Страница 54 из 62
— Аля, мы же не в восемнадцатом веке живем, — постарался отвлечь внимание на себя "папаЖора".
— Вот именно. В наше время честь еще дороже.
— Что по вашему надо сделать, чтобы вернуть ее? — задал вопрос Датский.
— А вы как думаете? — с вызовом воскликнула мама. — Есть только одно решение.
— Жениться? — "нашелся" декан.
— Вот именно, — в третий раз произнесла мама. В ее голосе слышалось удовлетворение. — Жениться. И больше ничего. Но даже это вы сделать не в состоянии, — с вызовом добавила она.
— Кто такое выдумал? — удивился Датский, надевая сорочку.
А мне так нравилось смотреть на его обнаженный торс. Он отвлекал от посторонних дум и ненужных мыслей.
— Закон, запрещающий многоженство. Впрочем, если бы в нашей стране это было возможно, я не позволила своей дочери выйти замуж и быть только второй.
— А если первой? — спросил Датский.
— Каким образом? — мамина бровь поднялась на один сантиметр.
— Я разведусь.
— Все так говорят, — повела плечами мама.
— И чем мне вам доказать?
— Поклянитесь, а лучше дайте письменное обязательство, — у мамы были ответы на все случаи жизни. — Немедленно.
— Хватит, мама, — подняла я руки. — Ты что делаешь?
— А что? — удивилась она. — Я устраиваю твою судьбу. Только и всего. Разруливаю, так сказать, то, что ты натворила, не посоветовавшись.
— Ну, извини. В следующий раз как надумаю ложиться в постель с мужчиной обязательно спрошу у тебя разрешения, — съязвила. — А в этот раз как-нибудь сама разберусь. Господин Датский, вы свободны.
— Доня, я же только обо всем договорилась, — укоризненно воскликнула мама.
— Меня это не интересует. Георгий Антонович, заберите свою жену, пожалуйста, пока мы не наговорили друг другу кучу всего, после чего не сможем помириться, — мой голос дрожал.
— Аля, пойдем, — "папуЖору" два раза не надо было уговаривать.
По пути, пока выходили из комнаты, мама несколько раз пыталась что-то сказать, но всякий раз закрывала рот, видя мой красноречивый взгляд.
Я услышала щелчок закрывшегося замка.
— Прошу прощения, — произнесла, не глядя на Датского. — Маму иногда заносит. Она, просто, очень сильно меня любит, — принялась оправдывать ее поведение.
Мужчина подошел ко мне, протянул руку, приподнял подбородок.
— У тебя прекрасная мама. Сразу видно в кого ты такая.
— Какая такая? — еле слышно вдохнула, ожидая ответа.
— Удивительная.
Вроде бы обыкновенное слово, а как оно было произнесено. С теплотой. Нежностью. Датский прошелся рукою по лицу, нежно очерчивая овал.
— Мне нужно разобраться с делами, — он с сожалением опустил руку.
— Да, конечно, — только и смогла сказать.
На занятия я все же пошла, хоть и не на следующий день. Все же поддалась на уговоры мамы, Лили и Датского не бросать академию, но трусливо выклянчила несколько дней отдыха для принятия решения, сославшись на необходимость посещения врачей. Маме пришлось сознаться в недавнем приступе, за что получила еще больший нагоняй, чем за другое свое поведение. В итоге получила кучу наставлений и адресов клиник, где я должна сдать анализы и получить консультации у специалистов. Пришлось согласиться с законными требованиями родительницы. Так что мне некогда было особо рефлексировать, приходилось бегать из одного медучереждения в другое. И все на своих двоих. Машину мне так и не отдали. На вопрос когда же я увижу свою красавицу, что Датский, что "папаЖора" отмалчивались или переводили разговор на другие темы. Я подозревала, что мне ее больше не отдадут, чтобы у неизвестного не было возможности мне насолить, еще раз испортив автомобиль.
К академии я приехала в аккурат к звонку на первую пару, надеясь заскочить в аудиторию за миг до преподавателя, чтобы избежать хотя бы части вопросов и осуждающих взглядов. Не знаю какую выгоду хотела получить Лужева от связи с деканом, я не получила ничего кроме зависти и букета других отрицательных эмоций. От их насыщенности вокруг меня мутило. Остро чувствовать чужой негатив было неприятно, если не сказать, что противно.
