — весь, целиком — стал для него вместилищем. Стало быть, времени почти не осталось… Или нет? Не мог же Косса всё поставить на копье Лонгина? А если бы Ленца не смог ударить как надо, и фон Ним умер бы раньше, чем успел донести информацию? Или вовсе не стал бы ее доносить — запаниковал бы, впал в ступор и просто лежал бы и умирал в слезах… Или старое сердце не вынесло бы страха смерти и остановилось раньше, чем свое дело сделала бы рана? А если бы… Да мало ли что. Стало быть, должен иметься у Коссы запасной план. Да и как знать, быть может, Мартин с группой уже добрались до него, и копье уже у него у руках, а сам Мартин…

Курт снова встряхнул головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мысли, как пыль из корзины.

— Слишком много стали думать, майстер инквизитор, — шепнул он одними губами и, выдохнув, двинулся по коридору налево.

Стены коридора тянулись вдаль так же бесконечно, как те лестницы над пустотой; не было видно ни единой двери, ни одного поворота, вот только дальняя оконечность коридора не терялась в пустоте — казалось, что через каждые несколько шагов новый фрагмент пола, стен, корни и факелы просто появлялись из ниоткуда, достраиваясь к его видимой части. Корни висели уже так низко, что можно было, подняв руку, прикоснуться к ним, и потолок совершенно скрылся за густыми зарослями.

Время все так же не поддавалось отсчету, и Курт вскоре бросил пустые старания его контролировать, а просто шагал и шагал вперед. К корням, нависающим все ниже, он старался не прикасаться, и когда путь преградил настоящий занавес, свесившийся до самого пола и закрывший собой весь проход, он остановился, замявшись. «Он взращивает свое Древо на жертвах»…

Он вынул кинжал и аккуратно толкнул один из свисающих корней острием. Тот качнулся, задел соседний, крупнее, запутался в нем волосками и замер. Помедлив, Курт протянул правую руку и коснулся его кончиками пальцев, готовясь в любой момент отскочить назад.

Ничего не случилось, корень не устремился к нему, не обвил запястье, не вцепился в оружие, не попытался впиться в тело. Курт медленно вдохнул, выдохнул и отодвинул часть корневой завесы ладонью в сторону. Корни висели все так же неподвижно, ничуть не проявляя к гостю плотоядного интереса, и он, еще миг помешкав, решительно шагнул вперед, разведя плотные заросли руками. Заросли скребли по лицу и загораживали обзор, что-то посыпалось за шиворот — не то крошки камня, не то частицы самих корней, в одном из тонких отростков Курт запутался гардой кинжала, но тут же высвободился и двинулся дальше, морщась от пыли и мелких песчинок, норовящих засыпаться в глаза.

Он раздвинул густые корни обеими руками, пытаясь не зажмуриться, сделал еще два шага вперед — и остановился.

Коридор все так же тянулся вперед. Факелы все так же горели на стенах. Растрепанные веревки-корни все так же свисали сверху, снова не доставая до пола. И там, чуть впереди, прямо в этом полутемном коридоре, непостижимым образом разместилась часть комнаты — аккуратно убранной, освещенной солнцем, бьющим в открытое окно. У окна спиной к Курту застыла девичья фигурка в голубом платье — чуть сбоку от проема, явно в попытке остаться не видимой кому-то снаружи. Спустя миг она вздрогнула, отпрянула и нервным движением поправила и без того идеально уложенную косу. «Он!» — ликующим громким шепотом воскликнула девица и, развернувшись, метнулась куда-то в сторону, поправляя рукава и подол платья. Комната, солнце, окно — всё вдруг пошло рябью, что-то затрещало, как сырое полено, исчезло, и откуда-то издалека, словно сквозь вату, Курт успел услышать, как хлопнула дверь.

Еще несколько мгновений он стоял неподвижно, глядя перед собой, ожидая неведомо чего, ожидая чего угодно, но все оставалось по-прежнему, и ничего не происходило. Коридор, факелы, густые корни под потолком — и тишина…

Альта. Это была Альта, без сомнений. Юная, лет пятнадцати. С задорными лучистыми глазами и каким-то незнакомо светлым, жизнерадостным лицом. И то, что он видел сейчас — это не келья академии и не домик Нессель, больше похоже на комнату в большом городском доме. «Он»?.. Альта — и какой-то «он», к которому она бежит, едва ли не спотыкаясь и прихорашиваясь на ходу? Альта?..

«Где-то есть мир, в котором и Конгрегации-то никакой нет»…

Нет, бред какой-то. Тогда и Альты бы не было. Или была бы?.. Если это не отдельная большая ветвь, а просто маленький отросток, и…

«Стали слишком много думать, майстер инквизитор»…

— Отвали, — зло прошипел Курт в пустоту коридора и, выдохнув, решительно и быстро зашагал дальше.

Это снова случилось спустя пару сотен шагов — на сей раз была не комната, а улица, улица была темной и грязной, и Курт, не остановившись, не оглянувшись, до боли в пальцах стиснув рукоять кинжала, просто прошел мимо двоих, привалившихся к обшарпанной стене какого-то дома. Один из них умирал — Курт успел увидеть закатившиеся глаза и белое, как творог, лицо; а второй, крепко, но как-то легко и почти нежно его обняв, прижимался к его шее губами. Разглядеть черты его лица как следует было невозможно, но разглядывать и не требовалось — за четверть века знакомства с бароном фон Вегерхофом майстер инквизитор слишком хорошо его запомнил…

Потом снова была улица, но дневная, с деревянными приземистыми домами и бугристой слякотной землей под ногами, и Курт прошел сквозь толпу людей — одетых странно, архаично; люди что-то кричали на языке, который он не мог разобрать, в толпе промелькнуло знакомое лицо — Керн, кёльнский обер-инквизитор. Он был много моложе, со свежим порезом через всё перекошенное от злости лицо, и с кривящихся губ срывались брызги кровавой слюны. Он потрясал кулаками над головой, рвался вперед, чего-то требуя, и трое людей рядом удерживали его, тоже что-то крича, уговаривая, унимая…

Потом снова была комната. Знакомая до каждой щели в полу. Был вечер, был полумрак, была старая лежанка в углу, кто-то под одеялом, женская фигура, склонившаяся над постелью, и нарочито строгий шепот — «Всё, Курт, спать, а то папа будет ругаться»…