Пациент номер семь

— А чем занимаются другие твои пациенты во время бодрствования? — За окном пушистыми мазками снег укрывал мир. Небо уже начало терять яркость, но никто из нас не хотел зажигать свечи.

— Обычно они спят, если не принимают костерост или пищу. — Трансфигурировав из жёсткого стула удобное кресло, я забралась на него с ногами и была поглощена чтением. Впрочем, на его вопрос я ответила, даже не подняв головы.

— И они на это согласны? — Тонкая бровь взлетела вверх, скрываясь за отросшей платиновой чёлкой.

— Кроме тебя, никто не выдерживает осознания тщетности своего пребывания здесь.

И вновь это фырканье. Страшно подумать, я научилась различать разные оттенки этого специфичного выражения эмоций. Оказывается, далеко не всегда «фыр» означало презрение. Это могло быть и недоверие, и скрытый смех, и усталость, и раздражение. Сейчас в нём сквозило столько самодовольства, что, не удержавшись, я подняла глаза от книги и улыбнулась.

— Тебе помогает окклюменция, да? — Я метила пальцем в небо, но по тому, как он сдерживал губы, чтобы не улыбнуться, осознала, что попала в цель. Мгновение. И только зародившуюся улыбку сменила печать скорби.

— Когда пару лет живёшь с осознанием, что в твоём родном доме главенствует Тёмный Лорд… в доме, где ты ребёнком воровал сладости с кухни и давал эльфам смешные имена. В доме, где тайком от родителей держал под кроватью детскую метлу. Когда все ложились спать, под покровом ночи и прикрытием самого верного домовика (это, кстати, был не ваш любимый Добби) летал по коридорам особняка, чтобы стать лучшим ловцом в будущем. В этом доме убивают, пытают, насилуют на твоих глазах ни в чём не повинных людей. Даже твоих преподавателей и сокурсников, которым просто меньше повезло. А иногда и твою мать, которая чудесно играет на фортепиано. Теперь же её руки под действием круцио царапают ковёр, привезённый прапрадедом из поездки в арабские страны. Когда-то этот ковёр был приятного светло-зелёного цвета, на его поверхности летали смешные докси, и грациозно вышагивал или просто спал молодой единорог. Теперь же, — он глубоко вздохнул и как будто вынырнул из воспоминаний, с удивлением обнаружив, что у его горькой речи есть слушательница, широко распахнувшая в своём ужасе глаза. Драко будто смутился и, отвернувшись к окну, продолжил более тихо: — Единорог первым покинул полотно ковра. Не знаю, как ему это удалось. К концу месяца исчезли и докси. Я избавился от ковра, как только вернулся после победы над Тёмным Лордом в мэнор. Я вынес всё, к чему прикасался этот ублюдок: все вещи и картины, которые он отмечал одобрением, мрачные шторы в обеденном зале, стол, по которому скользила его змея. От книг избавляться было тяжелее всего. Вместе с домовиками мы сожгли всё, что могло напоминать об этом времени, на лужайке перед поместьем. Всё это время я жил лишь благодаря окклюменции, которой обучил меня Северус. Окклюменция помогала заталкивать поглубже тот ужас и отвращение все два года перед лицом сбрендившего маньяка, который поселился в моём доме. После этого закрыть рот тоненькому голоску, который паникует о том, что я могу лишиться разом всех костей, достаточно просто.

Он всё ещё смотрел на снег, который укрывал мир белым полотном, и был настолько погружён в себя, что, когда я подошла и сжала его плечо в поддерживающем жесте, вздрогнул. Драко не повернул лица, но еле заметно кивнул, и этого было достаточно, чтобы я, осмелев, провела рукой по его волосам, пропуская пряди сквозь пальцы. Никогда бы не подумала, что у человека могут быть такие тонкие волосы. Ещё раз сжав его плечо, я забрала книгу, вернула жёсткому стулу первоначальный вид и вышла из бокса. Скоро зазвонит таймер для зелья номер три.

***

— Чёртово пойло убивает мои вкусовые рецепторы. — Драко осторожно поглощал горячий суп, каждый раз пытаясь ощутить на языке хотя бы толику вкуса. Я могла лишь вздохнуть.

— Ты не смог бы держать ложку до приёма лекарства.

— Тогда почему бы тебе самой не покормить меня?