На третий этаж, где должна была состояться лекция по финансовому праву, которую вел грузный Потап Потапович, бывший военный офицер, самый добрый из всех преподавателей читающих лекции в этом семестре, я поднималась по запасной лестнице. Он единственный из всех, к кому можно было опоздать и не волноваться, что не пустит на занятия. Мужчина всегда делал вид, что ничего предосудительного в опоздании нет, поговаривали, что службу в армии он оставил из-за нежелания следовать четкому распорядку. Хотя, я в этом сомневалась, сам Потап Потапович на лекции являлся всегда вовремя, не позволяя студентам ждать.
Я не желала злоупотреблять его доверием, но жизненные обстоятельства требовали определенного поведения.
Что меня заставило остановиться посредине пролета, я не знаю. Предчувствие не иначе.
— Даня, подожди, — услышала женский голос. Я не поняла кому он принадлежит.
— Что тебе от меня нужно? — а вот Данияра узнала сразу.
Отошла к стене, не желая чтобы меня видели те, кто стоял на лестничной площадке выше.
— Почему ты от меня бегаешь? Все время бегаешь и бегаешь? — начала укорять девушка.
Что она хочет от Климова?
— Я тебе ничего не обещал. Ты помнишь или нет? — судя по голосу, парню не очень то хотелось разговаривать с девушкой.
— Ну, как же так? Нам же с тобой было так хорошо вдвоем. А теперь ты меня избегаешь.
— Я тебя не избегаю. Я еще раз говорю, что между нами ничего нет, чтобы там не возомнила.
— Но ты же стонал, я слышала.
Поморщилась, когда поняла в какой ситуации Данияр мог издавать подобного рода звуки.
— Люди стонут и в кресле стоматолога, но не обязательно на следующий день бегут к нему вновь, — принялся объяснять очевидное парень.
— Ну, как же так. Я думала…
— Не знаю что ты там себе надумала, но между нами ничего нет.
— Это все из-за нее? Да? Это она стоит между нами? — голос девушки срывался. Мне на мгновение стало жутко от злости, выплеснувшейся вовне.
— О чем ты говоришь? — парень защищался как мог. — Ты хорошая, но мы друг другу не подходим, понимаешь? — принялся объяснять очевидные вещи. — Я не могу с тобой встречаться.
— Ну, ничего. Вы еще все пожалеете. Вы еще узнаете обо мне, — ненавистью сочилось каждое слово.
Я отвлеклась от разговора, на миг задумавшись кто же мог находиться рядом с Климовым, и пропустила тот момент, когда разговор прервался. Зато прекрасно различила звук удаляющихся шагов.
Хотелось подняться и посмотреть вслед уходящему, но я постеснялась Данияра. Встречаться с ним без свидетелей не входило в мои планы.
Я еще немного постояла, дождалась, когда затихли шаги парня, и только тогда поднялась по лестнице.
В аудиторию входила тихо-тихо, словно мышка. Потап Потапович размеренно читал лекцию, увидев мой вопрошающий взгляд, кивнул, разрешая пройти. В этот раз я не стала лезть на свое место, а села туда, где было свободно, чем вызвала удивление у Киры. Наша староста даже подвинулась в сторону, чтобы мне было удобнее. Я же спокойно отнеслась и к тесноте и к соседству. Меня совершенно не раздражало чужое присутствие и близость.
Об этом я поняла не сразу, а спустя где-то половину лекции. Чему несказанно обрадовалась.
— Привет, Донна, — на меня сверху вниз смотрел злой, как черт, Климов.
— Здрасьте, — бросила взгляд исподлобья на парня.
— Пойдем выйдем, — хмуро произнес он, указав на дверь. В перерыве между занятиями я не покидала аудитории и это было моей ошибкой.
— З-зачем? — непонятно почему я начала волноваться.
— Хочешь, чтобы мы при всех разговаривали? — спросил, чуть повысив голос. В нашу сторону были направлены десятки пар глаз с интересом следящие за развитием событий.
— Хорошо, — согласилась. Быть посмешищем не хотелось. Впрочем, как и давать новую пищу для разговоров.
Я поднялась из-за стола и, с видом обреченного на казнь, пошла к выходу из аудитории. Данияр шел следом, прожигая меня взглядом.