Я выразительно подняла брови, повернувшись к нему лицом.

— Я разве похожа на домового эльфа?

Белобрысый нахал сделал вид, что задумался над моим вопросом, разглядывая меня с ног до головы.

— Нет, — наконец вынес он вердикт, и мне не понравилось, как сверкнули его глаза. — У домового эльфа никогда не вырастет столь аппетитной груди.

Я с трудом удержала себя от соблазна вылить остатки супа на его шевелюру.

***

— Расскажи мне, как это выглядит в конце.

Малфой сегодня отказывался принимать зелья, задумчиво рассматривая длинные пальцы, свисающие с ладони, лишившись костей. Я могла бы его понять. Полтора месяца, проведённых взаперти один на один с колдомедиком, и ни единой надежды на скорейшее излечение. Я вздохнула, села на край постели и взяла в свою ладонь вторую руку Драко.

— Представь, что ты лишился костей не только в конечностях. В начале исчезнут кости таза, и ты потеряешь управление ногами. Руки к тому моменту останутся безвольными тряпками. — Провожу ладонью выше по его предплечью, прямо к плечам. Под моими пальцами напрягаются некогда развитые мускулы. — Ты сможешь только немного колыхать ими при достаточно развитых мышцах, не имея возможности делать какие-либо нормальные движения. Дальше проклятие возьмётся за позвоночник и рёбра. — Ещё одно движение, очерчивающее его ярко проступавшие кости на груди. Гадкий вкус зелья отбивал даже намёк на аппетит, которого и так было слишком мало в этой удручающей ситуации. Наследник Малфоев знатно похудел. — Твои внутренности начнут самопроизвольно лопаться, не выдерживая тяжести друг друга. В этот же момент череп станет мягким. — Легко очерчиваю его подбородок, скулы. — Станет тяжелее дышать, начнётся дикое давление на глазные яблоки…

Хрипло выдохнув, он попытался схватить меня за плечо, но ладонь уже не слушалась, и ужас, затопивший секундой ранее его глаза, сменился неконтролируемой паникой. Я тут же поднесла к его губам стакан с зельем, и, несмотря на опостылевший невыносимый вкус, в этот раз Малфой выпил его с жадностью. Глядя, как в дрожащие руки доходит зелье и безвольные желейные пальцы вновь наполняются костями, он облегчённо вздохнул и откинулся на подушки, прикрыв глаза.

Я как раз доставала палочку, чтобы наложить усыпляющие чары, когда мою руку накрыла его ладонь.

— Не нужно, Грейнджер. — Голос блондина звучал глухо, глаз он так и не открыл. — Хочу пожить с осознанием, что каждые несколько часов ты спасаешь мою шкуру.

Вздохнув, я посмотрела на часы. Подходило время добавления следующего ингредиента во втором котле.

***

— Гермиона, тебе точно нельзя отлучиться на завтра?

— Нет, Гарри. Ты же знаешь, что пока не нашлось человека, согласившегося добровольно отдать себя в заточение даже на несколько дней в неделю.

— Не представляю, как ты выдерживаешь всё это. — Лучший друг осмотрел мой кабинет и десяток таймеров, отмерявших каждый своё время. — Ты ведь совсем не общаешься с внешним миром.

— Вспомни наши школьные времена. Общество хорошей книги я всегда ценила выше, чем людское общение. — Это была старая шутка, но с каждым разом изображать улыбку становилось всё сложнее. На наш этаж никто не заходил, кроме обслуживающих эльфов, и я могла провести целую неделю наедине с книгами и спящими пациентами. Ах, точно, ещё и с Малфоем. При воспоминании о беловолосом волшебнике я не сдержала грустную улыбку. Истолковав её иначе, Гарри утешающе сжал моё плечо.

— Ну же, Гермиона. Кингсли вчера сказал, что невыразимцы нашли необходимый ингредиент, но его у них было настолько мало, что они не успели провести полноценные тесты и сейчас ждут свежую поставку. Единственное зелье было слишком сильным, отчего кости попросту срослись практически в цельную броню… — От представившейся картины меня передёрнуло, и Гарри улыбнулся, заключив моё тело в дружеские объятия. — Они, как и маглы, ставят опыты на мышах. Подопытная лишилась зрения, слуха, лапки выпрямились и больше не сгибались… Печальная участь, но это обнадёживает, правда?